Место философии в культуре и особенности ее самовыражения

1. Взаимоотношения философии с религией и искусством

Двойственность предмета философии позволяет ей занимать особое интегративное положение в человеческой культуре. Она находится как бы в центре всевозможных способов познания и постижения бытия, самосознания человека и общества.

Выступая как рациональное познание бытия, философия, как мы показали выше, безусловно близка к науке как некому идеалу, хотя философская рациональ­ность внутри философии понимается гораздо шире, так же как и поле применения такой рациональности. Целый ряд характеристик, рассмотренных нами в предыду­щей лекции, позволяет рассматривать философию именно как специфическое (со своим предметом и особыми методами) рационально-теоретическое сознание.

В то же время рациональность философии – это не обобщение типов науч­ной рациональности, так как она необходимо связана с иными формами духовно­го постижения бытия человеком. Поэтому важным представляется, например, ее взаимоотношение с такой важнейшей частью человеческой культуры, как религия. Здесь сходства и различия носят иной характер, чем в случае с наукой.

Сходство заключается в том, что, как и философия, религиозное мировоз­зрение предлагает человеку некую систему ценностей – норм, идеалов и целей деятельности, в соответствии с которыми он может планировать свое поведение в мире, совершать акты оценки и самооценки. Как и философия, религия предлагает свою универсальную картину мира, в основе которой лежит акт божественного творчества. Ценностный и универсальный характер религиозного мировоззрения сближают его с философией, однако между двумя этими важнейшими сферами духовной культуры существуют принципиальные отличия.

Религиозные идеи и ценности воспринимаются человеком через акт религи­озной веры – сердцем, а не разумом, личным и внерациональным опытом, а не на основе рациональных аргументов, как это свойственно философии. Система религиозных ценностей носит трансцендентный, т.е. сверхчеловеческий и сверх­рациональный характер, исходя или лично от Бога (как в христианстве), или от его пророков (как в иудаизме и исламе), или от святых подвижников, достигших осо­бой небесной мудрости и святости, как это характерно для многих религиозных систем Индии. Верующий может при этом не обосновывать своего мировоззрения, в то время как процедура логического обоснования своих идей обязательна для человека, претендующего на философский характер мировоззрения.

151

Отличительной особенностью религии служит также наличие «осевых» ре­лигиозных текстов, являющихся источниками абсолютных истин и абсолютных ценностей для сторонников данного религиозного направления. В этих текстах не­возможно усомниться, их божественную мудрость можно только бесконечно по­стигать и комментировать. Для индуизма такими текстами являются Веды и Бхага-вадгита, для иудеев – Тора, для мусульман – Коран, для буддистов – Палийский канон, для христиан наряду с Ветхим Заветом особое значение имеет Новый Завет. Глубина понимания религиозного текста и религиозных истин зависит от личных духовных особенностей постигающего, но в еще большей степени от Божествен­ной Благодати, позволяющей раскрыть в тексте священный (анагогический, если использовать термин христианской теологии) смысл. В этом смысле любой рели­гиозный текст имеет эзотерическое измерение, недоступное для непосвященных, сколь бы умными и образованными людьми они ни были.

В отличие от религиозных философские тексты принципиально экзотеричны и адресованы для понимания всем желающим их понять, независимо от их на­циональной, культурной и религиозной принадлежности. Конечно, и в истолкова­нии философских текстов важен личный биографический и нравственный опыт постигающего, однако гораздо более важны здесь склонность к метафизическим размышлениям, навыки систематической рефлексии и умение работать с философ­ским текстом. Этому в значительной степени можно научить на философских фа­культетах университетов, и Божественная Благодать здесь абсолютно ни при чем.

Есть, конечно, в философии и свои «осевые» классические тексты типа пла­тоновского «Государства», «Метафизики» Аристотеля или «Критики чистого раз­ума» Канта, однако ни один текст не выделяется в качестве основополагающего и не наделяется свойством носителя абсолютных истин. Гораздо чаще, напротив, он служит объектом критического прочтения со стороны потомков. Кстати, и тради­ционные «осевые» тексты религий могут служить объектом собственно философ­ского понимания. Та же Бхагавадгита – предмет многочисленных философских метафизических интерпретаций не только со стороны индийской, но всей мировой историко-философской и философско-теоретической мысли. В этом случае интер­претация может носить историко-филологический, компаративистский, собствен­но метафизический (или проблемно-теоретический), но только не анагогический характер.

От религиозного мировоззрения следует четко отличать религиозную философию, представляющую особый тип философской рефлексии, которая от­вечает главным признакам философского мышления. Это критическое и система­тическое мышление, свободное от догматических церковных шор. И это рацио­нальное мышление, так как представляет собой попытку именно рационального построения целостного религиозного мировоззрения. Блестящие образцы подоб­ной философии дала отечественная религиозно-философская традиция на рубе­же веков. Здесь достаточно вспомнить имена B.C.Соловьева и П.А.Флоренского, Н.О.Лосского и С.Л.Франка, братьев С.Н. и Е.Н.Трубецких и т.д.

От религиозной философии следует отличать теологию (или богословие). Последняя в ряде своих разделов может использовать язык, методы и результаты философии, однако всегда в рамках признанных церковных авторитетов и выверенных

152

догматических определений. Не будет большой ошибкой назвать религиозную философию теологией за границами догматических определений, а теологию – ре­лигиозным философствованием в границах догматического определения.

Раздел философии, который занимается изучением природы религиозного опыта, его места в культуре и человеческом бытии, носит название философии религии. Ясно, что философией религии может глубоко и профессионально на­учно заниматься не только верующий человек, но и философ-атеист.

Взаимоотношения между философией и религией меняются от эпохи к эпохе, от культуры к культуре, варьируясь от состояния мирного сосуществования и поч­ти что растворения друг в друге (как в раннем буддизме) и кончая непримиримой конфронтацией, как это было свойственно Европе XVIII века. В настоящее время набирает силу тенденция к взаимоуважительному диалогу между философией, религией и наукой с целью формирования синтетического мировоззрения, гармо­нично синтезирующего современные научные факты и теоретические обобщения с проверенными веками религиозными ценностями и фундаментальными ходами систематической философской мысли.

Сближение философии и религии по целому ряду вопросов не представля­ется с профессиональной точки зрения таким уж необычным и связано с самим характером спекулятивного мышления. Действительно, и философы, и теологи необходимо затрагивают общие метафизические проблемы, такие, например, как проблемы необходимости Абсолюта или Абсолютного начала, первопричины, бы­тия и т.д.¹ И те и другие рассуждают о критериях нравственности или истины, добра и красоты. Для современного периода любопытна тенденция нарастающего диалога между религией и естествознанием, особенно в области проблем совре­менной космологии, трактовки разумности Космоса и т.д.

В этот процесс общекультурного синтетического диалога органично встраи­вается искусство, которое понимается нами здесь в самом широком смысле как способ художественного освоения бытия. Его многое сближает с философией. Еще начиная с античности, о чем мы писали выше, философия несет в себе ху­дожественное наследие мифа и античной литературы. Фундаментальные фило­софские идеи и впоследствии зачастую высказываются в художественно-сим­волической форме (изобразительной, словесной и даже музыкальной), а многие великие деятели литературы и искусства являются одновременно не менее вели­кими философами-мыслителями. Достаточно указать на Парменида и Тита Лук­реция Кара, на Леонардо да Винчи и Гете, на Достоевского и Ницше, Тютчева и Скрябина, Розанова и Германа Гессе, Эшера и Мигеля Унамуно. Искусство, как и философия, дает образцы целостного мировоззрения и своеобразно обосновывает

¹ См., например: «Мы, оставаясь в пределах современного физического мировоззрения, должны признать Космический Логос. Не все навеки неизменно. Раньше доказывали устойчивость вселенной – Ньютон, Лаплас, в средний период это говорили одна физика и натурфилософия, в XIX веке призывали к пессимистическому вы­воду о неизбежности кончины мира. Мы вынуждаемся или отрицать жизнь вообще – но это немыслимо, так как существование се доказывается тем неоспоримым фактом, что пятка не стирается, – или же надо признать Выс­шее Существо, которое сохраняет мир. Таким образом, мы вынуждаемся признать идею творчества, а в малых или больших размерах – это неважно. Мысль о Провидении все более и более утверждается. Наука ближайшего будущего вся будет исходить из идеи творчества и Сверхприродной Силы, все пронизывающей и все делающей живым» (Флоренский П.А. У водоразделов мысли. Черты конкретной метафизики: Собр. соч. В 4 т. Т. 3 (2). М., 2000. С. 404).

153

предлагаемую систему ценностей. Один из самых гениальных примеров художественного философствования в мировой культуре с чрезвычайно тонким и глубоким образно-метафизическим и образно-психологическим образовани­ем – «Легенда о великом инквизиторе» из романа Ф.М.Достоевского «Братья Карамазовы»¹. Тот же роман Достоевского – важнейшее произведение для по­нимания экзистенциальных глубин человеческого бытия и механизмов их позна­ния. Не случайно, например, данный роман Достоевского входит в программу обучения следователей и специалистов по криминальной психологии, не говоря уже о том, что его совершенно невозможно обойти в курсах этики и аксиологии, учитывая, что в данном романе великий русский писатель ведет явную и неявную теоретическую полемику с ключевыми системами европейской аксиологической мысли – от Декарта и Канта до марксистского материализма и волюнтаризма ницшевского толка.

Особую близость к философии обнаруживает современный кинематограф. С помощью кинематографических средств можно не только блестяще экранизи­ровать те же философские романы Достоевского (к несомненным достижениям отечественного кинематографа можно отнести экранизации «Братьев Карамазо­вых», «Преступления и наказания», совсем недавнюю многосерийную экрани­зацию «Идиота»), но и создавать авторские картины с исключительно глубоким философским содержанием, заставляющим усиленно и творчески работать нашу метафизическую мысль. Здесь вечные проблемы человеческого бытия ставятся и решаются в столь драматической и яркой форме, что способны буквально перевер­нуть наше существо. Таковы картины Андрея Тарковского и Феллини, Куросавы и Копполы. Они способны пробудить рефлексивные способности человека и за­ставить серьезно задуматься над тем, что ранее никогда не составляло предмет его систематических рассуждений. Словом, не будет большой ошибкой сказать, что искусство – мощнейшее средство проникновения в предельные сферы миро­вого и экзистенциального бытия и одновременно важнейший объект онтоло­гических, гносеологических и аксиологических размышлений.

Однако несмотря на всю близость, между философией и искусством все же пролегает глубокая межа. Дело в том, что язык философии – это прежде всего язык философских категорий и по возможности строгих доказательств. Эмоции, апелляции к личному опыту, фантазии и воображению – здесь скорее исклю­чение, чем правило. Но без этого-то как раз не может существовать подлинное искусство. Его стихия – личностное переживание и сопереживание, исповедь и страсть, полет фантазии и эмоциональный катарсис (очищение). Язык искусства в литературе и живописи, театре и танце, дизайне и кинематографе – это язык ху­дожественных образов, метафор и символов, принципиально исключающих стро­гое и однозначное понимание, что так желательно для философии. Конечно, и в философии могут существовать глубочайшие символы и образы типа знаменитой платоновской пещеры, статуи Кондильяка, мельницы Лейбница или соловьевской Софии. Однако они – чаще всего лишь исходный объект для последующей

¹ См. более подробно о возможностях современного метафизического и политологического истолкования этого произведения Достоевского в работе одного из авторов данного лекционного курса: Иванов А.В. Глобаль­ный сценарий великого инквизитора // Вестн. Рос. филос. о-ва. 2002. № 1.

154

рациональной интерпретации; как бы образно-смысловой «ген» для последующей дискурсивной развертки цельного философского мировоззрения.

Подытоживая, можно констатировать, что философия в чем-то схожа, а в чем-то различна со всеми другими важнейшими сферами духовной культуры (или сферами духовного творчества) человека. Это обусловливает ее центрально-це­ментирующее положение в духовной культуре человечества, не позволяющее этой культуре распасться в дурную множественность враждующих между собой идей, ценностей и мировоззрений. Именно в этом проявляется уже указанная нами двой­ственность философии.

Как рационально-теоретическое образование по преимуществу филосо­фия выступает самосознанием и всех видов теоретической деятельности, и всех видов духовной деятельности, лежащих за пределами рационального по­стижения бытия. Это делает ее важнейшей формой самосознания всей чело­веческой культуры и важнейшей формой ее творческого самовыражения.

Двойственный характер философии и те функции, которые она выполняет в культуре, порождают и целый ряд ее дополнительных специфических особенно­стей, которые мы рассмотрим ниже.