Ценности, абсолюты, оптимумы

Я, разумеется, не ставлю перед собой задачи проранжировать совокупность человеческих ценностей, которая мне представляется неразрешимой. Тем не менее, я себе позволю высказать некоторые соображения, прямо или косвенно связанные с этой проблемой. Чтобы сделать основную мысль моего доклада наиболее удобоваримой, я начну с самой общей постановки рассматриваемого вопроса.

Аксиология рассматривает должное, т.е. ценности, которыми принимающие их индивиды или их сообщества  желают обладать. Должному противостоит  сущее. Является ли само должное, включающее в себя всю совокупность ценностей, принимаемых той или иной цивилизацией, социальной группой, этносом или индивидом, - должное как таковое ценностью и, если да, то как оно соотносится с другими ценностями и, прежде всего, с противостоящим ему  сущим? (Мы здесь отвлекаемся от играющего важную роль в ряде философских систем категориального различения между сущим и бытием).

Индивиды и их сообщества (в самом широком смысле этого слова) не могут более или менее нормально существовать и функционировать, не имея относительно устойчивой системы ценностей, направляющих их деятельность. Ряд племен и этносов сошел с исторической арены не только потому, что они не могли найти ответа на вызовы, бросаемые им изменившимися природными условиями, или терпели поражения в столкновениях с внешними врагами (хотя и в этом случае не исключено, что найди они некоторую движущую их деятельность ценность, попытки ее реализации могли бы их спасти), но и потому, что они, не имея устойчивой системы ценностей, не видели пути, по которому должны двигаться. Не было дороги.

Есть ужас бездорожья,

А в нем - конец коню.

И. Уткин

Поэт правильно уловил, что в бездорожье, т.е. при отсутствии определяющих ценностей, коню - сообществу или индивиду - конец. Вне системы ценностей - осознаваемой в большей или в меньшей степени - ни сообщество, ни индивид не только не могут нормально жить, но и сохранить свое лицо или даже сохранить себя физически. Поэтому люди определяют себе ближние и дальние цели, которые являются их высшими или производными ценностями, а также средства (служебные ценности, по терминологии некоторых аксиологов) их достижения.

Часто высшие ценности вырабатываются на основе недовольства теми или иными сторонами сущего и осознаются как противоположность последним. Так, например, в несвободных обществах появляется как высокая ценность  свобода, в обществах с явно выраженным неравенством - равенство, в обществах, в которых человек человеку волк, - братство и т.п.

При этом, поскольку эти высшие ценности еще не реализованы, то сообщество или индивид, с одной стороны, не видят, что их реализация может оказаться необходимо связанной с некоторыми ценностями, маркируемыми тем же сообществом знаком «минус», а с другой - и служебные ценности могут оказаться ценностно минусовыми. Некоторые ценности или их группы могут также оказаться несовместимыми между собой, например, свобода и равенство (в буквальном смысле этого слова).

Абсолютизация ценностей, принятых посредством противопоставления отдельным сторонам сущего, является одним из важнейших путей возникновения утопий.

Утопия - если не добиваются ее реализации, и она существует лишь в философских трактатах или религиозных учениях - далеко не всегда приносит ущерб человечеству, она порою наркотически успокаивает его:

Честь безумцу, который навеет

Человечеству сон золотой.

П.Ж. Беранже

Иначе обстоит дело, если утопию пытаются реализовать. Тогда не считаются со средствами и превращают их в цели, т.е. служебные ценности принимаются в качестве высших. На этих путях возникают кровавые столкновения между социальными группами, устанавливаются тирании, диктатуры, тоталитарные режимы. В той мере, в которой они частично реализуются, они выступают карикатурой на изначально принятую высшую ценность. Это хорошо описано в произведениях Замятина, Оруэлла и других.

Конечно, люди должны иметь высшие ценности. Они должны любить  добро (это слово здесь употреблено не в узком этическом, а в широком смысле, т.е. как всякая ценность, маркируемая знаком  плюс), но не настолько, писал Горький, чтобы вбивать ее кулаком в сердца и головы людей. Горький в современной ему тогдашней России начала революции еще не предвидел, что добро будут вбивать в сердце и головы людей не только кулаком, но и револьвером. Макар Нагульнов, влюбленный в мировую революцию как в наивысшую ценность, искренне веривший в коллективизацию как в добро, вбивал его в голову среднего крестьянина револьвером. В дальнейшем стрелковое оружие использовалось не только для того, чтобы вбивать истину в головы, а и для того, чтобы конвоировать эшелоны несогласных в отдаленные края или физически их уничтожать.

Правда, нельзя отрицать, что порою, борясь под утопическими лозунгами, люди добивались и прогрессивных результатов, хотя и далеко не совпадающих с ценностями, которые они хотели обрести, и платили они за эти результаты безмерно большой ценой.

Ценности надо иметь и иметь их в виду. Само наличие ценностей есть весьма высокая ценность, но и ее тоже нельзя абсолютизировать.Тут мы должны вспомнить, что должному противостоит сущее. Сущее - единственный противовес, позволяющий человеку не отдаваться безраздельно и бездумно власти должного. Сущее - единственный верификатор должного. Однако эта верификация происходит не посредством лабораторного эксперимента и не в результате проверки на логическую непротиворечивость. Сущее верифицирует должное в ходе своего исторического развития. Правда, здесь, как и в науке, уместней говорить о фальсификации. (Уже поэтому сущее имеет приоритет перед должным, т.е. имеет место ценностная асимметрия).

Если в процессе развития общества или его части ценности, маркировавшиеся как плюсовые, оказываются фальшивыми, т.е. приводят в тупик или к ухудшению положения человека в мире, то общество их отбрасывает. Так, общество отказалось от каннибализма, инфацида и, осмысливая ход истории, пытается отказаться от расовой, национальной, конфессиональной, социальной исключительности и, соответственно, порождаемой ею межчеловеческой ненависти. Конечно, и здесь нельзя стать на позиции наивного, раннепопперовского фальсификационизма. Ценности, ранее принимавшиеся в качестве абсолютных и не выдержавшие верификации, далеко не всегда могут и должны быть отброшены. Не исключается, что некоторые из них (например, равенство) могут быть сохранены в модифицированном виде. Если попперовское сведение развития науки как освобождения от ошибок остается весьма сомнительным, то освобождение системы должного от фальшивых ценностей имеет значительно большее (но отнюдь не полное) право на существование. Выработка новых ценностей дается (по меньшей мере, как правило) обществу намного труднее, чем открытие новых истин в науке.

Из всего этого следует, что аксиология не может занять все философское поле. Она должна синтезироваться с онтологией (в самом широком смысле - учением о бытии, с учетом выше высказанной оговорки о соотношении сущего и бытия). Можно руководствоваться должным лишь с учетом сущего.

Из этого не следует, что само сущее может быть абсолютизировано. Это значило бы объявить все сущее разумным, полностью отвечающим потребностям развивающегося человека. Более того, это лишило бы человека его творческой сущности, т.е. важнейшего элемента его видовой специфики, обрекло бы человечество на застой, а с учетом меняющихся условий существования, в том числе и в результате антропогенных воздействий, и на гибель.

Уже проведенный здесь краткий анализ дает пример того, что не абсолютизация положительных ценностей, а ОПТИМАЛЬНОЕ их сочетание должно быть девизом аксиологии.

Остается вопрос: существуют ли все же вообще абсолютные ценности? На первый взгляд кажется, что убедительный положительный ответ на этот вопрос дают религиозная философия и богословские системы. С их точки зрения, абсолютность тех или иных ценностей гарантируется Богом, который внушает их людям.

Однако эта позиция противоречива. Во-первых, разные религии абсолютизируют разные системы ценностей. Святость разными религиями трактуются по-разному. (Слово  абсолют в философии употребляется в разных смыслах; здесь оно означает абсолютную ценность). Христианское царство Божие, например, существенным образом отличается от буддистской нирваны. Да и внутри христианства системы ценностей, принимаемые православием, католичеством и протестантизмом, весьма различны. И в православии приверженцы официальной православной церкви и так называемые раскольники реально придерживаются далеко не одинаковых ценностей. Выбирать между различными религиями достается человеку и, следовательно, ему приходится определять, что есть абсолют.

Во-вторых, как признают многие религиозные философы и богословы, между человеком и Богом всегда есть посредник и, следовательно, возводить ценность в ранг абсолюта приходится опять человеку, хотя и избранному - посреднику. В-третьих, и Бог, и посредник вынуждены внушаемые ими заповеди облекать в форму, понятную человеку и таким образом приспосабливать их к уровню понимания человека на данном уровне исторического развития и с теми цивилизационными особенностями, с которыми посредник имеет дело. Так что божественная санкция, как она приходит к человеку, не является гарантией, что некоторая ценность, действительно, есть абсолют.

Но не означает ли это, что абсолютов вообще не существует и что правы аксиологи, проповедующие полную релятивизацию ценностей? Я так не думаю. Человек имеет право приписать определенным ценностям ранг абсолюта. Исходно такой ценностью является сам человек, т.е. человечество как целое. Точнее, само существование человечества - абсолютная  высшая  ценность, это значит, что ее принятие не исключает и признания производных от нее абсолютных ценностей.

Но, возразят мне, человечество как высшая ценность не объективна. Оно является таковой только для самого человека. На это я отвечу, что ценности, как известно, и являются не объективными характеристиками вещей или поступков, а субъектно-объектным отношением (в отличие от носителей ценностей, которые существуют объективно, независимо от субъекта) В данном же случае и субъектом, определяющим ценности, и носителем этой ценности является человечество. Ценность и ее носитель в этом исключительном случае совпадают между собой.

В полной мере не исключено, что где-то во Вселенной существуют разумные существа - некие ZOO SAPIENS, для которых  мы не представляем ценности и что  они, направляемые своими ценностями, захотят нас истребить как своих врагов или противников. Вряд ли мы в таком случае осуществим общечеловеческий суицид во имя иного разума, даже если он по отношению к нам - высший. Человечество, его существование, которое есть и сущее, и должное, навсегда для него останется высшей ценностью.

Здесь возникает новый вопрос: а существует ли оно - это человечество, как некоторое целое в действительности. Этот вопрос нуждается в ответе уже потому, что некоторые философы относят  человечество к фикциям, которые принимались за реально существующие только средневековым реализмом ( в историко-философском смысле этого слова).

Я думаю, что это не так. Человечество, по-моему, существует в трояком смысле. Во-первых, - это мало кто отрицает - оно существует как ценность. Правда, осознанно это лишь в той мере, в которой осознана исторически недавно возникшая реальная угроза существованию человечества.

Во-вторых, человечество существует как система. Все ее подсистемы (если отвлечься от все еще обнаруживаемых племен, изолированных от цивилизации) прямо или косвенно взаимосвязаны между собой (не только информационно, но и энергетически-вещественно), и, если что происходит в любой точке земного шара, то это так или иначе сказывается если не на всем системном целом, то на многих других, сколь угодно удаленных, его точках.

В-третьих, оно реализуется как единый субъект исторического действия. Это, однако, требует оговорок. С одной стороны, мы видим, что такой субъект как будто есть. Действуют ООН, ЮНЕСКО, ряд международых общественных организаций, экуменическое и более широкие межконфессиональные движения; они принимают решения, часть которых претворяется в жизнь. Принимаются с участием многих стран космические, экологические и другие программы; функционирует МАГАТЭ, стремящаяся взять под международный контроль развитие ядерной энергетики и предотвратить распространение ядерного оружия. Можно было бы привести и много других примеров, подтверждающих, что такой единый субъект есть, обладает бытием.

Однако имеется слишком много фактов и противоположного порядка. Это и локальные, в том числе и вооруженные конфликты, невозможность достижения договоренностей внутри международных организаций, международный терроризм, стремление некоторых государств выдать свои интересы и ценности за интересы и ценности всего человечества, т.е. желание установить свое мировое господство. Все такого рода факты говорят о том, что человечество как единый субъект общественного действия - еще ничто. Таким образом, этому субъекту присущи и предикат  бытие, и предикат  ничто. Иными словами, человечество как единый субъект общественного действия (если воспользоваться терминологией Гегеля, наследие которого тоже несомненно представляет собой ценность высокого ранга, которую, однако, тоже не следует абсолютизировать, что все еще пытаются делать некоторые его эпигоны и последыши) находится в процессе становления. Но, находясь в этом процессе, оно существует. В этом и заключается, в-третьих, его существование.

Итак, человечество существует. И любое неприятие его как абсолютной ценности и направляемые этим неприятием действия суть абсолютное  зло, ценность со знаком минус. 

Когда мы говорим, что существование человечества есть абсолютная ценность, то под человечеством имеется в виду не только совокупность всех индивидов, живущих в настоящее время, но и все множество грядущих поколений, те люди, для которых  мы являемся не только дедами, но и пра-пра-пра ...щурами. Конечно, есть люди и даже некоторые группы людей, живущие по формуле: после меня (нас), хоть потоп. Однако их система ценностей - это ценности со знаком  минус.

«Человек - мера всех вещей» - этот античный афоризм десятки, может быть, и сотни раз истолковывался и перетолковывался. Но можно его перевести на язык аксиологии и так: человек есть первичная абсолютная ценность.

Но хотя мы и признаем существование человечества абсолютной ценностью, мы не считаем себя вправе абсолютизировать человечество, не считаясь с иными высшими, возможно и абсолютными, ценностями. Существование человечества - это исходная абсолютная ценность, порождающая другие не менее абсолютные ценности.

В чем они заключаются? Это, прежде всего, те условия, вне и без которых человечество физически существовать не может. К ним я отношу тот биогеоценоз, может быть, биокосмоценоз (хотя этого слова, насколько я знаю, не существует в языке, но оно имеет смысл и, следовательно, право на существование; значит, имеются потенциально означаемые, для которых в языке еще нет означающих; вероятно, в частности, есть и такие ценности, которых мы придерживаемся, но никак не обозначаем, потому что в полной мере их не осознаем), к которому мы принадлежим, точнее, внутри которого мы находимся и вне которого мы физически существовать не можем.

Тут мы подошли логически к следующей аксиологической проблеме: человек и  природа. Человек - дитя природы, и пуповина, связывающая его с этим материнским лоном - хочет ли этого кто или нет - не может быть обрезана. Это бы, возможно, грозило смертью не только нам, но и биоценозу, к которому мы принадлежим. Человек осваивает природу практически-производственно, что обеспечивает его физическое существование, познавательно-теоретически (что есть предпосылка первого) и эстетически. Развитие производства, познания и красоты обретает, таким образом, самостоятельную ценность высокого ранга. Человек ценит природу как источник своей производственной смекалки и изобретательности, знания и красоты. Реализация своей конструктивной способности, своей познавательной активности,  наслаждения красотой доставляет ему удовольствие, которое, несомненно, представляет собою немаловажную ценность.

Здесь-то и обостряется проблема соотношения  человек - природа. Да, они - абсолютные ценности. Но каждое из них в отдельности, являясь абсолютным, тем не менее, не может быть абсолютизировано. Абсолютизация человека (не его существования, а человека как такового) ведет к пренебрежению природой. «Мы не можем ждать милостей от природы, взять их - наша задача» - имеет право на существование лишь в определенных границах, а никак не в смысле трактуемое «взять их во что бы то ни стало». Это вело бы не только к экологической катастрофе, но и к утрате всех высоких ценностных наслаждений, которые мы получаем от природы, к полному отчуждению от природы и, тем самым, от самих себя, поскольку мы находимся внутри нее.

Но и природу как ценность, хотя это и ценность абсолютная, в полной мере абсолютизировать нельзя, что пытаются делать «сверхзеленые», ставя порою неоправданные тормоза человеческому проникновению в природу, общению с ней и, тем самым, отчуждая, хотя и иным способом, человека от природы.

Здесь мы еще раз столкнулись с опасностью каких бы то ни было абсолютизаций, с необходимостью поиска ОПТИМУМА при ранжировании ценностей даже самого высокого ранга. Таким оптимумом в данном случае является коэволюция, взвешенная совместная эволюция человека и природы. Мы также вновь столкнулись и с другим важным компонентом разумного соотношения между внешне противостоящими ценностями высокого ранга. Это не только их синтез через оптимум, но и, как и в противоположности должное - сущее, наличие асимметрии между синтезируемыми ценностями.

В синтезе человек - природа положение сторон асимметрично. Первенство здесь, на мой взгляд, принадлежит человеку. И не только потому что природа здесь как ценность принимается как производная от ценности существования человека, но и потому что выработка средств и методов, системы служебных ценностей, обеспечивающих коэволюцию человека и природы, может быть реализована только человеком. Во избежание недоразумений, подчеркнем, что здесь всюду речь идет о человеке и природе лишь как о ценностях, а отнюдь не как о носителях ценностей. Разумеется, в соотношении природы и человека как таковых - если не отступать от эволюционизма - примат, первичность, несомненно, остается за природой.

Вернемся к существованию человека как абсолютной ценности. Что оно означает? Несомненно, что оно не может означать лишь физическое сохранение тел организмов, принадлежащих к виду HOMO SAPIENS. Видовая специфика человека не сводится к его анатомо-физиологическим особенностям, хотя последние и являются ее необходимой предпосылкой. В ней важнейшую роль играет  образ жизни человека, и, следовательно, сущностные черты последнего не могут не относиться к ценностям самого высокого ранга.

В чем же они заключаются? Хорошо известно, что образ жизни человека в отличие от дочеловеческого животного мира не предзадан. Человек (человечество, сообщество, индивид) его  выбирает. Свобода выбора принадлежит к числу ценностей самого высокого ранга. Разумеется, в ходе исторического развития в зависимости от степени овладения природой и от межчеловеческих отношений уровень свободы выбора существенно изменялся. В разных цивилизациях различные социальные или сословные группы, а в некоторых и различные этносы, имели существенно различные реальные возможности свободы выбора. Анатоль Франс говорил, что миллионер и безработный имеют равную возможность переночевать под мостами Сены. Правда, миллионер мог свободно выбрать между отдыхом под мостом Сены и личной спальней в собственном дворце. Однако и безработный мог свободно выбрать, под каким именно мостом Сены переночевать, а если он от природы был высоко инициативен, он мог выбрать переход к мостам Роны или Гароны. Уже первобытные охотники или по крайней мере признанные наиболее опытными из них имели возможность выбирать место охоты. Если такой свободы выбора не было, то еще не стал формироваться HOMO SAPIENS или, во всяком случае, еще не сложился.

Выбор сообществом тех или иных ценностей или действий в соответствии с ними - процесс сложный. Но так или иначе он инициируется конкретными индивидами. Свобода выбора, таким образом, оказывается сопряженной с развитием личностного начала у того или иного конкретного индивида. А уровень развития свободы, т.е. важнейшего компонента человеческой сущности - неразрывно связанным с развитием личностных начал у индивидов, образующих данное сообщество. Иными словами, развитие личностных начал есть развитие собственно человеческого в человеке.

Полная утрата свободы выбора означала бы уход с поля эволюции вида homo sapiens или по крайней мере homo sapiens sapiens, т.е. прекращение его существования - утрату обозначенной выше абсолютной ценности. Человек вышел из животного мира не как совокупность изолированных особей или индивидов. Зоологические стада превращались в человеческие племена или иные сообщества. Люди в них действовали совместно, хотя, возможно, и конфликтовали между собой. Совместные действия по отношению к природе и друг другу нуждаются в правилах. Это есть закон в широком смысле данного слова. Он охватывает моральные, юридические, религиозные и любые другие правила совместного поведения. Без таких норм, которым подчиняются соответствующие сообщества, последние неизбежно погибли бы или реально погибали.

Вне закона в этом широком смысле человеческие сообщества, как и человечество в целом, жить не могут. Их отсутствие означало бы, что нет человеческих сообществ, а есть лишь животные стада. Исчезновение закона было бы равнозначно исчезновению человечества, т.е. высшей абсолютной ценности в рассмотренном ранее смысле. Если признание высокой ценности свободы есть, как было отмечено выше, и возведение в высокий ранг личностного начала в человеке, то ценность нормативности поведения влечет за сбой принятие ценности общественного, социального начала в человеке.

Опять возникает коллизия - коллизия между нормативностью - законом в широком смысле - и свободой. Здесь, как и в ранее рассмотренных случаях, необходим оптимум: нельзя отбросить ни ту, ни другую ценность. Однако и здесь само принятие оптимума требует признания  асимметрии.

Проблематика эта в философской традиции, во всяком случае в христианском мире, имеет немалую давность. Как известно, Иисус провозгласил, что не человек для субботы, а суббота для человека. В сущности это значит, что не человек для закона, а закон для человека, и что, следовательно, человек имеет право выходить за пределы закона и сам решать, т.е. выбирать. Он имеет право, например, делать добро и в субботу, а что есть добро - он выбирает сам. Безусловно, принятие этих положений - большой шаг человечества к повышению ранга свободы как ценности. Тем не менее, следует помнить, что Иисус имел непосредственно в виду Закон (т.е. закон с большой буквы, иными словами закон, предписанный Пятикнижьем). Нагорная проповедь тоже есть законодательство, по крайней мере для посюстороннего мира, и, например, «подставь левую щеку...» требуется выполнять столь же неукоснительно, как и требования Торы.

Признание примата закона над свободой означало бы такое отвердение закона, при котором свободе нет места. Абсолютизация свободы, как было отмечено выше, также вела бы к исчезновению человеческого в человеке, т.е. к утрате существования человека как абсолютной ценности.

Оптимум здесь, по-видимому, может состоять в том, чтобы сам закон содержал нормы, позволяющие изменять его настолько, насколько это не противоречит остальным высшим ценностям человечества. Примером этого (возможно, и чрезмерным) является американская конституция, провозгласившая правомерность даже революции.

Аналогичным образом из самой сущности человека вытекает принятие им духовных и недуховных (утилитарных и витальных) ценностей. Их сочетание возможно, например, через выдвижение практичности в качестве оптимума, при котором примат может отдаваться либо духовным, либо недуховным ценностям.

Разумеется, отмеченные здесь порождаемые самой сущностью человека абсолютные ценности не исчерпывают списка последних. Сущность человека реального - во всяком случае для человека познающего - неисчерпаема. Следовательно, на перечне абсолютных ценностей вряд ли можно поставить точку, по крайней мере, на современном этапе развития философской антропологии. Так или иначе, автор не ставит перед собой такой задачи.

Принятие абсолютных ценностей не может характеризовать тип цивилизации или иной человеческой общности именно потому, что они производны от самой человеческой сущности и, следовательно, неотъемлемы от вида  человек, независимо от того, в какой временной или пространственной модификации он находится.

Иное дело - соотношение внутри отмеченных пар. Мы-то видели, что этому соотношению присуща асимметрия. К какому элементу пары будет придан приоритет, уже накладывает определенную печать на лицо человеческой общности (и индивида). Но и оно еще далеко не определяет лицо этой общности, поскольку зафиксированные здесь ценности весьма абстрактны, строго говоря, формальны. И пары, и образующие их компоненты могут быть наполнены совершенно различными содержаниями, которым, в свою очередь, могут быть отданы разные приоритеты. Так, свобода может породить любые, в том числе как гуманистические, так и антигуманистические выборы ценностей. Закон может иметь совершенно различное содержание. Должное, в свою очередь, имеет возможность обладать чрезвычайно разнообразным содержанием. Поэтому ценностные системы включают в себя значительно более конкретные содержания, между которыми людям опять-таки приходится делать выбор.

Конечно, гуманистическая позиция отвергает как абсолютное зло, т.е. ценности, ведущие к гибели человечества, так и зло, хотя и не уничтожающее человечество, но ухудшающее его место в мире. Гуманизм принимает кантовский категорический императив, запрещающий в конечном счете превращать человека в средство. При этом он его распространяет не только на индивида, но и на сообщества: ни одно сообщество, обеспечивая свое самосохранение, не имеет права превращать другие сообщества в средства для реализации своих целей.

Но и в принятии относительно конкретных ценностей дело обстоит далеко не просто. Абсолютизация и конкретной позитивной цели может оказаться связанной с непроизвольной реализацией тех или иных негативных ценностей. Это значит, что человеку приходится выбирать не только между добром и злом, но и отыскивать наименьшее зло. Между прочим, и внутри добра существует хорошее и лучшее, между которыми приходится выбирать. Выбор, в котором и воплощается человеческая свобода, оказывается делом отнюдь не легким, и аксиология билась над этой проблемой задолго до того, как появился сам термин «аксиология».

И в конкретных актах выбора на помощь сообществам и индивидам приходит идея оптимума. В сущности, идея оптимума уже содержалась в раннегреческой философии, выработавшей категорию меры. Кто нарушает меру, считали древние, того настигают эринии - мифические существа, с которыми далеко не приятно встречаться на жизненном пути.

Более детальную разработку интересующей нас проблемы мы находим у Аристотеля, в его широко известных «Этиках». Правда, в них проблема оптимума, выступая под именем вопроса о середине, решается непосредственно относительно понятия блага, которое у него имеет значительно больший объем, чем понятие ценности в современном его понимании. Крайности, с его точки зрения, не могут быть добродетелью. Добродетельно среднее. И избыток, и недостаток одинаково противостоят истинной добродетели. Так, и трусость, и безрассудство осуждаемы, добродетелью является осторожность.

Никакая, даже самая положительная, ценность не должна быть абсолютизирована. Иными словами, в сфере должного необходимо искать оптимумы. Разумеется, оптимум - это только формальная характеристика должного. Конкретное его содержание требует столь же конкретного анализа как оптимизируемых крайностей, так и обстоятельств места и времени. Оптимум, таким образом, сам выступает как ценность, однако, как ценность служебная. И он, как и всякая иная ценность, не должен быть абсолютизирован. Далеко не между всеми ценностями, между которыми существует элемент противоречия, существуют оптимумы.

Мы рассмотрели проблемы оптимума и асимметрии в основном применительно к абсолютным ценностям в их абстрактном виде. Хотя мы и высказали (со ссылкой на Аристотеля) правомерность данного здесь их решения и в отношении к конкретным ценностям, но объем доклада не позволяет анализировать его детально.

Отметим лишь, что абсолютизация любой (как абстрактной, так и конкретной) ценности является гносеологическим корнем всякого экстремизма. Конечно, в каждых условиях места и времени экстремизм имеет свои социальные (а иногда и бытовые) корни. Однако без гносеологических корней он никогда возникнуть не может. Фанат конкретной ценности и есть экстремист. Степень опасности его действий зависит от реальной сферы, в которой проявляется его экстремизм, от условий места и времени.

Общие выводы, к которым приводят наши рассуждения, состоят в том, что человечество (сообщества, индивиды) не могут жить вне систем ценностей, которые, однако, могут нормально функционировать только с учетом сущего; никакая положительная ценность не может быть абсолютизирована; аксиологический подход к определению целей и методов действия требует руководствоваться оптимумом. Высшей ценностью является само человечество. Оно, однако, как единый субъект общественного действия находится в процессе становления. Философия, в частности аксиология, может и должна внести весомый вклад в этот процесс.