// Восточнославянская цивилизация: история и современность. Сб. материалов международной научно-общественной конференции (Киев, 22-23 ноября 2012 г.) / Отв. ред. П.П. Толочко. – Киев – Минск – Москва: Изд. дом «Русское слово», 2013. С. 185-199.
О.А. Вусатюк
Мифологема «цивилизационного выбора» и её роль в размывании современной восточнославянской идентичности
Характер текущей ситуации
Социокультурные линии, демонстрирующие возможности «права силы», давно стали обыденным явлением всемирной истории. XX столетие со всей остротой поставило вопрос об оптимальных (и относительно безопасных) рамках силового вмешательства в историю и указало на опасные последствия их несоблюдения. Начало XXI столетия продемонстрировало новые стратегии радикального преобразования истории, основанные на сочетании «мягкой» и жесткой силы.
Откровенное подавление социокультурного многообразия мира разворачивается под прикрытием мощной информационной завесы, апеллирующей одновременно к двойным стандартам «общечеловеческих ценностей» и базовым инстинктам массового человека, способной очень быстро и эффективно истолковывать в превратном свете любые ответные действия (даже обычное роптание в рядах сомневающихся) как «угрозу всему мировому сообществу». Смещение акцентов позволяет представлять регрессивные линии как прогрессивные, устраняет критерии разграничения культуры и антикультуры, деформирует и демонтирует механизм цивилизационной самоидентификации. Ситуация осложняется тем, что последствия глобального применения теневых практик «мягкой» силы далеко не столь очевидны.
Особый интерес представляет изучение социокультурного феномена дрейфующих («рыскающих») цивилизационных систем, разрывающих – под прикрытием мифологемы «цивилизационного выбора» - с действующими самобытными культурными основаниями и игнорирующих закономерности исторических трансформаций.
Цивилизационная проблема в современном мире
С точки зрения современных целостных теоретических построений, далёких от старого системного европоцентризма типа или новейшего американоцентричного унилатеризма, цивилизацию должно рассматривать как сложную и многогранную социо- и этнокультурную систему, выступающую условием и одновременно результатом совокупных деяний различных групп социумов, этносов и культур, обладающих особыми базовыми ценностями и связанных общей исторической судьбой и живой исторической памятью. Цивилизационные системы выходят за пределы одной эпохи и представляют собой наиболее масштабную форму реализации/воплощения и теоретического измерения мировой истории. Цивилизации включают в себя различные этнонациональные и государственные образования, большие и малые социальные группы, различные культурные элементы, формы, сферы и линии, хотя и не сводятся к ним.
Цивилизации всегда выстраиваются на мощных макрокультурных основаниях, влияние которых обусловливает общность духовных ценностей и исторических судеб их социальных и этнических носителей [1]. Стратегии устойчивого многогранного развития тех или иных социальных составляющих мировых цивилизаций изначально привязаны к состоянию их макрокультурных оснований. Но точно также стратегии смещения тех или иных цивилизаций в опасную зону долговременных системных потрясений всегда пробуют на прочность именно макрокультурные основания.
Доминирующие в современный период силы не испытывают особого пиетета ни к теории вообще, ни к модернистским концепциям истории, в частности, воспринимают текущую ситуацию прагматически и принимают на вооружение любую идею, способную так или иначе закрепить их текущий статус. Соответственно, помимо классических теоретических построений, фиксирующих очевидные уровни культурного, экономического, политического и проч. развития, допускается и даже поощряется (чего ранее не случалось) широкое внедрение мифологем, оперирующих понятиями «отсталых», «допотопных» или «несостоятельных цивилизаций», указующих на «неудачность», «неправильность» или «несостоятельность цивилизационного выбора» и исподволь подводящих к необходимости «исправления» допущенных «исторических ошибок» и «пересмотра» «цивилизационного выбора».
В настоящее время цивилизационная проблематика впервые со времени её появления в XIX столетии обрела практическое звучание и превратилась в системную проблему международной политики. Нынешний мировой гегемон ещё признаёт за цивилизациями право на социокультурное своеобразие, но уже отрицает возможность и перспективность сохранение такого рода качества в будущем. Так, согласно известному американскому провозвестнику «конца истории» Ф. Фукуяме, «часто упоминаемый при рассуждениях о соотношении темпов (экономического. – О.В.) роста фактор – культуры – также не представляется нам значимым», поэтому «исследователям следует разработать такую теорию культурной эволюции, в которой культура должна предстать не независимой, а обусловленной переменной», «имеет право на существование и более умеренный вариант культурной переменной, его обычно называют ‘политической культурой’» [2]. По мнению Фукуямы, «институты – вот что имеет решающее значение для формулирования, осуществления и поддержки правильной политики» [3]. При этом факторы культуры и «внешнего влияния в первую очередь Соединённых Штатов» отметаются как такие, «наличие которых не объясняет причин отставания», а к факторам, «наличие которых объясняет причины отставания», отнесены - «неправильные» политические стратегии, «врождённые дефекты» общественных институтов и социальное неравенство. В качестве практических рекомендаций «по сокращению (курсив мой – О.В.) дистанции отставания» предлагаются – «хорошая экономическая политика, реформа институтов, интерес к политической жизни и то, что можно назвать умной социальной политикой», - в общем и целом сводящиеся к основным положениям макроэкономической политики, получившей название «Вашингтонский консенсус» [4].
Однако, по мнению лауреата Нобелевской премии в области экономики «за анализ рынков с несимметричной информацией» Дж. Стиглица, «набор политических рекомендаций, входящих в «Вашингтонский консенсус» нельзя считать ни необходимым, ни достаточным как для макроэкономической стабилизации, так и для долгосрочного развития» [5]. Страны, которые не успели сменить экономический строй, перейдя к видам деятельности с возрастающей отдачей до того, как Вашингтонский консенсус запретил использование просвещенной экономической политики, теперь зависят от прихотей природы и естественного равновесия бедности», - отметил старший научный сотрудник норвежского Института стратегических исследований Э. Райнерт. «Акцентируя внимание на чём угодно, кроме ключевой проблемы - необходимости изменить экономический строй в бедных странах, эти экономисты создают систему, олицетворяющую «вред с добрыми намерениями», который, по мнению Ницше, куда вреднее вреда со злыми намерениями» [6].