3. Вещь, свойство, отношение

Понятие «вещь» появляется достаточно рано в человече­ской культуре, когда человек начинает отделять самого себя, свое сознание от окружающей действительности. Осознание самого себя в качестве особого «Я» позволяет все то, что находится за пределами моего «Я» рассматривать как не­что внешнее, т.е. как «вещь». Таким образом, вещь, изначально понимается как нечто стоящее вне сознания, обособленное и изолированное. Можно в принципе согласиться со следующим интуитивным определением: вещь – это отдельный

¹ Наш анализ ключевых ходов онтологической мысли весьма близок той модели существования различных философских систем, которую разворачивает в своей системной философии Ю.А. Урманцев. См.: Урманцев Ю.А. Системная философия (пять этюдов) // Вестн. МГУ. Сер. 7. Философия. 1999. № 5.

203

предмет, обладающий относительной независимостью и устойчивостью суще­ствования¹.

В истории философии понятие вещи было четко сформулировано Аристоте­лем, который говорил о том, что вещь – это то, что обладает признаками и само­стоятельно существует в пространстве и времени, но само не может быть ничьим признаком. Одной из самых глубоких и интересных была позиция И. Канта, ко­торый вводит понятие «вещь-в-себе», означающее, что мы познаем лишь те ха­рактеристики вещи, которые нам доступны в явлении. Таким образом, сущность вещи познаваема лишь относительно, через понимание нами ее свойств, каждое из которых связано с сущностью вещи как таковой. Или, как глубоко замечал Гегель, «сущность является, а явление существенно».

Выделенность вещи в бытии связана с тем, что она отличается собственными качественными и количественными характеристиками. Качество есть такая опре­деленность вещи, утрачивая которую, вещь перестает существовать, переходя из бытия в небытие. Количественные же характеристики вещи могут до известной степени изменяться, но сама вещь при этом сохраняет свою качественную опреде­ленность. При этом любая вещь взаимосвязана с совокупностью других вещей, т.е. является элементом более крупной системы, в той или иной мере приобретая и так называемые «системные качества».

В истории науки и философии долгое время вещь отождествлялась со свой­ством вещественности (или телесности), что в рамках физики означало просто свойство обладать массой покоя. И соответственно материя отождествлялась с ве­ществом, что ограничивало сферу применения данной категории только рамками природного мира. Однако оказалось, что данная категория эффективно работает и при анализе социальных явлений, фиксируя определенный тип отношений между людьми, которые могут приобретать характер овеществления. Например, создан­ный мною предмет есть овеществленная сущность моего труда, т.е. в конечном счете затрата времени, изъятого из моей жизни. Таким образом, в вещи я нахожу собственную отчужденную и овеществленную сущность. Нетрудно видеть, что здесь феномен овеществления сущностных сил человека совпадает с переходом бытия в свое инобытие.

В мире человеческой культуры мы сталкиваемся с особым родом вещей, ко­торые несут идеально-информационное содержание, т.е. их тело выражает нечто с этой телесностью связанное, но вместе с тем и отличное. Так, деньги – это не просто бумага с краской, а всеобщий эквивалент стоимости, наглядно-телесное воплощение идеального свойства соизмерять различные товары, благодаря чему только и возможно бесперебойное рыночное движение товаров и услуг. Книга – это тоже вроде бы материальная вещь, но за ее буквами и бумагой стоит мир чело­веческих идеальных смыслов, подлежащих, как мы уже описывали этот процесс выше, творческой интерпретации другим сознанием.

Такая вещь, созданная человеком и включенная в мир человеческого общения и совместной деятельности, носит название символа или знака в самом широком смысле. Весь мир человеческой культуры может быть понят как созданный нами

¹ Философский энциклопедический словарь. М., 1983. С. 80.

204

мир вещей-символов, наделенных идеальными смыслами и имеющих идеальную функциональную предзаданность. Даже простая столовая ложка есть символ куль­туры, сущность которой несводима к ее внешней форме и металлу, из которого она изготовлена, ибо создана ложка для того, чтобы с ее помощью люди могли есть. Телесная форма ложки – всего лишь материальный носитель этого важнейшего ее функционального свойства. В такой двойственности вещей-символов культуры, в равной мере и идеальных и материальных, коренится онтологический соблазн увидеть подобную идеальную составляющую и за вещами природного мира, по­стулировав, подобно Гегелю, что вся природа – не что иное, как символическое обнаружение Абсолютной Идеи, а цель науки – «идеализация природы», т.е. по­знание этого скрытого за материальными явлениями и процессами их сущностно­го идеального содержания.

С позиций же материализма природный мир состоит из отдельных вещей, объединяющихся материальными законами и причинами в единую систему. Здесь нет места Богу и независимым идеальным сущностям. Соответственно в рамках материализма возникает соблазн иного рода: попытаться трактовать все идеаль­ные структуры в обществе и в сознании человека исключительно как вторичные функциональные образования, производные от материальных процессов и взаи­модействий.

Вряд ли оба подобных крайних подхода могут считаться удовлетворительны­ми, о чем у нас еще пойдет речь в разделе III лекционного курса, когда мы будем говорить о природе идеального.

Однако вернемся к осмыслению феномена вещи. Все вещи в мире (не важно, относятся ли они к миру природы или к миру культуры) хотя и обособлены друг от друга, но, как мы уже отметили, находятся в постоянном взаимодействии, что проявляется в их свойствах. Именно взаимодействие определяет свойства объек­тов. Если гипотетично предположить, что взаимодействия нет, то вещь становит­ся недоступной познанию, она никак не проявится. Здесь можно даже говорить о природном небытии вещи и культурном небытии символа.

Одна и та же вещь может реализовать во взаимодействии различные свойства. В этом смысле можно согласиться с Кантом, что свойства вещи бесконечны и нам доступна лишь часть их. Иное дело, что отсюда можно сделать вывод как о прин­ципиальной и абсолютной недоступности объективных свойств вещи, так и о их временной нереализованности (относительной недоступности). Таким образом, свойства вещи реализуются в рамках определенного взаимодействия ее с другими вещами.

Отсюда можно сделать важный онтологический вывод о том, что бытие наря­ду с другими характеристиками представляет собой систему взаимодействую­щих вещей. Таким образом, связь – это взаимообусловленность существования явлений, разделенных пространственными или временными характеристиками. Познание человеком вещи есть познание свойств самой этой вещи, но которые, в свою очередь, обусловлены теми системами связей, в которые вещь объективно включена и которые нами исследуются в настоящий момент времени.

Связи могут быть внутренними и внешними. Внутренняя связь – это струк­тура предмета, то есть совокупность его внутренних связей. Она обеспечивает его

205

выделенность, целостность и устойчивость, т.е. качество. Но поскольку предмет или вещь не находятся в вакууме, то они испытывают влияния со стороны других предметов или вещей. Соответственно внутренняя структура зависит от внешних воздействий и может изменяться под их прямым влиянием (приспособляться в биологических системах, подвергаться механическому разрушению и т.д.).

Само определение вещи претерпело значительную эволюцию и шло по пути нарастания его абстрактности: от понятия вещи как внешнего тела или пред­мета, через аристотелевское понятие самостоятельности существования, до раз­деления его на семантическое (или символическое), онтологическое и гносеоло­гическое определение. В онтологическом плане вещь – это любой носитель при­знаков. В гносеологическом – любой объект мысли. В семантическом – нечто, что может быть обозначено или названо, т.е. имеет идеально-информационное измерение.

Однако одновременно с этим шел и процесс конкретизации понятия вещи. Встала задача уточнения признаков вещи, которые на абстрактном уровне пони­мались интуитивно. Всем вещам присущи некоторые общие признаки, которые от­ражаются в таких категориях, как «качество и количество», «сущность и явление», «общее и единичное» и т.д. И здесь важно понимать, как среди признаков вещи различить свойство и отношение. По Аристотелю, свойством называется отдель­ный признак, который принадлежит одному носителю. Отношением называется отдельный признак, который принадлежит нескольким носителям. Таким образом, отношение как бы связывает все вещи по какому-то типу отношения, а свойство, напротив, их обособляет, выделяя из других вещей.

Итак, природные вещи представляют собой материальные образования, вклю­ченные в относительно устойчивые системы движения. Вещи благодаря такому движению воздействуют друг на друга. Взаимодействие вещей порождает у них ряд новых свойств и одновременно выявляет относительную самостоятельность вещей. Точно так же и символы культуры как идеально-материальные образования всегда включены в систему человеческих отношений, проявляя только в этом про­цессе свои имманентные качества и только в нем обретая новые системные свой­ства. Так, ложка является ложкой, только если используется по своему прямому функциональному назначению. Серебряная царская ложка в музейной витрине – исключение из правила. Только читаемый текст является текстом в собственном смысле слова, когда в сознании читающего обретают свое подлинное бытие иде­альные содержания, стоящие за текстом. Одновременно читаемый и понимаемый текст уже другой, нежели он был до прочтения.

Подытоживая наш анализ понятия вещи, выделим еще один проблемный пласт, связанный с человеческим отношением к вещам. Прав был, по-видимому, М.Хайдеггер, говоря, что человек дает сказаться, выявиться вещам, помогает им вступить в круг бытия и обрести голос, который они никогда бы не обрели, не соприкоснувшись с живой стихией его сознания. Человек не только порождает вещи актами своей материальной деятельности и не только дает жизнь молчав­шим дотоле текстам, партитурам опер и живописным полотнам, но и делает явным «немотствующий сказ» вещей природы, когда «небо начинает дышать осенью», месяц зажигает у нас над головой «синие свечи звезд», а вроде бы заурядный

206

горный пейзаж обретает глубочайший смысл, живую полноту и красоту бытия. Он как бы включается в мир значащих и важных человеческих вещей. Вот строки Ли Бо – великого китайского поэта эпохи Тан, очень точно передающие суть подоб­ного отношения к миру:

Стаями птицы

взмывают, уносятся прочь,

Сирая тучка

растворяется, тает.

Смотреть друг на друга

вовек нам не надоест –

Мне и вот этой

высокой горе Цзинтиншанъ.¹

Такое внеутилитарное и творческое отношение к вещам окружающего мира приобретает особое значение в условиях все более обволакивающего нас техни­ческого мира вещей и символов, где перед человеком открываются и гигантские возможности владеть и управлять вещами, но одновременно все зримей стано­вится опасность утратить какие-то важнейшие черты собственно человеческого бытия.

¹ Постоянство пути: Избр. танские стихотворения / В пер. В.М. Алексеева. СПб., 2003. С. 139.

207

ЛЕКЦИЯ 10.