Социокультурные предпосылки становления философии

1.От мифа к философии

Зарождение философии в VII–VI веках до н. э. сразу в не­скольких культурах – по масштабам всемирной истории события почти одно­временные. Но в данном случае для нас более важно не столько хронологическое совпадение, сколько своеобразный феномен временной и социокультурной одно­временности. Это стало моментом взлета человеческой культуры. Одновременно это было результатом некой закономерности становления человеческого духа, его переломным моментом, что позволило, например, немецкому философу К. Яспер-су говорить об осевом времени всемирной истории. Действительно, во многих культурах «одновременно» происходит резкий поворот, и появляется «современ­ный человек», человек философствующий. Он «осознает бытие в целом, самого себя и свои границы. Перед ним открывается ужас мира и собственная беспомощ­ность. Стоя над пропастью, он ставит радикальные вопросы, требует освобожде­ния и спасения... В эту эпоху были разработаны основные категории, которыми мы мыслим по сей день, заложены основы мировых религий, и сегодня определяю­щих жизнь людей»¹. Это было завершение мифологической и начало совсем дру­гой эпохи – эпохи рационального переосмысливания всей жизни человечества, включая и переосмысливание мифов как основополагающих смысловых структур того периода. «Мифы были преобразованы и постигнуты с новой глубиной в то самое мгновение, когда миф в целом был разрушен»².

Философия возникает не на пустом месте, а реализуется в соответствующих социальных и культурных условиях. Кроме внутренней логики развития самого человеческого мышления, само это мышление опосредуется социально-историче­ской практикой, определяющей форму этого развития и его распространение.

В некоторых культурах философия изначально формируется как вариант ре­лигиозного сознания, в других в ней на первый план выходят проблемы этического или эстетического плана. В зависимости от политического устройства государства (хотя эти связи не следует абсолютизировать) философское мышление принимает свободный и доступный для всех характер, в других – оно реализуется как замк­нутая мыслительная деятельность посвященных лиц. Соответственно философия выступает либо как открытая для дискуссий система, либо как форма абсолютно завершенного знания, доступ к которому обычных людей может быть весьма за-

¹ Ясперс К. Истоки истории и ее цель // Карл Ясперс. Смысл и назначение истории. М., 1991. С. 32–33.

² Он же. Введение в философию. Минск, 2000. С. 103.

62

труднен. Не случайно носителями такого рода эзотерических религиозно-фило­софских систем выступают жрецы, пророки и другие представители религиозного культа. Это, в свою очередь, определяет и условия существования философии, и формы ее распространения.

Здесь лежит корень различий в возникновении философии на Западе (в Гре­ции) и на Востоке (Китай и Индия), который проявляется для соответствующих философских систем и в наше время. Разрыв с мифологической мировоззренче­ской пуповиной никогда не был на Востоке столь радикальным, как в Европе. Ско­рее даже можно говорить о естественной кристаллизации религиозно-философ­ских систем (конфуцианства и даосизма в Китае, веданты в Индии) внутри тради­ционных систем восточных верований, где идет постоянное возвращение (правда, рациональное и систематическое, облаченное в категориальный язык философии) к классическим мифологическим, «осевым», как иногда говорят, текстам и темам.

Так, в Китае на протяжении тысячелетий незыблемым оставался авторитет древнего Пятикнижия во главе со знаменитой И-цзин (китайской классической Книгой Перемен). В Индии такими осевыми текстами до сих пор являются Веды и бессмертная «Бхагавадгита» – часть крупнейшего индийского эпоса «Махаб-харата». В силу такого глубочайшего традиционализма, особого внимания к мис­тической интуиции и созерцанию в философском творчестве, а также почитания Учителя конфликт между философией и религией на Востоке был практически невозможен. Смертный приговор Сократу за оскорбление греческих богов – это нечто совершенно немыслимое для восточной культурной традиции.

С другой стороны, европейской философской мысли, начиная с Древней Греции, свойственна гораздо большая связь с наукой и опора на ее позитивные результаты. Если на Востоке великие философы – это чаще всего еще и круп­нейшие религиозные деятели-реформаторы (Лао-Цзы и Конфуций в Китае, На-гарджуна и Шанкарачарья, Вивекананда и Шри Ауробиндо в Индии), то на Запа­де, напротив, – это по преимуществу выдающиеся ученые (Пифагор, Фалес или Аристотель).

Однако несмотря не все различия, на всю опосредованность социально-исто­рической практикой, в развитии философии большее значение имеет ее собствен­ная внутренняя логика, отражающая, как мы сказали выше, саму логику сво­бодного человеческого мышления, свободного размышления индивида над кар­динальными вопросами бытия. Именно поэтому характер первых философских систем на Востоке и на Западе весьма схож', равно как и логика их последующего развития.

Это проявляется, во-первых, в единой направленности развития философии: от первоначально недифференцированного состояния ко все большей специали­зации и дифференциации философского знания; от философии как творчества отдельных мудрецов – к формированию профессионального философского со­общества; от спорадического и случайного занятия философией «для души» – к ее преподаванию в школах и университетах в качестве обязательной учебной дис­циплины.

¹ Упор на проблематику бытия, а не познания; внимание к логической аргументации своих идей; понима­ние человека как части живого Космоса – космоцентризм.

63

Во-вторых, философия исторически развивается и дифференцируется под непосредственным влиянием развивающейся культурной среды. Она всегда яв­ляется «дочерью» своей эпохи, отражая ее базовые ценности, идейные веяния и пристрастия. Более того, она способна выражать дух своего времени в наиболее конденсированной, четкой и ясной форме. По текстам великих философов мы ре­конструируем образ мышления и «картины мира» древних греков и средневековых людей, деятелей европейского Просвещения и индийского духовного Ренессан­са последней четверти XIX – начала XX века. Недаром великий представитель немецкого классического идеализма Гегель определял философию как духовное самосознание своей эпохи. И это еще одно ее абсолютно верное определение, на чем мы еще не раз остановимся в дальнейшем.

В-третьих, существует органическая связь между характером философство­вания (вниманием преимущественно к тем или иным проблемам, разработка пре­имущественно тех или иных разделов философии, определенная специфика фило­софского языка и стиля) и его национальной принадлежностью. В национальной философской традиции своеобразное решение получают вечные философские проблемы, подвергаются систематическому осмыслению и кристаллизуются базо­вые ценности данной культуры. Чем более развита духовная культура какого-либо народа, тем более развитой является и его философия, а последняя вполне может быть определена как важнейшая теоретическая форма национального само­сознания, позволяющая избегать как крайностей национализма, так и космополи­тизма. Букет мировой философии складывается из неповторимых национальных философий, находящихся в диалогических отношениях.

В-четвертых, несмотря на все возрастающее историческое, национальное, профессиональное и личностное разнообразие мировой философии, на появление все новых и новых мировоззренческих и методологических философских проблем, о которых подчас и задумываться не могли философы прежних эпох¹, в ней всегда сохраняется неизменный проблемный стержень, придающий ей и историческое (диахроническое), и культурно-пространственное (синхроническое) единство и преемственность. Такой единый стержень как раз и образуют «вечные» пробле­мы человеческого бытия, устойчивые относительно всех исторических перемен и лишь получающие своеобразную постановку и решение в зависимости от нового социокультурного контекста.

Мы рассмотрим возникновение философии на примере древнегреческой куль­туры, для чего имеется целый ряд вполне объективных причин. Именно здесь ста­новление и развитие философии реализуется в наиболее «чистом» варианте, что позволяет трактовать античную философию как своеобразный эталон. Именно это давало повод Гегелю достаточно жестко утверждать, что философия как таковая начинается только в Греции. В более мягкой форме, распространяя влияние антич­ной философии лишь на западную культуру, об этом же говорит и Карл Ясперс, усматривая в древнегреческой философии начала западноевропейской философии в целом. Если по поводу восточной философии ведутся споры, была ли это фило-

¹ Ясно, что проблемы философии техники не могли занимать преимущественное положение в философии Древней Греции, а понятие «виртуальная реальность» не могло быть сформулировано даже в середине XX века, ибо для это необходимо было возникновение компьютерных технологий.

64

софия в собственном смысле слова или нет, то по поводу древнегреческой фило­софии в этом уж точно не сомневается никто.

Именно здесь в чистом виде происходит известный переход от «мифа к ло­госу», который в других культурах носил менее определенный характер. Поэтому целесообразно рассматривать данный тип философии как некий классический об­разец, с помощью которого можно исследовать проблему возникновения филосо­фии «в чистом виде», проследить, как она отделялась от иных форм сознания и, в частности, как происходило ее вычленение из мифа.

Гегелю принадлежит известное выражение о том, что развитие философии как бы проходит путь солнечного светила, которое восходит на Востоке, поднима­ется в Греции и заходит как форма завершенного знания на Западе (к последнему типу знания он, конечно, относил прежде всего собственную философскую сис­тему).

Восточный народ, писал великий немецкий философ, убегает в «пустую аб­стракцию как в бесконечное; это встречается преимущественно у индусов, кото­рые истязают себя и углубляются в состояние наиглубочайшей абстракции; так, например, индусы смотрят в продолжение десятков лет на кончик своего носа, а окружающие их кормят, они, таким образом, живут без всякого духовного содер­жания, кроме как знания абстракции; содержание этого знания есть, таким обра­зом, нечто совершенно конечное. Это, следовательно, не почва для свободы»¹.

В связи с этим Гегель вообще отрицал наличие философии на Востоке, где, по его мнению, существовало лишь предфилософское знание, которое хотя и оказало влияние на греческую философию, но не сравнимо с античностью по достигнутым результатам. Конечно, Гегель был явно несправедлив, принижая философские сис­темы восточных стран, но действительно Древняя Греция дала нам особую – как бы кристальную – форму философии, с которой, и это не случайно, мы чаще все­го и отождествляем само понятие философии.

Для того чтобы понять особенности данного феномена, необходимо кратко рассмотреть социокультурный фон развития философии в античности. Гегель, высочайшим образом оценивая значение древнегреческой философии, связывал это с тем, что философия вообще есть принципиально свободное мышление, ко­торое не может быть реализовано без соответствующих социальных предпосы­лок. Она возникает здесь как форма свободного мышления, а условием свободного мышления должна быть практическая (при всей ее относительности) свобода мыс­лящего человека. «Вследствие этой общей связи политической свободы со свобо­дой мысли философия выступает в истории лишь там и постольку, где и поскольку образуется свободный государственный строй... философия поэтому начинается лишь в греческом мире»². Правда, Гегель замечает далее, что это еще ограниченная свобода, так как само развитие философии есть неуклонный процесс самореали-

¹ Гегель Г.В.Ф. Лекции по истории философии. Кн. 1. М, 1993. С. 145. Еще более жесткую и вряд ли спра­ведливую оценку высказывает Г.Г. Шпст: Ср.: «Именно Восток есть родина мудрости, всяческих сказок, сказаний и мифов. Восток их переживает, ими питается и в них выражается. Он не знает, что такое рефлексия; умственная жизнь для него – нечто чуждое; он с трудом отличает ее от тяжелого физического труда, он отдыхает, когда от него не требуют умственного напряжения; умственная лень – его природа и добродетель» (Шпет Г.Г. Философ­ские этюды. М., 1994. С. 228–229).

² Гегель Г.В.Ф. Указ. соч. С. 143–144.

65

зации и самопознания абсолютного духа, поэтому философия развивается как на­растание самой степени свободы человеческого мышления, как рост самосознания человечества в целом.

Но еще до достижения политической свободы как условия свободного мыш­ления существовал важный фактор, оказавший влияние и на само государствен­ное устройство Древней Греции, и даже на характер представителей этого наро­да. Это особенности географического положения Греции. Страна представляла собой территорию, расчлененную на множество островков земли. Здесь отсут­ствуют и мощные реки, пронизывающие всю страну, и высокие горы, ее разде­ляющие. Греция заселена людьми, которые, как отмечал Гегель, видят перед со­бой одинаковый горизонт, что придает им чувство единства, но одновременно это единство разнообразия, так как племена, населяющие Грецию, отличны друг от друга. Это важный момент, когда национальное единство обогащается разностью и даже чужеродностью его составляющих. Греческие племена, достаточно поздно придя на ту землю, которую мы называем Грецией, быстро научились земледе­лию у местных критских племен. От них же они перенимают практику освоения моря. Поэтому, отмечал Гегель, корабль и виноградная лоза надолго становятся любимыми объектами поэтического творчества греков. Таким образом, в Греции реализуется принцип разнообразия в восприятии мира, что оказывает влияние на сам стиль мышления, который изначально должен был быть достаточно гибким и толерантным.

Географические факторы повлияли изначально и на государственное устрой­ство Греции. Греция располагалась в гористой местности, но горы были не слиш­ком велики, чтобы отгораживать друг от друга селившиеся здесь племена. Люди жили между гор и имели выход к общему для них морю, что обеспечивало по­стоянный контакт. Такая территориальная раздробленность создавала предпосыл­ки для чисто географического разделения (но не раскола!) страны на ряд мелких округов (кантонов). «Такой рельеф создавал благоприятные условия для той по­литической организации, которую греки назвали полисом»', о значении которого мы скажем ниже. Относительная культурно-географическая неоднородность со­вокупности государств-полисов приводила к тому, что они жили между собой в соперничестве. Между полисами постоянно велись войны, что отражается в том факте, что в Греции никогда не заключали мира, а были лишь перемирия, которые, как правило, нарушались.

Это способствовало созданию особых социально-психологических условий для формирования индивидуального сознания. Вся жизнь людей здесь протека­ла в соперничестве как на индивидуальном уровне, так и в экономической, по­литической, культурной сферах взаимоотношений между различными полисами, что часто заканчивалось войнами. Своеобразной вершиной этого всеобщего духа соперничества становятся Олимпийские игры, как бы закрепившие эту форму конкурентно-конфликтного социального поведения. Это были не сегодняшние Олимпиады, в которых демонстрируется преимущественно сила мышц, но также соревнования между поэтами, драматургами, певцами, танцорами. Проводились

¹ Боннар А. Греческая цивилизация. Т. 1. От Илиады до Парфенона. М., 1992. С. 32.

66

даже конкурсы красоты. При этом в большей степени ценилась не материальная награда, которая, впрочем, была незначительной, но слава победителя.

Постепенно это формирует особое духовное состояние личности древних греков, которое иногда обозначают термином агональность¹. Это особое состоя­ние психики человека, когда стыд и нежелание вызвать неодобрение со стороны равных себе, причем по любому вопросу, приобретают характер абсолютной цен­ности, так же как и желание проявить себя перед лицом соплеменников с наи­лучшей стороны. Причем желание снискать славу и почести любыми путями при­обретает иногда болезненную форму². В этом культе борьбы и самоутверждения, а не политического единства и нравственного согласия есть, безусловно, и свои слабые стороны, которые в конце концов привели как к политическому падению классической полисной Греции и подчинению ее власти македонских царей, так и к духовному перевороту, который принесло в европейскую культуру победившие христианство.

Важнейшей предпосылкой формирования греческой философии и общей творческой свободы греческого культурного мира является выработанная ими такая форма политического правления, как демократия. Гегель не случайно называл ее художественным произведением в политике. Свобода индивидуума в Греции не зависела в такой степени от государства, как в восточных деспоти­ях. Поэтому не государство определяло индивидуальность греков, но, напро­тив, индивидуальность греков определяла общие свойства греческого государ­ства³.

Правда, замечает далее Гегель, именно демократия стала и главным условием гибели античной Греции. Так как она исторически была еще не готова к существо­ванию, не получила собственную субстанциальность и не стала в полной мере де­мократией. Это была форма эгалитарной демократии для меньшинства⁴. В рамках всей Греции это привело к ее разрушению, так как свобода и частные интересы отдельных городов превалировали над общими интересами и законами, могущими спасти независимые греческие города-государства.

Культура Древней Греции, отмечает Лосев, настолько стала эталоном клас­сики, что даже в сознании профессиональных исследователей античность лаки­руется, а ее социально-исторические отношения (общество, государство) идеали-

' «Агон (греч. «борьба», «состязание»). Отличительная черта греческого быта – неудержимое стремление к любым состязаниям почти во всех сферах обществ, жизни» (Словарь античности. М., 1989. С. 14). См. также более подробно: Зайцев А.И. Культурный переворот в Древней Греции. VIII–V вв. до н. э. Л., 1985. Гл. II.

² «Об Эмпедокле рассказывали, что он, желая уверить окружающих, будто он взят богами на небо, покон­чил самоубийством, тайно прыгнув в жерло Этны... Авантюрист II в. н. э. Перегрин, как рассказывает Лукиан, всю жизнь стремился заставить о себе говорить любыми способами и наконец торжественно сжег себя, желая уподобиться взошедшему на костер Гераклу... Об Алкивиадс Плутарх сообщает, что он изуродовал дорогую и красивую собаку, отрубив ей хвост, чтобы афиняне говорили именно об этом его поступке...» (Зайцев А.И. Куль­турный переворот в Древней Греции. VIII–V вв. до н. э. С. 78–79).

³ Гегель Г.В.Ф. Философия истории. СПб., 1993. С. 277.

⁴ Так, в V в. до н. э. в Афинах жили 130 тыс. граждан, включая их жен и детей, около 70 тыс. иностранцев и 200 тыс. рабов. При этом правом голоса обладали лишь мужчины из числа граждан, то есть около 30 тыс. Это была форма эгалитарной демократии лишь по отношении к меньшинству населения, и рабство было условием данной демократии. Как подметил А.Ф. Лосев, раб и рабовладелец не были цельными людьми. Раб представлял собой некую вещь, способную производить работу. В философском смысле раб представлял собой некоторую потенцию, смысл и действие которой придавало движущее начало в лице рабовладельца как особой «формо­образующей идеи». Поэтому они не могли существовать друг без друга, образуя некоторое единое целое (См.: Лосев А.Ф. История античной философии. М., 1989. С. 13).

67

зируются и как бы отождествляются с великими образцами ее художественного развития¹.

Так, например, говоря о демократии чаще всего имеют в виду афинскую де­мократию, игнорируя иные примеры государственного устройства, что особенно характерно для философов, пытающихся конструировать реальную историю как единый исторический процесс. Это было характерно, например, для Гегеля.

Мы частенько находимся под обаянием таких величественных фигур, как Платон или Аристотель, думая, что все греки были таковыми. Мы восхищаемся стихами Сапфо и отождествляем их с восприятием мира и с общим положением античной женщины в целом, которое было отнюдь не столь прекрасно и поэтич­но². Не случайно Платон, который попытался в своем «Государстве» провести все собственные идеальные принципы до конца, нарисовал в качестве идеального об­раз такого тоталитарного государства, который был «страшнее самой тогдашней действительности». «Пока вопрос касался только самих этих конструктивно-ло­гических принципов, идеи Платона, а вернее, целый мир идеальных сущностей, представал взору читателей Платона в очень чистом и весьма возвышенном виде. Тут Платон побеждал свой век с его развалом и хаосом, и тут у него получалась весьма возвышенная эстетика, действительно в корне противоречащая культурно-социальной жизни»³.

Таким образом, развитие Греции, как и многих иных народов, представляло собой, по выражению Лосева, «душераздирающую трагедию».

Но для нас, однако, важны не эти социально-исторические аспекты существо­вания Древней Греции, сколько идеи, оставленные древнегреческими философами в человеческой культуре. И здесь мы обязаны подчеркнуть, что перечисленные со­циокультурные особенности античной Греции, и прежде всего афинская демокра­тия, привели к невиданной активности индивида в жизни общества. Здесь необ­ходимо было бороться за свою политическую и человеческую репутацию, быстро и взвешенно принимать публичные решения, уметь вести споры и моделировать продуктивные дискуссии. Указанная же выше атональность пронизывает все сфе­ры бытия античного человека, в том числе и философию, придавая ей диалоговую

¹ Лосев А.Ф. История античной эстетики. Высокая классика. М., 1974. С. 405.

² Именно в отношении к женщинам проявлялась ущербность греческой демократии. Женщина была лише­на права голоса. В Афинах и Спарте существовали гинскономы, которые специально наблюдали за поведением женщин. В структуре греческой семьи женщина занимала положение первой среди служанок. Даже слово «жена» (по-гречески «ойкурема») – понятие среднего рода, обозначающее предмет. Такое отношение к женщине до­носят до нас некоторые литературные памятники. Гесиод писал, что Зевс, дабы наказать людей, которые приняли огонь из рук Прометея, велел богам и богиням создать из старой глины женщину – существо болезненного же­лания, коварное и бесстыдное, «западню и пропасть бездонную с крутыми стенами», – которой человек обязан всеми своими несчастьями.

Симонид Аморгский, который, по мнению исследователей античной литературы, скомпилировал послови­цы и поговорки из поэм Гесиода, создал целую женоненавистническую поэму. В этой поэме все женщины были разделены на несколько категорий по именам животных и предметов. Так, например, женщина-свинья описыва­ется следующим образом: «У ней всегда все в доме // Неубранным лежит, валяясь на полу. // Сама ж немытая, в нестиранных одеждах // Сидит она в грязи, жирея с каждым днем». Женщина-лиса – сама хитрость и уловки. Женщина-собачья дочь – болтунья и сплетница, которая ласт без перерыва, и заставить се замолчать нельзя, даже выбив камнями зубы. Женщина-осел «облезлый от плетей // Под брань, из-под кнута, с большим трудом она // Берется за дела... Иную сотворил из обезьяны Зевс: // Вот худшее из зол, что дал он в дар мужьям... Ту из волны морской. Двоится ум ее...» (См.: Античная лирика. М., 1968. С. 122–123). Частично именно из такого отношения к женщине в Греции формируется традиция особого отношения мужчин к мальчикам как носителям чистого начала в отличие от женщин как носителей зла и грязного начала.

³ Лосев А.Ф. Указ. соч. С. 406.

68

форму, построенную на столкновении противоположных точек зрения, что, в свою очередь, основывается на диалектическом восприятии мира.

Таким образом, философия реализуется в античной культуре как соревнова­ние (борьба) мысли, основанная на развитии доказательного типа мышления, на такой философской дисциплине, как логика, детально разработанной в антич­ности. Борьба за то, чтобы твои аргументы были приняты большинством, необ­ходимость убеждать в своей правоте других порождает дополнительно к этому необходимость учитывать сферу психоэмоционального воздействия на сознание человека, что реализуется в такой дисциплине, как риторика.

Цель политической риторики, в которой главным было привлечение на свою сторону как можно большего числа людей, в наибольшей степени опирается не столько на логическое обоснование политических взглядов, сколько именно на систему психоэмоционального воздействия на субъекта, позволяющую риториче­скими приемами возвысить самого себя или, напротив, очернить противника. Ито­гом переживания ситуации, когда человека за что-то высмеяли, могло стать даже самоубийство¹. И прославление, и очернение противника были нормами греческой политики и мощным средством воздействия на людей, впрочем, как и сегодня. Раз­ница лишь в усилении технических средств воздействия на психологию масс².

Логика и риторика как символы рационального подхода к миру допол­нили виноградную лозу и корабль в качестве важнейших символов греческой цивилизации.

Именно владение логикой и риторикой стало условием того, что философ в античности занимает важное место и в политической борьбе, выступая здесь часто как политик-профессионал, а политика, в свою очередь, становится, может быть, самой наглядной формой умственной состязательности. Даже если философы и не управляли государством непосредственно как действующие правители, то влияние на этих правителей они имели огромное. Не случайно уже Аристотель выделяет внутри философии такую дисциплину, как философия политики, которая должна являться фундаментом политики как разновидности общественной деятельности. И, кстати говоря, этот термин гораздо глубже понятия «политология», фиксирую­щей часто лишь совокупность прежде всего эмпирического и часто несистемати­зированного материала.

Кроме вышеперечисленных компонентов, культура античности была про­никнута идеей гармонии, которая распространялась также на все сферы жизни человека. Здесь не было господства, например, культа грубой силы или физически бессильной интеллектуальности. Не случайно Диоген Лаэртский иронизирует по поводу Платона (от греч. «платюс» – «широкий»), настоящее имя которого было Аристокл, что он получил данное прозвище скорее за ширину плеч, как победи­тель Олимпийских игр, чем за ширину лба, как философ.

¹ А.И. Зайцев приводит следующие факты из древних источников: «Насмешки Архилоха довели до само­убийства дочерей Ликамба... Полигар повесился, не выдержав насмешек в комедии... О Пифагоре сообщают, что он перестал делать своим ученикам внушения иначе как наедине, после того как один из них, которому он сделал выговор в присутствии других, повесился» (Зайцев А.И. Культурный переворот в Древней Греции. VIII–V вв. до н. э. С. 80–81).

² Мне думается, что примером первой жертвы «черного пиара» можно вполне считать Сократа. Не столь уж нова эта «наука», как, впрочем, и тот факт, что разум может культивироваться в иррациональных целях, о чем мы еще поговорим ниже.

69

Подводя некоторые итоги, можно сказать, что в Древней Греции становле­ние философии было связано с рационалистическим преодолением мифологиче­ского сознания. На это непосредственно влияла социально-политическая стихия античного полиса, требовавшая людей энергичных, речистых и склонных к рацио­нальной аргументации. Если в мифах такие проблемы, как, например, проблема добра и зла, блага, ответственности и др., носят художественно-символический характер, что, впрочем, не снимает момента интуитивных открытий и озарений, то философия постепенно стремится ставить и решать их в рациональной форме, обосновывая и доказывая выдвигаемые утверждения.

Одновременно философия воспринимает такую особенность мифа, как син­тетическое воззрение на мир, соединяющее в единое целое реальное и идеальное, сознательное и бессознательное, рациональное и внерациональное. Установка мифа на целостное понимание бытия и места в нем человека глубоко прони­зывает философию, отличая ее уже с самого начала от дифференцированного, предметного подхода наук. В философии живой и чувствующий субъект мысли­тельной деятельности, будучи личностью, не отбрасывается. Для нее важны не только рациональные знания, но и сфера эмоциональных переживаний человека, от которых он никогда не сможет окончательно освободиться, не рискуя лишиться полноты бытия.

Таким образом, миф как бы распадается, и та его часть, которая была связана с попытками целостного описания мира, моделированием его закономерностей, или, иначе говоря, его рациональная часть, развивается в философию. Философия делает ясным то, что было смутным в мифе (Гегель), она начинает свое существо­вание в качестве понятийно структурированного мышления, когда на первое место выступает культивирование рациональных знаний, а мыслитель начинает опери­ровать абстракциями (И. Кант).

В то же время греческая философия не абсолютизирует рационалистическую установку, и в ней большое место отводится образному восприятию мира. Ее бли­зость к мифу и одновременно установка на рациональное постижение мира приво­дят к гармоничному пониманию философии, которая также изначально двуедина, как двуедино само человеческое сознание.

Гармония мира представляется греку почти абсолютной. С помощью разума можно все объяснить и обосновать, но мир трактуется не только как нечто внешнее и сугубо рассудочное, но и как особое художественное творение человека. Подобно тому, как музыкант улавливает в этом мире гармонию звуков, художник – гармо­нию цвета, скульптор – гармонию форм, поэт – ритмику мира, философ спосо­бен уловить разумность бытия, раскрывающуюся для нас не только в виде системы понятий и категорий, но и в виде по-своему прекрасной картины Космоса.

Таким образом, греки диалектически преодолевают («снимают», если исполь­зовать гегелевскую терминологию) мифологическое сознание, создавая филосо­фию как систему понятий, обеспечивающую универсальное рациональное пони­мание и одновременно ценностно-эмоциональное восприятие мира, осуществляя тем самым переход от мифа к философии.

Однако греки изначально чувствовали опасность такого перехода, связанного с тем, что философии здесь может быть сведена к псевдофилософии, когда за онау-

70

ченными терминами теряется сама ее душа. Поэтому философия формируется здесь как интегративное образование, сочетающее рациональные компоненты с ее изначальной сущностью – отвечать нравственным потребностям человека, что позже, особенно в XX веке, очень часто приводит к своеобразной имитации фило­софии, к самоценной интеллектуальной игре, к созданию пустых и даже откро­венно морально порочных философских моделей, какими бы утонченными они ни выглядели. Это сегодня, в частности, свойственно постмодернистскому дискурсу с его обостренным вниманием к разным патологиям и маргиналиям. Не случайно одним из главных объектов критики и деконструкции для философов постмодер­нистской ориентации являются Сократ и Платон¹ как наиболее яркие представите­ли античного духа гармонии и нравственной меры.

В целом же рационалистическая традиция, зародившаяся в античности, име­ла и огромное общецивилизационное значение. Как писал по этому поводу Анд-ре Боннар: «...греческий народ был совершенно таким же народом, как и всякий другой... Его цивилизация распускалась и взращивалась на том же черноземе суе­верий и мерзостей, на котором выросли все народы мира... Именно этот прими­тивный, легковерный и жестокий народ изобрел... цивилизацию – нашу с вами цивилизацию»².

В этом плане греческая культура, в которой центральное место принадлежало философии со своими рационалистическими традициями, отразила пути разви­тия современной цивилизации (связанные как с огромными достижениями, так и просчетами, вплоть до угрозы самому существованию человечества), по которым, нравится нам это или нет, развивается и сегодняшний мир.

Другое дело, что уроки греческой культуры могут помочь нам избежать ряда «цивилизационных ловушек», в которые попадает современный человек, слишком доверяющийся технике и сложившимся нормам рациональности. В частности, по многим параметрам сознание древнего грека (при всех отмеченных выше неизбеж­ных суевериях и мерзостях) было все же куда как гармоничнее нашего, по крайней мере оно никогда ложно не уравнивало норму и патологию. Греки достаточно от­четливо различали в Космосе «верх» и «низ», заботились о нравственном и физи­ческом здоровье подрастающих поколений и всячески препятствовали тому, чтобы к власти в демократическом государстве пробирались откровенно беспринципные и порочные честолюбцы, равно как и «денежные мешки».

Забывшим иерархию подлинных демократических ценностей грозил остра­кизм – изгнание из родного полиса, что воспринималось греком как трагедия. В свою очередь, грек времен классического периода имел очень четкое представ­ление о подлинной иерархии полисных ценностей, что наиболее явственно слы­шится в речи Перикла³ над могилой павших афинян. «Наши отцы... – говорит Перикл, – тем, что возвысили нашу державу до ее теперешнего величия... обяза­ны более своей мудрости, чем слепому счастью, и более своей моральной стойко­сти, чем материальной силе. Мы должны быть достойны наших предков и всеми силами противостоять врагам, чтобы передать потомству нашу державу не менее

¹ См., например, работы Ж. Дслсза.

² Боннар А. Греческая цивилизация. Т. 1. От Илиады до Парфенона. М, 1992. С. 19–20.

³ Великого ученика великого греческого философа Анаксагора.

71

великой и могущественной»¹. Еще более кратко и точно о сущности полиса и его истинных ценностях говорит жена Перикла Аспазия, кстати, сама незаурядный философ, в платоновском диалоге «Менексен»: «Одни называют ее демократией, другие еще как-нибудь – кто во что горазд, на самом же деле это правление луч­ших с одобрения народа».²