2. Проблема соотношения теории и истории философии

Безусловно, что важнейшей предпосылкой обучения фило­софии является изучение истории идей, которые в ней возникали. Как отмечал К. Ясперс: «Чтобы прийти к философии, нужно пройти путь через ее историю. Этот путь для отдельного человека есть как бы восхождение вверх по стволу ве­ликих оригинальных сочинений»¹. Но философия – это свободное мышление, поэтому тексты, через которые нам представлена мировая философия, являются лишь условием самостоятельного мышления. В этом смысле можно сказать, что без истории философии не может быть усвоена философия, но философия, в свою очередь, не может быть сведена лишь к истории философии.

На первый взгляд тезис о том, что философия сводима к ее истории, выгля­дит достаточно убедительно. Действительно, что такое философия, как не история идей конкретных философов? Более того, кажется, что именно последовательное, хронологическое изучение философских воззрений и дает нам объективное пред­ставление о ее развитии. Следовательно, освоение философии есть лишь изуче­ние имевшихся в истории человеческой культуры философских идей. Однако уже здесь возникают серьезнейшие противоречия и трудности.

Прежде всего как же изучать эту самую историю философии? Вариантов ведь очень много. Ясперс советует выбирать тексты великих мыслителей. Если вы внимательно осваиваете произведение великого философа, то неизбежно при­общитесь ко всей проблематике мировой философии. «Можно сказать, что уже в одном великом произведении заложено все. Опираясь на одно из великих тво­рений, самостоятельно прорабатывая его, поднимаются в целое царство филосо­фии»². Одновременно тот же Ясперс указывает, что есть две фигуры, которые всего предпочтительнее для погружения в ткань философского исследова­ния, – это Платон и Кант. То есть первичной-то оказывается вовсе не история философии как таковая, а в данном случае – теоретические представления самого Ясперса о сущности и назначении философии.

Таким образом, роль истории философии иная, чем, например, роль истории какой-то из наук. Для изучения современного состояния физики или химии нам вовсе не обязательно знать историю развития этих наук. В свою очередь, в фило­софии мы никогда не сможем указать на некую новейшую философию, которая вобрала бы в себя всю предшествующую. Относительно науки мы можем с неко­торыми оговорками сказать, что последняя научная теория одновременно является и наиболее истинной. В философии такая ситуация принципиально невозможна, хотя конкретные претензии такого рода регулярно возникали. Соответственно в науке история реализуется как некий перечень открытий и находок, приведших к развитию данного вида знания, в некотором смысле это некий реестр или архив научных открытий. А в философии вряд ли вообще возможно некое общее и от-страненно-объективное изложение ее истории. Не случайно очень многие мысли-

¹ Ясперс К. Указ. соч. С. 150.

² Там же. С. 179–180.

29

тели как бы пишут свою собственную историю философии, словно забрасывая в прошлое субъективную «теоретическую сеть» с заранее известным «историче­ским уловом».

Это порождает другой вопрос: насколько вообще возможно объективное из­ложение истории философии? Историю пишет конкретная личность, находящая­ся в определенной социокультурной ситуации, принадлежащая к той или иной культуре. Оказывается, что даже следование общепризнанному хронологическо­му принципу весьма затруднительно, и человек пишет историю, исходя из своих внутренних симпатий и антипатий. Значение одних фигур он выделяет, а других умаляет. Более того, история может создаваться под давлением определенных идео­логических парадигм. В так называемых «научных» трудах по истории филосо­фии, созданных в западноевропейской культуре, вы можете не встретить даже упо­минания о русской философии. И напротив, в соответствующих учебниках, соз­данных в российской культурной традиции, данный аспект может быть «раздут» до неприличности. Таким образом, история философии приобретает «местный» колорит и зависит от тех представлений, которые бытуют в конкретно-историче­ской культуре.

Следовательно, история философии – это всегда некоторая интерпретация реального исторического процесса, которая лишь камуфлирует историю идей в предлагаемые самим автором концептуальные одежды. Есть персонифицирован­ные варианты ее изложения, когда перед нами предстают философы, сгруппиро­ванные по степени их значимости и величины с позиции автора данной истории, что вовсе не гарантирует нам истинности нарисованной им исторической панора­мы. Против таких вариантов выступал Гегель, который обращал внимание на то, что это лишь субъективные трактовки, которые в лучшем случае представляют со­бой систему рассказов по истории философии. Такая история философии превра­щается в «предмет праздного любопытства или, если угодно, в предмет интереса ученых эрудитов. Ибо ученая эрудиция состоит именно в том, чтобы знать массу бесполезных вещей, т.е. таких вещей, которые сами по себе бессодержательны и лишены всякого интереса, а интересны для ученого эрудита только лишь потому, что он их знает... Что может быть бесполезнее ознакомления с рядом лишь голых мнений? Что может быть более безразличным?»¹.

В противовес он предлагал создавать последовательную теоретическую исто­рию философии, которая должна быть независимой от пристрастий автора. Но тог­да возникает необходимость единого объективного научного основания для такого изложения истории. В частности, у Гегеля в качестве такового выступает единый историко-философский процесс, в котором каждая концепция есть лишь этап об­щего становления философского самосознания. В этом случае на первый план вы­ступает некий смысловой стержень (например, тот же абсолютный идеализм или материализм), на который нанизываются философские идеи, что и даст нам в ко­нечном счете историю философии. Но здесь вновь возникает вопрос о критериях выбора указанного стержня, что далеко выходит за рамки самой истории, требует выявления ее внутренней сущности, связи с другими формами сознания, с наукой,

¹ Гегель Г.В.Ф. Лекции по истории философии. Кн. 1. СПб., 1993. С. 78.

30

религией, искусством и т.д. Оказывается, что единство истории философии в лю­бом его варианте «не является фактическим состоянием, но есть некоторая идея. Мы ищем это единство, однако достигаем лишь партикулярного единства отдель­ных сфер... Ни одна конструкция истории философии в качестве рационально вы­строенного ряда позиций не совпадает с исторической фактичностью»¹.

Другая проблема связана с тем, что любая история неизбежно приобретает характер своеобразного собрания памятников, придавая ей элементы догматизма. В этом смысле практически любой учебник по философии является реализацией этого принципа. Он выполняет лишь узкую учебную цель, связанную с приоб­ретением некоторых знаний с целью их репродукции на экзамене или зачете. Та­кая форма философии и ее изложения также нужна, но она имеет слишком мало общего со свободной философской мыслью, сводя все ее богатство лишь к одной авторской интерпретации. Однако необходимо понимать, что «никакой философ, даже самый великий, не является обладателем истины»².

Философия, как мы позже попытаемся показать, уже по своему определению не может стоять на месте, не может выступать в качестве системы единых, всеми принятых знаний, как это иногда осуществляется в рамках научных теорий. Фило­софия – это вечно развивающееся знание, внутри которого происходит столкно­вение противоречащих концепций, и результатом этого отнюдь не выступает их отбрасывание по закону исключенного третьего. Более того, наличие жестко кон­курирующих теоретических альтернатив – это устойчивое состояние философии, свидетельствующее о ее жизненности в ту или иную историческую эпоху, в той или иной социально-культурной среде.

Отношение к истории философии только как к памятнику может привести, как отмечал еще И. Кант, лишь к слепому повторению того, что уже было зафик­сировано в человеческом мышлении. Или, как отмечал Гегель, объективная и как бы застывшая история философии представляет собой лишь бесплодное «скита­ние среди могил». Как это ни парадоксально, попытка все более объективного и буквального изложения истории философии может вытеснить саму философскую рефлексивную, творческую работу разума, заменив все простым комментирова­нием.

Философия, рассматриваемая как чистая история идей, оставляет открытым вопрос: происходит ли реальное приращение философского знания или философы все время не выходят за рамки раз и навсегда заданной проблематики? И если проблемный и концептуальный фонд философии все же обновляется, то что яв­ляется причиной этого? Что сподвигает мыслителя к концептуальным прорывам, к рождению новых идей? Неужели только личный произвол и случайные стече­ния исторических обстоятельств? Повторим еще раз. Философия – это свободное творчество, и философ «как самостоятельный мыслитель должен применять свой разум свободно и оригинально, а не рабски подражательно»³. И он должен быть в конечном счете уверен, что его новые построения имеют всеобщую и объектив­ную значимость.

¹ Ясперс К. Указ. соч. С. 141.

² Там же. С. 153.

³ Кант И. Логика. Пособие к лекциям // Кант И. Трактаты и письма. М., 1980. С. 333.

31

Исходя же из позиции гипертрофированного историзма, можно сделать сугу­бо негативный вывод, что нет вообще никакой единой и закономерной истории философии, так как нет единого и объективного смыслового стержня, который свя­зывает разнообразные мнения в единое знание. Сколько философов, столько и мне­ний, а история философии представляет собой лишь цепь гениальных ошибок и за­блуждений, где никакое утверждение не получает статус окончательно истинного.

Другая позиция, наоборот, абсолютизирует возможность существования не­кого идеального понимания философии, ее сущности и задач в виде завершен­ной истинной теории. Здесь противоположностью исторического плюрализма и релятивизма во взглядах на философию выступает столь же тупиковая позиция абсолютного объективизма и антиисторизма. Дело в том, что здесь возникают все те же вопросы: что такое истина и каковы ее критерии? Одинаковы ли они для лю­бых эпох и культурных традиций? Где гарантии того, что именно в данной фило­софской теоретической модели истина действительно воплотилась? Можно ли по­стигать мир, бытие, опираясь на подобные, в сущности иррациональные постула­ты? Таким образом, подобная позиция могла бы быть справедливой лишь в одном случае – если бы некто мог достичь абсолютной истины, абсолютно истинного знания. Однако последнее также невозможно, если мы исходим из разумной и са­мокритичной позиции и не воспринимаем философию в качестве религии, которая вправе базироваться на недоказуемых абсолютных предпосылках. Слишком уве­ренным в истинности своих философских положений Гегель предлагает вспомнить слова апостола Петра, которые он сказал Ананию: «Смотри, ноги тех, которые тебя вынесут, стоят уже за дверьми». Или, перенося это на почву наших рассуждений: «Смотри, система философии, которая опровергнет и вытеснит твою, не заставит себя долго ждать; она не преминет явиться так же, как она не преминула появиться после всех других философских систем»¹. Дело в том, что указанная претензия на абсолютную истину также остается лишь мнением, которое может отстоять от ис­тины на весьма почтительном расстоянии.

Таким образом, оба противоположных вывода, что философия полностью сводима к ее истории и нет никакой теории и, наоборот, что невозможна объектив­ная история философии (или в силу того, что нет и не может быть теории, которая адекватно описывает весь путь развития философии, или в силу того, есть един­ственная истинная теория, исключающая пересказ прошлых заблуждений), явля­ются типичными крайними позициями. Как часто бывает при наличии некоторого количества альтернативных вариантов решений той или иной проблемы, ответ на нее лежит где-то посередине, так как каждый вариант базируется на частичной истине, которая, однако, приобретает здесь абсолютное значение. Поэтому ответ на данную общую проблему связан с решением вопросов об особенности самого историко-философского процесса и специфике философии как особой формы тео­ретического знания.

С одной стороны, человечеству все-таки удается более или менее объективно описать развитие философии, правда, вариантов такого рода описаний достаточно много. А это позволяет рассуждать о пользе альтернативных историй философии.

¹ Гегель Г.В.Ф. Лекции по истории философии. Кн. 1. С. 82.

32

С другой стороны, несомненно существует и теоретическая часть философии, ко­торая выступает базовой по отношению к иным ее компонентам, в том числе и по отношению к историко-философским интерпретациям. Однако и здесь фило­софское пространство заполнено альтернативными теоретическими концепциями и моделями.

Центральной проблемой нашего курса и является выяснение того, что такое философия именно как особого рода теория, что одновременно означает ответ на вопрос о том, что такое философия вообще. Многообразие концепций, кото­рые существуют в философии, лишь внешне разрушает представление о ней как о едином историческом процессе. Философия представляет собой более сложный тип единства, включающей в себя разнообразие. Это своеобразное и органическое единство многообразия. Разнообразие философских систем и в диахроническом (историческом), и в синхроническом (теоретическом) планах характеризует не от­сутствие у философии единого предмета, а специфику существования и развития философии.

Дело в том, что философия не имеет характера однолинейного прогрессивно­го развития, а значит, в ней мы практически не найдем общезначимых результатов, которые фокусируются в новейшей теории, как это характерно для частных наук. Здесь последняя по времени научная теория одновременно может быть более ис­тинной по отношению к предшествующим.

Развитие философии осуществляется по иному принципу, когда постановка и решение проблем в ней осуществляются в рамках единого философского проб­лемного поля. Это разнообразие внутри единства или единство в неустранимом разнообразии, сохраняющее внутри себя в том числе и те философские представ­ления, которые были выработаны в более ранние времена. Поэтому в философии, с одной стороны, нет полностью устаревших идей, так же как и нет абсолютно новых. Это одна из особенностей философии, позволяющая всем философам (и тем, которые были, и тем, которые есть) вести философский диалог друг с другом поверх пространственно-временных и культурно-национальных границ. По сути разнообразные философские концепции – лишь различные пути постижения фи­лософской истины за исключением внутренне противоречивых (иррациональных) и откровенно безнравственных.

Таким образом, философия всегда реализуется как единство истории и тео­рии, это лишь две стороны одного предмета. Поэтому разрыв этих аспектов приводит как к искажению самого предмета философии (абсолютизация этих аспектов), так и к искажению изложения истории философии (подчинение реального историко-фило­софского процесса абсолютизированным схемам или отказ от всякого концептуаль­ного обоснования своих исторических построений).