БИЛЕТ№1.1

Предмет политологии: что изучает политическая наука? Различные трактовки понятия «политика».

ПОЛИТИКА - греч— искусство управления государством. Политика есть особого рода деятельность, регули­рующая отношения членов общества, объединенных в различ­ные социальные группы и классы, с целью сохранения опреде­ленной общественной структуры и организации, а также с целью ее дальнейшего развития и совершенствования в интересах как правящего класса, так и общества в целом. “...Политика есть участие в делах государства, направление государства, определение форм, задач, содержания деятельности государ­ства...”. 

1. Предмет политологии можно определить в широком и узком смысле слова. В широком смысле слова политология выступает как общая, интегративная наука о политике во всех ее проявлениях, включающая в качестве составных частей политическую социологию, политическую философию, политическую географию, политическую юриспруденцию, политическую психологию и другие политические дисциплины. Политология предстает здесь как междисциплинарная сфера гуманитарного знания с высокой степенью сложности и многомерной структурой. Ее интересует весь "мир политического" как особая сфера жизнедеятельности людей, связанная с властными отношениями, с государством и государственным устройством, институтами, принципами, нормами, функционирование и действие которых призвано гарантировать жизнеспособность того или иного сообщества.

2. Согласно другой точке зрения, политология представляет собой лишь одну из наук о политике. Как относительно самостоятельная область политических исследований, она не охватывает всю политическую проблематику, а имеет свой специфический предмет изучения. Предметом политологии в узком смысле слова являются закономерности становления и развития политической власти, формы и методы ее функционирования в государственно-организованном обществе.

БИЛЕТ№2.1

1. Эволюция политической философии: от античности до институционального периода (Платон, Аристотель, Макиавелли, Гоббс, Локк, Монтескье).

В политической философии Платона основное место занимает идеальное государство. Эту модель государства можно назвать аристократической с заметным теократическим оттенком. В ней прослеживаются черты и признаки той формы правления, которая в тот период господствовала в Спарте. Во главе этого государства стоят философы-правители в качестве носителей неизменных, вечных, абсолютных истин. В таком государстве все слои чувствуют себя счастливыми, в нем царит справедливость, тогда как в плохом господствует несправедливость.

Идеальное государство создается не в интересах индивида или отдельного сословия, а ради целого, то есть ради самого государства, вне которого индивид существовать не может. Каждый делает свое дело и не вмешивается в дела другого. Это и есть справедливость, как ее понимает Платон.

Аристотель начинает, прежде всего, с изложения сущности государства, точнее «полиса» как «города-государства». Он считает, что государство есть общение, организуемое для блага граждан и обнимающее все другие общения. Рассматривая государство, Аристотель пишет, что вначале была семья, ибо она возникла естественным путем для продолжения рода и удовлетворения повседневных потребностей. Общение, состоящее из нескольких семей, есть селение, а «общество, состоящее из нескольких селений, есть завершенное государство, достигшее, можно сказать, в полной мере самодовлеющего состояния и возникшее ради потребностей жизни, но существующее ради достижения благой жизни». Государство, подчеркивал Аристотель, есть продукт естественного возникновения, то есть оно, как и общение, произошло естественным путем.

Каждое государство складывается из отдельных семей. Структура семьи - рабы и свободные, муж и жена, отец и дети. Один от рождения предназначен к подчинению, а другой к властвованию.

БИЛЕТ №3.1

Что такое национальное государство (государство-нация)? Когда и где оно возникает? Нации как политические и культурные общности. Понятие национального суверенитета.

Национа́льное госуда́рство (госуда́рство-на́ция) — конституционно-правовой тип государства, означающий, что последнее есть форма самоопределения и организации той или иной нации на определённой суверенной территории и выражает волю этой нации. Положение о национальном характере государства закреплено в конституциях некоторых государств, как, например, в статье 1-й Конституции Румынии. В идеале такое государство предполагает, что все его граждане (или подданные) имеют общий язык, культуру и ценности, а также, что все они являются частью единогообщества, с его институтами и его проблемами. Большинство современных стран включают многие элементы национального государства.

Национальные государства, в отличие от империй, городов-государств и постсовременных государств, обладают монополией на формулирование обязательных к исполнению правил^[1] и на применение силы в пределах своей территории^[2]. Таким образом они распространяют своё прямое правление на всё население на своей территории и стремятся организовать жизнь людей определённым образом для экономического развития или обороны.

Среди основных целей национального государства выделяют:

• Политическое и социальное единство^[7]

• Коллективный прогресс, например, экономический рост и рост уровня жизни^[8]

• Права и развитие граждан, включая равенство и улучшение возможностей^[8]

Такие цели могут быть отражены в конституции, программе образования, концепции экономического развития и других официальных документах

БИЛЕТ№4.1

1. Различные интерпретации понятия «политическая власть». Механизмы обеспечения легитимации власти. Подход М.Вебера к изучению политической легитимности.

– государственное управление рассматривается как одна из властных структур – «особая структура (вероятно, в значении "совокупность" – В.М.) органов и учреждений, осуществляющих властные функции» – функции реализации политики – функции организации, планирования, координации, анализа, контроля и другие

Полити́ческая вла́сть — способность одного человека или группы лиц контролировать поведение граждан и общества, исходя из общенациональных или общегосударственных задач.

Данное определение будет справедливо лишь в том случае, если считать понятия «государственная власть» и «политическая власть» тождественными.

Функции

• управленческая

• интегрирующая (интеграция общественных интересов)

• мотивационная

• мобилизационная

• контролирующая (обеспечение правопорядка)

• культурная

Функции политической власти напрямую связаны с функциями государства во внутренней и внешней политике.

2. Подход М.Вебера к изучению политической легитимности.

Первый тип господства Вебер называет - легальным. Здесь в качестве мотива уступчивости рассматриваются соображения интереса, т.е. целерационального действия. К такому типу, по его мнению, относятся: Англия, Франция и США.

Второй тип легитимного господства Вебер обозначает как - традиционный. Этот тип обусловлен нравами, привычкой к определенному поведению. В этом отношении традиционное господство основано на вере не только в законность, но даже в священность издревле существующих порядков и властей.

Чистейшим типом такого господства является, по Веберу, патриархальное государство. Это общество, которое предшествовало современному буржуазному обществу. Тип традиционного господства по своей структуре сходен со структурой семьи. Именно это обстоятельство делает особенно прочным и устойчивым этот тип легитимности.

Третьим типом господства является, по Веберу, - харизматическое господство. Понятие харизмы (греч. божественный дар) играет в веберовской политической социологии важную роль. Харизма, в соответствии с этимологическим значением этого слова, есть некая экстраординарная способность, некоторое качество индивида, выделяющее его среди остальных. Это качество не столько приобретенное, сколько дарованное человеку от природы богом, судьбой. К харизматическим качествам Вебер относит магические способности, пророческий дар, выдающуюся силу духа и слова. Харизмой по Веберу, обладают герои, полководцы, маги, пророки и провидцы, выдающиеся политики, основатели мировых религий и др. типы (например, Будда, Христос, Магомет, Солон, Цезарь, Сципион Африканский и т.д.).

БИЛЕТ№5

1. Политическая система:механизмы функционирования, ее окружение и функции. Функции политического процесса и политического курса. Ролевая структура политической системы.

Политическая система – это совокупность государственных, партийных и общественных органов и организаций, участвующих в политической жизни страны.

Структура политической системы состоит из институциональной, нормативной, функциональной и коммуникативной подсистем. :

Институциональная подсистема – это государство, политические партии, общественно-политические движения, профсоюзы, организации, церковь, средства массовой информации. Нормативная подсистема включает в себя нормы права, политические традиции, политическую мораль и этику.  Функциональная подсистема – это формы и направления политической деятельности, способы и методы осуществления власти (политический режим).  Коммуникативную систему представляют: политическая культура, политическое сознание (идеология и политическая психология), политические отношения.  Прежде всего политическая система осуществляет верховную власть, решения которой обязательны для всего общества.  Понятие власти – это основная характеристика политической системы в отличие, например, от экономической системы, для которой главное – это понятие собственности.  Основными функциями политической системы являются следующие: 1. Определение целей и задач общества, выработка программ деятельности в соответствии с интересами граждан страны. 2. Мобилизация ресурсов и организация деятельности общества для осуществления его целей и задач. 3. Укрепление единства общества. 4. Распределение ценностей в соответствии с интересами всего общества и отдельных социальных групп, наций, каждого человека. 5. Урегулирование конфликтов.

БИЛЕТ№6

1. Понятие «политическая идеология». Базовые принципы, лежащие в основе различных политических идеологий (либерализм, консерватизм, социализм, марксизм, фашизм, социал-демократия).

Политической идеологией называют систему идей, выражающих интересы различных субъектов политической деятельности и создающих теоретическую основу для организованных политических действий. Идеология оформляется в форме социально-политической теории, затем конкретизируется в политических программах различных партий и деятелей и, определяя поведение людей, влияет на реальную политическую практику.

Интересы различных субъектов (личностей, партий, классов, наций и т.д.), их оценки современного общества, пред- ставления о социальном идеале значительно отличаются друг от друга, поэтому различаются и идеологии.

Либерализм (от лат. liberal is — свободный) отстаивает демократические права и свободы личности, свободу предпринимательства и парламентский строй. Для либеральной идеологии характерны:

• индивидуализм — на первом месте находятся интересы личности, а не общества или другой социальной группы;

• свобода - свободе отдается приоритет перед другим и ценностями, считается, что она может быть ограничена только свободой другого человека; гарантируется также свобода предпринимательства;

• разум — самое рациональное решение будет самым правильным, а эмоции, чувства и привязанности имеют второстепенное значение;

• равноправие — все имеют равные гражданские и политические права и свободы (однако это не означает, что у всех должны быть одинаковые доходы или социальное положение);

• толерантность — все должны терпимо и уважительно относиться к иным взглядам, мнениям, убеждениям, верованиям; приветствуется и политический плюрализм;

• согласие - политические и другие социальные отношения должны основываться на взаимных договоренностях (например, на демократических выборах), а не на насилии;

• конституционализм — власть ограничивается законом, а система политических сдержек и противовесов должна быть оговорена в конституции.

В XX в. была разработана теория неолиберализма, согласно которой основными функциями государства являются защита свободного предпринимательства, борьба с монополизмом, развитие индивидуальной предприимчивости.

Консерватизм (от лат. conservare — охранять) обычно противопоставляют либерализму. Эта идеология направлена на защиту традиционного социального порядка, на противодействие различным нововведениям и изменениям. Для консерватизма характерны:

• традиционность — уважение к обычаям, традициям, прошлому как к основам стабильности в обществе; консерватизм пропагандирует ценности семьи, религии, уважения к старшим;

• несовершенство человека — всякий человек воспринимается консерватизмом как ограниченный, зависимый, эгоистичный; только жесткий социальный контроль может заставить его действовать на общее благо;

• иерархичность — естественным и необходимым является существование различных социальных позиций и статусов и связанное с этим неравенство людей в обществе;

• порядок — общество может существовать только в том случае,

• если государство установит в нем закон и порядок;

• патернализм — государство (подобно отцу семейства) должно опекать индивида и контролировать его; государственные ценности ставятся выше индивидуальных интересов;

• собственность - консерватизм обычно выступает за неприкосновенность частной собственности.

В XX в. сформировался неоконсерватизм, в задачу которого входили защита и распространение западных ценностей. Поскольку отличительной чертой консерватизма является защита существующего положения дел против нововведений, не удивительно, что неоконсерватизм вобрал в себя многие устоявшиеся либеральные ценности — защиту прав и свобод, свободу предпринимательства. При этом он попытайся тесно увязать эти ценности с традиционными (семьей, религией, патриотизмом). В то же время неоконсерватизм выступил против чрезмерной толерантности современного либерализма, усматривая опасность в мультикультурализме и неконтролируемой иммиграции.

Социалистическая идеология (от лат. socialis — общественный) в качестве идеала выдвигает принципы социальной справедливости и равенства. Элементами социализма считаются:

• равенство — всякое социальное неравенство должно быть ликвидировано;

• приоритет общества - индивид зависит от общества и все его действия социально заданы; интересы общества выше интересов личности;

• коллективизм — все люди связаны узами духовного братства, а коллективное взаимодействие эффективнее усилий одиночек;

• общественная собственность - частная собственность является источником неравенства и должна быть заменена общественной;

• массовость — социализм рассматривает политику как борьбу классов угнетателей и угнетенных; цель социализма — установление бесклассового общества;

• плановое хозяйство — экономика полностью регулируегся государством для обеспечения потребностей населения.

Социал-демократическая идеология является вариантом социалистической идеологии. Как утверждают сторонники этой идеологии, переход к обществу социальной справедливости и равенства должен быть постепенным. Механизм этого перехода — не революция и насилие, а социальные реформы. Социал-демократы стремятся к компромиссу между свободным рынком и государством. Они не выступают против капитализма, но считают, что доходы должны перераспределяться государством в пользу неимущих, чтобы сократить разрыв между богатыми и бедными.

Коммунистическая идеология — еще один вариант социалистической идеологии. Ее теоретическое обоснование было предпринято Карлом Марксом (1818-1883) и Владимиром Ильичом Лениным (1870-1924). Коммунисты считают, что реформы не способны привести общество к установлению со- циальной справедливости, так как правящие классы не захотят добровольно отдать свою власть. Поэтому единственно верный путь — революционное насилие, которое должно уничтожить капитализм. Ленин полагал, что после революции рабочие под руководством коммунистической партии переустроят общество на началах равенства и справедливости. Идеалом для коммунистической идеологии является бесклассовое коммунистическое общество, в котором реализован принцип «от каждого — по способностям, каждому — по потребностям».

Идеология фашизма (от итал. fascio — связка, пучок) сформировалась между Первой и Второй мировыми войнами на фоне глубокого экономического кризиса и политической нестабильности. Для нее характерны милитаристская риторика, культ силы, романтизация героизма и самопожертвования, воинствующий антиинтеллектуализм, призывы к национальному единству и сплочению вокруг харизматичного вождя. Кровь (национальность и раса) в фашизме ценилась выше индивидуальных характеристик. В целом фашизм пропагандировал идеи национального и расового превосходства, насилия и шовинизма. Воплощение идей фашизма на практике привело к гибели десятков миллионов людей.

Анархизм (от греч. anarchia — безвластие) находится на другом полюсе идеологического спектра. Характерной чертой этой идеологии является отрицание государственной власти. Анархисты полагают, что государственная власть — это форма насилия и должна быть ликвидирована. Свободные индивиды или небольшие сообщества могут решать свои дела без государства — сотрудничая друг с другом, обмениваясь товаром, заключая добровольные соглашения.

Помимо перечисленных идеологий можно назвать еще две системы социально-политических взглядов, которые сейчас находятся в стадии формирования: феминизм (от лат. femina — женщина), выступающий за ликвидацию всех форм дискриминации, особенно дискриминации женщин мужчинами; и энваиронментализм (от англ. environment — окружающая среда), призывающий к защите природы. Эти системы взглядов оказывают все большее влияние на политические программы и политическую деятельность.

Основные политические идеологии на рис. 8.3 расположены в последовательности, отражающей их сходства и различия. По рис. 8.3 можно определить, какие идеологии относят к левым, а какие — к правым. Как правило, левые с оптимизмом смотрят на природу человека и полагают, что социальной справедливости в обществе можно достичь без чрезмерной опеки государства. Крайне левые — это анархисты, к ним близки коммунисты. Социал-демократы — сторонники более умеренной левой идеологии. Либералы сейчас находятся ближе к центру. Собственно центристами можно назвать и тех, кто совмещает идеи либерализма и консерватизма, — неолибералов и неоконсерваторов. Правые смотрят на природу человека более пессимистично и считают, что стабильность возможна только на основе традиций, надзора, государственного контроля. Консерваторы — в основном умеренно правые, а смещение к крайне правой позиции приводит к фашистской идеологии.

НЕ ПОНЯТНО? Тыкаем сюда : http://www.mplmurmansk.ru/sites/default/files/user/u149/pril3.docx

2. Анализ работы Э.Кассирера «Техника современных политических мифов».

БИЛЕТ№7

1. Понятие «политическая культура»: его компоненты. Уровни политической культуры. Функция социализации и коммуникации. н

политическая культура – это исторически обусловленная совокупность общепринятых способов политического взаимодейст­вия и регулирующих их правил и норм, отражающая социальный опыт, традиции и интересы социальных субъектов в виде системы фундаментальных политических ценностей, установок и моделей по­ведения.

Политическая культура выполняет в обществе определенные функции:

• идентификации, реализуя потребность человека в принадлежности к сообществу, группе;

• ориентации, объясняя смысл политических явлений;

• адаптации и социализации – через приобщение к навыкам политического поведения;

• интеграции, направленной на сохранение ценностей и объединение вокруг них различных групп;

• коммуникации, осуществляя взаимодействие субъектов и инсти­тутов на основе стереотипов, мифов и символов.

2. Анализ работы К. Шмитта «Понятие политического».

 

1. Карл Шмит. Биография. Формирование взглядов

2. Политика превыше всего

3. Политический образ врага

4. Отношение друг – враг

5. Государство и право на войну

 

Карл Шмит. Биография. Формирование взглядов.

 

 Имя крупнейшего правоведа и политолога ХХ века Карла Шмитта (1888-1987) сегодня малоизвестно русскоязычной аудитории, поскольку еще до недавнего времени было под запретом официальной науки, именовавшего его «коронным юристом» Третьего Рейха. И это отнюдь неслучайно, ведь во многих его трудах можно найти оперативную критику либерального миропонимания, парламентаризма, идеи One World, т.е. той совокупности «мифов», на которых зиждется современная нам политическая реальность. Но Система подвергается мутации, постепенно вбирая в себя, переваривая и превращая в насмешку собственных противников. Трудно сказать ждет ли подобная участь работы К. Шмитта, но сам факт, что переводы его трудов на русский язык санкционируются небезызвестным институтом «Открытое общество» и издаются мизерными тиражами, расходящимися по преимуществу в академической среде, говорит о многом. Нет смысла пересказывать его работы, анализировать и раскладывать все по полочкам, их просто необходимо читать и перечитывать.        Карл Шмитт родился в 1888 году в крошечном городке Плеттенберг на западе Пруссии.  Семья была католической, мелкобуржуазной, но почтенной, отец Шмитта заведовал церковной кассой, так что ему была привычна, интимно близка не только догматическая и культовая, но и повседневная, рутинная сторона католицизма, который всегда оставался важнейшей частью его жизненного уклада. В 1907 году он приезжает в Берлин изучать юриспруденцию. После двух семестров в Берлине он продолжает обучение в Страсбурге и Мюнхене. Вряд ли его можно назвать чьим-то учеником – если понимать под ученичеством нечто большее, нежели посещение лекций и прохождение экзаменов. Мы не находим у него добрых воспоминаний об университетских профессорах; зато до конца дней у него сохраняются хорошие отношения со своим старшим другом, поэтом Теодором Дойблером (1876-1934), отношения с которым завязываются в 1912 г., уже после университета. Тяга к богеме, к художественной элите заметна у Шмитта с юношеских лет. Дойблер – лишь одно из многих знакомств этих лет, но именно оно перерастает в настоящую дружбу. Честолюбивый молодой юрист, в высшей степени нацеленный на профессиональную карьеру, нуждается в постоянных влиятельных покровителях, в надежном источнике доходов.        Первая мировая война – важнейшее событие в жизни людей его поколения. Шмитт не принадлежит к тем чувствительным натурам, которые поражены ее ужасами – собственно ужасов он не испытывает. Вступив в армию добровольцем, он попадает в лейб-гвардию, но в резервную часть, затем оказывается прикомандирован к ставке заместителя командующего первым армейским корпусом в Мюнхене. Какая-то смутная, до сих пор не проясненная история с травмой спины – не то в результате падения с лошади, не то застарелая болезнь... Шмитт остается все годы войны в Мюнхене, продвигается по службе (он работает в армейской цензуре), получает награду, завязывает знакомства среди военных. Заметные обстоятельства этого времени: поражение Германии в войне, краткая, но бурная история Баварской Советской республики, знакомство с Максом Вебером, женитьба.    В 1919 г. Шмитт знакомится с Максом Вебером, посещает его семинар для молодых преподавателей, доклады, лекции, в том числе и знаменитый доклад "Наука как призвание и профессия". Шмитт входит в узкий круг относительно близких к Веберу людей, но вряд ли они могут сойтись по-настоящему: и разница в возрасте, и многие принципиальные установки должны сильно их рознить.         В 1919 г. Шмитт начинает преподавать. Его первое место – Высшая торговая школа в Мюнхене. В этом же году начинается самый плодотворный период его научной деятельности. В свет выходит "Политический романтизм" (1919), сочинение, в содержательном отношении скорее завершающее предшествующий этап его развития, нежели открывающее новый. Это расчет со своей юностью, с тем, к чему по самому существу своей натуры он должен был чувствовать тяготение. 1921 г. – важная веха. Книга "Диктатура" – это, собственно, и есть "тот самый Шмитт", исследующий собственную область политического, ставящий во главу угла проблему чрезвычайного положения, суверенного решения, хрупкости и ненадежности либеральной парламентской демократии. Зная о последующей эволюции Шмитта и тем более – о том, к чему пришла Германия, можно сделать вывод, будто Шмитт изначально стремился к разрушению основ немецкого парламентаризма и был апологетом тоталитарной диктатуры. Такой вывод нередко делали и делают до сих пор. Но он несправедлив. Книга о диктатуре написана еще до всего, еще тогда, когда полной ясности не было даже с итальянским фашизмом (которым, впрочем, Шмитт уже в скором времени прельстился), когда даже коммунистическая диктатура была лишь отчасти известна и далеко еще не сформировалась в тот режим, каким он предстает в годы своего расцвета. Шмитт не подгонял развитие, не пытался разрушить Веймарскую республику, не агитировал. Его работы были вполне «нормальными» – они вписывались в рамки тогдашних дискуссий и поражали глубиной мысли, ученостью, необыкновенной точностью и афористической суггестивностью формулировок, а не решительной несовместимостью с господствующим политическим строем и правопорядком. Католическая и консервативная ориентация Шмитта были тогда, впрочем, несомненны, и это обнаруживается с полной ясностью в ближайшие годы. Шмитт не становится приверженцем радикальных партий. Он вообще очень осторожен, осторожен до крайности, иным кажется: до боязливости. Его критика слабостей либерализма предполагает внимательное отношение к духовным альтернативам, к радикальному отрицанию и радикальному утверждению. Но не забудем, что Шмитт еще и юрист, и духовно-политические симпатии и антипатии не уводят его от признания ценности права государства. Право же реализуется в государстве, вот этом, существующем здесь и сейчас. Шаткость государства опасна для права. Шаткость государства обусловлена борьбой партий. Борьба партий в публичной политике – необходимый атрибут либерализма, но не демократии. "Власть народа" – одна из ключевых очевидностей современности – может быть не либеральной. Таков круг идей, развиваемых Шмиттом.             Он пишет "Политическую теологию" (1922), "Римский католицизм и политическая форма" (1923), "Духовно-историческое состояние современно парламентаризма" (1923), "Понятие политического" (1927), "Учение о конституции" (1928), "Гарант конституции" (1930), "Легитимность и легальность" (1932), – работы, на которых основана его научная репутация не только в Германии, но и за ее пределами. Он получает, наконец, профессорские должности: 1921 г. – Грайфсвальд, 1922-28 гг. – Бонн, 1928-1933 гг. – Берлин, потом снова Кельн, и снова – в 1933 г. – Берлин. Здесь он остается до 1945 г., и эта профессура – последняя. В 1920-е годы Шмитт – один из самых известных европейских юристов, значение его трудов не только для профессиональных правоведов, но и для социологов, философов, теологов бесспорно.         Сам Шмитт отнюдь не хотел быть политическим радикалом, ни правым, ни левым, не был он и "консервативным революционером". Существует стойкая традиция причислять его именно к этому духовно-политическому течению. Есть и прямо противоположная точка зрения: Шмитт – критик политического романтизма – никогда не мог быть в числе его идейных наследников. Как бы там ни было, а связи Шмитт в этих кругах имел, да и не просто связи. Не будем говорить о фигурах сравнительно второстепенных. Довольно того, что именно в эти годы начинается его многолетняя дружба с Эрнстом Юнгером. Шмитт всего лишь на семь лет старше Юнгера, они очень разные: и по жизненному опыту, и по темпераменту, и (по крайней мере первоначально) по политическим ориентациям. И все-таки что-то тянет их друг к другу, не просто симпатии, но какое-то глубинное сродство, сохранившееся на долгие годы, – чуть ли не до самых последних дней.         Еще одна важная, достойная упоминания дружба начинается в те годы: дружба Шмитта с ответственным правительственным чиновником Йоханнесом Попицем, консерватором, позже работавшем министром финансов Пруссии и при национал социалистическом  режиме и павшем его жертвой в самом конце войны. Попиц был одним из активных участников заговора против Гитлера, его памяти Шмитт посвятил одну из самых значительных публикаций послевоенных лет – "Сочинения по конституционному праву 1924-1954 гг.", на дружбу с ним он ссылался, когда доказывал, что не был активным и убежденным национал социалистом. Интересно здесь то, что Попиц, высоко ценивший Шмитта, не привлекал его, однако, к ответственным политическим делам и не вводил в круги, где, собственно, во многом и принимались важнейшие решения. Говорят, что он недаром оставил его в стороне от заговора: то ли берег, то ли не был уверен в достаточной твердости, то ли учитывал чрезмерную невоздержанность на язык своего друга. Но отметим, кроме того, еще одно: даже во времена Веймарской республики Попиц не считал Шмитта серьезным политиком. В реальной политике Шмитт, по его мнению, не разбирался. Ему доверяли в вопросах фундаментальных, концептуальных; его ценили как эксперта-юриста; его блестящий дар публициста тоже был должным образом отмечен. Но стратегия и тактика реальной политики, учет фактических сил и все остальное в том же роде – это не было его стихией, а неспособность разбираться в людях, общая непрактичность были широко известны.        В начале 1933 г. он оказывается – по собственному выбору – вне активной политики. Но он не может противостоять искушению вновь быть при большом деле, когда после мартовских выборов в Рейхстаг и пресловутого Erm?chtigungsgesetz (Закона о полномочиях), благодаря которому национал социалистическое правительство легальным образом обрело права, прежде принадлежавшие Рейхстагу, ему предлагают принять участие в выработке нового законодательства. Новый режим нуждается в нем – и Шмитт принимает его, кроме прочего, заинтригован возможностью поближе узнать, что собой представляет национал социализм как политическая сила. Ему становится ясно, что в скором времени национал-социалисты полностью овладеют всем аппаратом власти, без помощи и без участия консерваторов. Именно так Шмитт приближается к решению вступить в НСДАП. Надежды на то, что рейхсвер вмешается в развитие событий, быстро тают, Шмитт все активнее отождествляет себя с режимом, в июле 1933 г. он становится прусским государственным советником (кстати говоря, вместе со знаменитым дирижером Фуртвенглером и актером Грюндгенсом), в октябре получает "главную" юридическую кафедру страны: место профессора в Берлинском университете. Начинается новая эпоха. Появляется новый Шмитт – все менее узнаваемый для друзей и коллег. Он вступает в НСДАП 1 мая 1933, в день, объявленный официальным праздником труда.           Его дела идут блестяще до 1936 г., когда недовольные его стремительным восхождением коллеги и быстро набирающие силу деятели СС составили против него хитроумный комплот. Шмитту припомнили все: и его католичество, и связь с Партией Центра, и работы в поддержку Веймарской конституции, и былую ставку на консерваторов, и, конечно, то, что его основные работы после 1933 г. являются не сугубой апологетикой режима как единственно верного и возможного, а исследованием, что ценность порядка, государства и стабильности вообще в них все равно остается более высокой, чем ценность данного, нацистского государства.         Все могло действительно кончиться концлагерем, если не хуже. От скверной участи Шмитта спас лично Геринг – возможно, не столько даже из личных симпатий, сколько из-за соперничества с СС. Известно его письмо главному редактору эсэсовской газеты "Черный корпус", открывшей кампанию против Шмитта, Гюнтеру д' Алькену, в котором Геринг недвусмысленно требует прекратить нападки не потому, что они несправедливы, а потому, что, как прусский государственный советник, Шмитт находится в его, Геринга распоряжении, и такие акции воспринимаются им, премьер-министром Пруссии, как вторжение в сферу его компетенции. В отличие от Геринга непосредственный начальник Шмитта по Академии немецкого права, Франк, не собирался его защищать. Он отрапортовал, что смещает его со всех руководящих постов. Шмитт остается только профессором Берлинского университета и – не столько даже из тщеславия, сколько из соображений большей безопасности – требует, чтобы величали его не "господин профессор", но "господин прусский государственный советник". Отстранение от активной политики, в общем, благотворно сказывается на его научной деятельности. В 1938 г. он пишет книгу о "Левиафане" Гоббса, одно из самых глубокомысленных своих сочинений, в 1942 г. – крошечную, но очень важную книжку "Земля и море". Шмитт посвящает все больше внимания философской и исторической проблематике международного права.         1945 год он встречает как вполне академический ученый, сохраняя присутствие духа даже во время бомбежек (в 1943 г. дом, в котором он жил, был разрушен бомбардировкой). За этим следует арест, пребывание в лагере для "важных лиц" в течение семи месяцев, освобождение, новый арест и допросы в Нюрнберге, где Шмитт помещен в камеру для свидетелей. Из свидетеля он мог стать обвиняемым. Вряд ли его ждала бы тогда такая же судьба, как его бывших покровителей Геринга и Франка, приговоренных к повешению. Однако более или менее длительное заключение было бы вероятно. Однако по результатам допросов Шмитт был выпущен на свободу, поскольку его вина, как было установлено, носит только моральный, а не юридический характер.   

 

1. Политика превыше всего.

 

"Тот факт, что сегодня экономические противоречия становятся противоречиями политическими <...> свидетельствует лишь о том, что как и всякий другой вид человеческой деятельности, экономика может пойти по пути, который неизбежно приводит к политическому выражению». ¹

Смысл такого утверждения, подкрепленного у Шмитта, разумеется, солидной исторической и социологической аргументацией, сводится в конечно счете к тому, что можно определить как теорию "коллективного исторического идеализма", где в качестве субъекта выступает не индивидуум, экономические законы, развивающееся вещество и т.д., а конкретный исторически определяемый социально единый народ, сохраняющий сквозь разные формы и стадии своего экономико-социального существования качественное единство, духовную непрерывность традиции и органическую особой воли, динамической, но наделенной своими собственным законом. Сфера политики в понимании Шмитта становится воплощением воли народа, выражающейся в самых различных формах, которые относятся к юридическому, экономическому и социально-политическому уровням.             Такое определение политики идет в разрез с механистическими универсалистскими моделями структуры общества, которые преобладали в западной юриспруденции и философии права начиная с эпохи Просвещения. У Шмитта сфера политика связывается напрямую с двумя факторами, которые механицистские доктрины склонны были игнорировать: с конкретикой исторического народа, наделенного своей особой качественной волей, и с исторической спецификой того или иного общества или государства, традиции и прошлое которого, по мнению Шмитта, концентрируются в его политическом проявлении. Шмитт, таким образом, утверждая примат политики вводил в философию права и в политологию качественные, органические характеристики, заведомо не укладывающиеся в одномерные схемы "прогрессистов" — как либерально-капиталистического, так и марксистско-социалистического толка.    

Теории Шмитта рассматривали политику, как явление "укорененное", "почвенное", "органическое".  

  Такое понимание политики необходимо России и русскому народу для того, чтобы адекватно распорядиться своей судьбой и не стать снова, как  девяносто  пять лет назад, заложником анти-национальной, редукционистской идеологии, игнорирующей волю народа, его прошлое, его качественное единство и духовный смысл его исторического пути. 

 

2. Политический образ врага.

 

Понимание политического  возникает именно вокруг оппозиции  “мы” и “они”, “свои” и “чужие”. Это наиболее фундаментальные понятия, которым не требуется никаких  экономических или иных обоснований: “не в том смысле “чужие”, что они неприятны, а в том смысле неприятны, что “чужие””.

Именно на таком понимании  построил свою концепцию политического  Карл Шмитт. Он утверждает, что “специфически  политическое различение, к которому можно свести политические действия и мотивы, — это различение друга и врага”. “Смысл различения друга и врага состоит в том, чтобы обозначить высшую степень интенсивности соединения или разделения, ассоциации или диссоциации; это различение может существовать теоретически и практически, независимо от того, используются ли одновременно все эти моральные, эстетические, экономические или иные различения. Не нужно, чтобы политический враг был морально зол, не нужно, чтобы он был эстетически безобразен, не должен он непременно оказаться хозяйственным конкурентом, а может быть, даже окажется и выгодно вести с ним дела. Он есть именно иной, чужой.”²

Доводя эту мысль до конца и учитывая биологические  и антропологические доводы, можно  сказать, что политическое есть в  некотором смысле повторение моделей поведения, связанных с отношениями хищник-жертва в живой природе и тотемическими обычаями древних человеческих сообществ.

В этом смысле какие-либо разговоры о возможности “объективной”  позиции в политике являются профанными или же сводят политику к иным формам жизнедеятельности – религии, праву, экономике и т.п. Напротив, “всякая религиозная, моральная, экономическая, этническая или иная противоположность превращается в противоположность политическую, если она достаточно сильна для того, чтобы эффективно разделять людей на группы друзей и врагов”. “Если противодействующие хозяйственные, культурные или религиозные силы столь могущественны, что они принимают решение о серьезном обороте дел, исходя из своих специфических критериев, то именно тут они и становятся новой субстанцией политического единства”³.

Как отмечает Шмитт, политическое единство должно в случае необходимости требовать, чтобы  за него отдали жизнь. В политике важным оказывается не самопожертвование ради “мы”-общности, а готовность к нему, наполняющее особой энергией поведение индивида, делающее его собственно политическим. Война как предпосылка сплачивает “мы”-группу и переопределяет любые основание ее организации в политические.

Народ как “мы”-группа, является политически независимым только в том случае, если он способен различать “друга” и “врага”. Если такая способность утрачивается или передается некоей внешней силе (скажем, в химерической государственности – представителям иного этноса), то такой народ перестает существовать в качестве политического субъекта. Если какая-либо политическая сила стремится доказать, что у народа врагов нет или что именно такое состояние является желательным, то эта сила действует в пользу врагов народа, которые существуют не только в воображении, но и в реальной действительности.

Если в межличностном  конфликте столкновение с врагом (в том числе и в экзистенциальной схватке по поводу нравственных ценностей) не предполагает его окончательное  уничтожение (что снимало бы продуктивное противоречие), то в столкновение народа со своим врагом, последний может быть только народом и только таким народом, противоречие с которым не может быть продуктивным. Враг народа должен быть обращен в “ничто”, ибо ненависть к нему обезличена (Гегель). Только тогда народ может утвердить свой нравственный принцип.

 

Вместе с  тем, массовость современной политики требует, чтобы экзистенциальное столкновение или дележ территории, имущества  и социальных статусов происходил от имени “мы”-группы выделенными из нее активистами (или активистами, сформировавшими вокруг своей позиции “мы”-группу), которые структурируют стихийную референтность в “мы”-группе и отталкивание от “они”. Для политического активиста, таким образом, наличествует прямая заинтересованность в “они”, как в явлении, обуславливающем необходимость их профессии. Следовательно, “мы”, стремящееся к небытию “они” оказывается в неявном противостоянии с собственными активистами, вынужденными по возможности регулировать референтность среди своих противников.

 

Как отмечает современный  исследователь феномена политического  А.И. Пригожин, “соперничество между  представителями или выразителями разных групп строится на механизме  взаиморефлексии. Это не означает прямого  и непосредственного действия, направленного на достижение своих целей, а предполагает предвосхищение ожидаемых действий соперников, в результате чего конкретное решение может далеко отходить от цели, так как рассчитывается с учетом его воздействия на поведение соперников (если я так, то он эдак, поэтому я иначе...)”⁴ .

 

Отсюда следует  насколько важно сохранять образ  врага, ввиду постоянного его  размывания политическими технологиями представителей группы, от имени которой  действуют политические активисты. Если “мы”-группа должна удерживать образ врага и постоянно воспроизводить энергетику вражды (вплоть до силового противостояния), чтобы оставаться политическим субъектом, то представляющие группу активисты лишь используют этот образ и эту энергетику для мобилизации группы и для достижения преимуществ в конкуренции по поводу захвата и удержания “политического капитала”.