Диалектика бытия: развитие и законы диалектики

1. Развитие и детерминизм

В основе диалектических представлений о бытии лежат две фундаментальные философские идеи (или два принципа), неразрывно связанные между собой.

Первый принцип может быть назван принципом детерминизма, говорящим о том, что мир представляет собой упорядоченное целое, а не бесструктурный хаос (позиция индетерминизма). В нем есть устойчивость и повторяемость, внутренняя связность и единство.

Второй принцип можно обозначить как принцип развития. Он, на первый взгляд, отрицает предыдущий и утверждает, что мир есть необратимо и качествен­но развивающаяся реальность, где всегда возникает нечто новое, не бывшее ранее и не укладывающееся в рамки прежних представлений. Однако принцип развития, ясно выраженный еще Гераклитом в его знаменитой метафоре потока, куда невоз­можно войти дважды, противостоит на самом-то деле не детерминизму, а позиции его ученика Кратила, утверждавшего, что в одну и ту же реку невозможно войти даже один раз. Текущий поток является иным в каждое следующее мгновение вре­мени. Из этого тезиса вытекал, как известно, и пессимистический гносеологиче­ский вывод Кратила (персонажа одноименного платоновского диалога), что все неизменные имена человеческой речи ложны и не соответствуют мировой стихии бесконечного становления. Соответственно позиция Кратила – это типичный ва­риант индетерминизма – учения, отрицающего упорядоченный и закономерный характер сущего. Хаос кратиловского и хаос ницшеанского типа – лишь разные грани единой индетерминистской позиции.

Последовательный же детерминизм и последовательно проведенный прин­цип развития, в свою очередь, диалектически подразумевают друг друга. Мета­физические позиции Парменида и Гераклита вполне совместимы, и не только со­вместимы – они нуждаются друг в друге для своей онтологической и логической полноты, где преодолевается их исходная историческая односторонность. Обосну­ем этот важный диалектический тезис.

С одной стороны, у движения и развития должны быть какие-то неизменные всеобщие законы, иначе в их основе должны лежать какие-то еще более общие за­коны, вызывающие их к бытию, что самопротиворечиво. Следовательно, сами все­общие законы развития должны быть едины и неизменны. Об этом мы уже писали выше. Признавать же развитие, но отрицать наличие его объективных и всеобщих законов невозможно, ибо любое отрицание всеобщей закономерности само

281

претендует на всеобщий и закономерный характер. Отрицание же развития как тако­вого опровергается самим выдвинутым тезисом (если он нов), а если он не нов, а тривиально неизменен, значит, исключается возможность вывода из него всяких нетривиальных и интересных следствий, ведь развития-то нет! Отсюда необходи­мо заключить, что отрицать развитие невозможно, ибо это или самопротиворечиво, или тривиально, что в любом случае логически убийственно для рассуждаю­щего. Таким образом, развитие с необходимостью есть, и оно закономерно, а если закономерно – стало быть, есть и неизменные всеобщие законы развития.

С другой стороны, упорядоченность и связность бытия подразумевает, что это бытие не есть абсолютное единство, лишенное множественности и различий. В про­тивном случае в нем не было бы никаких связей, ибо для связи нужны по крайней мере два элемента, хоть чем-то отличающиеся друг от друга. Различие без всякого тождества – это абсолютная бессвязность бытия, тождественная абсолютному хао­су, а тождество без всяких различий – это абсолютная гомогенность, простота и единственность бытия. Недаром Николай Кузанский тонко заметил, что хаос и тьма запредельны для разума в силу их абсолютного несовершенства, а Бог – напротив, в силу своей абсолютной светоносности, совершенства и полноты. Поэтому прак­тически во всех теистических философских системах Богу традиционно приписы­ваются следующие предикаты: единственность, абсолютное единство и простота.

В отличие от гипотетического абсолютного хаоса и гипотетического трансцен­дентного Божественного бытия реальное мировое бытие (равно и материальное и идеальное) есть единство в различиях и связность различного. Но процесс различе­ния единого и единения различного как раз и есть наиболее абстрактное диалекти­ческое определение феномена развития. Благодаря ему бытие упорядочено различ­ными способами на различных уровнях – в границах от предельно совершенных до предельно несовершенных форм сущего, от человека до мельчайшего кварка, от высшего – сознательного – единения автономных и творческих единичностей до низшей формы единения, где внешним механическим образом соединены ка­чественно одинаковые элементы, практически лишенные различий. Так, духовное единение людей на основе общих корней и целей деятельности качественно отли­чается от единства атомов в каком-нибудь камне или целом горном массиве.

Более того, без последовательно проведенного принципа развития происхож­дение, структурная и функциональная связь между подобными, казалось бы, со­вершенно различными слоями и формами мирового целого осталась бы совершен­ной загадкой', и уж тем более лишенными смысла становятся принципиальные для нас, людей, вопросы: кто мы, откуда и куда мы идем? Без идеи направленного и всеобщего развития, без идеи прогресса (со всеми теми принципиальными ого­ворками, что были сделаны в рамках предыдущей лекции) сам мировой порядок перестает таковым быть, ибо не может быть неразвивающихся целостностей и бессмысленного, лишенного целей порядка. Таковыми могут быть только суммативные и механические системы, а также системы с органической и даже раз­умной целостностью, находящиеся в состоянии деградации и распада, но они, в подавляющем большинстве случаев, являются продуктами деятельности самого человека, забывшего о подлинных целях и ценностях существования.

¹ См. о моделях единства мира в лекции 10 раздела II.

282

Неразрывную диалектическую связь принципа развития и принципа детер­минизма, эволюции и всеобщей организованности на общенаучном уровне под­тверждают и творчески конкретизируют:

а) парадигма глобального эволюционизма с различными интерпретациями антропного принципа;

б) синергетическая парадигма с негаэнтропийными моделями эволюции и вскрытыми механизмами самоорганизации;

в) пласт ноосферных исследований, связанных с изучением новых свойств живого вещества и ролью информационных процессов в существовании и разви­тии жизни в Космосе;

г) современные модели и экспериментальные результаты в фундаментальных науках – в физике¹, биологии² и т.д.

Особенно следует отметить заслуги системного движения, где связь органи­зованности и развития была подвергнута в течение XX века обстоятельному тео­ретическому осмыслению (пионерскими здесь были работы А.А. Богданова с разработками тектологии «всеобщей организационной науки»)³, и сегодня можно говорить о существовании целого ряда подходов к исследованию системных за­кономерностей развития⁴.

Существует заблуждение, чаще всего свойственное представителям есте­ственных наук, что научные открытия способны радикально изменить наши взгля­ды на всеобщие закономерности развития. Иногда, однако, эта нотка проскальзы­вает даже в трудах таких уважаемых нами крупных теоретиков-философов, как П.П.Гайденко. Она пишет, что «современные представления об исторически раз­вивающихся системах вносят много конкретного в весьма эскизные и абстрактные идеи Гегеля. Более того, есть и такие новые аспекты, которые не были представ­лены ни в гегелевской концепции развития, ни в ее последующих разработках в неогегельянстве и марксизме. Их открыло современное естествознание – физика неравновесных процессов, нелинейная динамика и синергетика. Это идеи когеренции и кооперативных эффектов. Философские подходы, угадывающие эти харак­теристики, можно обнаружить скорее в восточных культурах, анализом которых гегельянская традиция обычно пренебрегала»⁵.

Если с утверждением о том, что современные научные исследования суще­ственно конкретизируют и обогащают гегелевские представления о развитии, можно согласиться, то утверждение об их «эскизности» вызывает возражения.

Во-первых, любые философские и научные модели эскизны, ибо, как мы пом­ним, огрубляют и схематизируют реальность. Вопрос, стало быть, не в эскизности, а в том, насколько эвристичны по своему объяснительному и предсказательному

¹ См., например, современные модели «темной материи», о которых мы уже упоминали. Они позволя­ют говорить о Вселенной как универсально связанной системе: Родионов Б.У. Материя Всеединства // Дельфис. 2001. № 3. См. также работу Л.В. Лескова: Лесков Л.В. На пути к новой картине мира // Сознание и физическая реальность. 1996. № 1–2.

² См.: Шелдрейк Р. Новая наука о жизни // Дельфис. 2001. № 4; 2002. № 1–4.

³ Богданов А.А. Всеобщая организационная наука (тектология). М, 1989.

⁴ См.: Урманцев Ю.А. Девять плюс один этюд о системной философии. М., 2001; Винограй Э.Э. Основы общей теории систем. Новосибирск, 1993.

⁵ «Круглый стол» журналов «Вопросы философии» и «Науковедение», посвященный обсуждению книги B.C. Степина «Теоретическое знание» // Вопр. философии. 2001. № 1.

283

потенциалу философские модели. Что же касается гегелевских представлений о механизмах развития, то они достаточно детально промыслены и адаптированы к весьма разнородному эмпирическому материалу, в том числе и применительно к кооперативным эффектам в биологии и социуме. Для этого достаточно перечитать гегелевскую Энциклопедию философских наук.

Во-вторых, все современные стратегические идеи типа «глобальной эволю­ции», «системной целостности», «синергии» и «когеренции» – это прямое влия­ние диалектических идей немецкой классической философии (прежде всего Геге­ля), которые только сегодня обнаруживают весь свой эвристический потенциал. Авторам доводилось беседовать с профессиональными биологами, которые ис­кренне считают, что в теоретическом плане биологическая мысль еще и наполови­ну не освоила богатства гегелевских идей о сущности жизни и эволюции.

В-третьих, только длительная история развития всех сфер культуры способ­на подтвердить, что в философском наследии того или иного мыслителя вечно, а что суетно. С этих позиций история подтвердила величие Гегеля, несмотря на беспрерывную, более чем полуторавековую критику его идей. Многие его ярост­ные недруги благополучно отошли в историческое небытие, а вот гегелевские идеи продолжают жить и стимулировать научное творчество. Никакие же данные со­временной науки, сколь бы революционными они нам ни казались, никак не опро­вергают всеобщих законов диалектического развития, в том числе и многих их аспектов, установленных Гегелем. Науке это просто не по силам в силу ее пред­мета, языка и методов.

До этого мы по преимуществу критиковали этого великого представителя не­мецкой классической философии за логический преформизм, пренебрежение дан­ными конкретных наук, спекулятивность рассуждений и т.д. Теперь же пришла пора подчеркнуть, что диалектическая концепция Гегеля, на наш взгляд, остает­ся вершиной диалектической мысли, что, кстати говоря, во многом определило и сильные стороны диалектико-материалистической модели развития, базирующей­ся на данной системе¹.

Гегелю удалось придать диалектике системный характер и выявить общие за­коны развития: оно носит спиралевидный характер, им движут диалектические противоречия, а его феноменальным обнаружением всегда будут изменения каче­ственных параметров вещей и процессов, которые возникают через скачки и пере­рывы постепенности. Большинство последующих концепций диалектики – от ее материалистических (как в марксизме) до идеалистических (как у А.Ф.Лосева и С.Л.Франка) вариантов – в той или иной форме в основу своих построений кла­дут категориальный аппарат и диалектические открытия гегелевской философии².

¹ В частности, существуют исследования, демонстрирующие почти полное совпадение логики первого тома «Капитала» Маркса, по крайней мере разделов о диалектике товара и денежной формы стоимости, с соот­ветствующей логикой развертывания гегелевской «Феноменологии духа».

² Вообще следует отметить, что в настоящее время наблюдается определенный ренессанс по отношению к гегелевской философии. Это отмечают и современные западные философы, о чем, в частности, говорил нам при личной встрече в январе 1998 года Х.Г. Гадамер. Он отмечал, что, с одной стороны, возвращение к Гегелю – ре­зультат своеобразного преодоления этапа увлечения постпозитивизмом К. Поппера в Германии. А с другой – от­ражение критического отношения к той волне деконструктивизма и постмодернизма, которая прокатилась по Западу и России и которая, несмотря на всю ее популярность, во многих случаях оказывается содержательно гораздо беднее концепции Гегеля, в том числе и по общим вопросам, касающимся проблемы текста, его интер­претации и восприятия.

284