3. Пушкин и Лермонтов в оценке Белинского.

В глазах Белинского Пушкин был гением всеобъемлющей силы и глубины, который завершил многовековое стремление русской литературы к самобытности и положил начало ее нового периода, когда она «развилась до полной художественности и сдела­лась выражением жизни своего общества, стала русскою».

Ни один поэт не имел на русскую литературу такого много­стороннего, сильного и плодотворного влияния.

Пушкин убил на Руси незаконное владычество французского псевдоклассицизма, расширил источники нашей поэзии, обратил ее к национальным элементам жизни, сдружил ее впервые с со­временной ей действительностью, обогатил идеями, явился «вели­ким реформатором русской литературы». Он создал новые худо­жественные формы, общенациональный литературный язык, до­вел до высшего совершенства русский стих.

Пушкин был для Белинского олицетворением героической эпохи, полной свободолюбивых надежд, начавшейся народной войной 1812 года. Критик включал творчество Пушкина в широ­кую историко-литературную перспективу: писать о Пушкине для Белинского значило «писать о целой русской литературе». Он решительно возражал тем, кто несправедливо утверждал, будто Пушкин подражал Шенье, Байрону и другим, и доказывал, что Пушкин был выражением «современного ему мира», но «мира русского, но человечества русского».

Уже лицейские стихотворения давали право отметить способ­ность Пушкина-художника свободно переноситься во все сферы жизни, во все века и страны. В ранних стихах поэта критик видел живую историческую связь Пушкина с предшествовавшей эпохой, а в последующих за ними произведениях — ученика, по­бедившего своих учителей: Державина, Жуковского, Батюш­кова.

Став главой новой реалистической русской литературы, Пуш­кин коренным образом изменил ее характер: он дал ей новое со­держание и новую форму. Поэзия Пушкина, как писал критик, «чужда всего фантастического, мечтательного, ложного, призрач­но идеального, она вся проникнута насквозь действительностью; она не кладет на лицо жизни белил и румян, но показывает ее в ее естественной, истинной красоте».

«Он дал нам поэзию как искусство, как художество. И по­тому он навсегда останется великим, образцовым мастером поэзии, учителем искусства. К особенным свойствам его поэзии при­надлежит ее способность развивать в людях чувство изящного и чувство гуманности, разумея под этим словом бесконечное уважение к достоинству человека как человека».

Белинский относил Пушкина «к числу творческих гениев, тех великих исторических натур, которые, работая для настоящего, приуготовляют будущее...».

В 1840 году критик писал Боткину: «Пушкин есть такой наш поэт, в раны которого мы можем влагать персты, чтобы чувство­вать боль своих и врачевать их. Лермонтов обещает то же». Немного позже Белинский назовет Лермонтова «другим властителем наших дум», заступившим место первого — Пушкину.

Пушкин, по мнению Белинского, завершил исторический путь русской литературы XVIII и пер­вых десятилетий XIX века, заложив основы всего, ее дальнейшего развития. Лермонтов и особенно Гоголь откры­вали своим творчеством новый этап этого развития, отразивший новый период развития русского общества. Лермонтов и Гоголь внесли в русскую литературу дух отрицания и критического ана­лиза действительности. Пушкин был их учителем, но, прежде всего, из творчества Лермонтова и особенно Гоголя вытекали те художе­ственные принципы натуральной школы, которые становятся зна­менем критики Белинского в 40-е годы.

Белинский блестяще решает важный вопрос о месте Лермон­това в русской поэзии, о том, какой сдвиг в духовном и нравственном развитии русского общества ознаменовывал он своим твор­чеством. Преемственность между Пушкиным и Лермонтовым кри­тику представлялась совершенно очевидной, но то новое, что внес Лермонтов, в русскую литературу, позволило стать ему для своих современников тем, чем для своей эпохи был Пушкин. «Нет двух поэтов, — писал Белинский, — столь существенно различных, как Пушкин и Лермонтов. Пушкин — преимущественно художник; Лермонтов — поэт беспощадной мысли-истины.

В данном случае у Белинского оказалось слишком подчеркну­тым чисто художническое в поэзии Пушкина: ее волновали и со­циальные и нравственные вопросы, и ей не было чуждо то отрица­ние, которое приняло, несомненно, более острую форму — «с небом гордой вражды» — у Лермонтова. Но в бунтарстве Лермонтова, «в громах негодования» и «грозе духа, оскорблённого позором общества» критик вправе был видеть существенно новое и бо­лее соответствовавшее духу времени по сравнению с гармонич­ной пушкинской лирой. Белинский указывает, что «…Лермонтов призван был выразить собою и удовлетворить своею поэзиею несравненно высшее, по своим требованиям и своему характеру, время, чем то, которого выражением была поэзия Пушкина».

Литература:

1. Белинский В.Г. Сочинения Александра Пушкина. Статьи 1-я, 5-я, 8-я, 9-я.

2. Белинский В.Г. Стихотворения М. Лермонтова, “Герой нашего времени”, сочинение М. Лермонтова.

3. Белинский В.Г. О русской повести и повестях г. Гоголя. Объяснение на объяснение по поводу поэмы Гоголя “мертвые души”.

4. Егоров В.Ф. Литературно-критическая деятельность В.Г. Белинского. М., 1982.

5. Недзвецкий В.А. Русская литературная критика 18-19 веков. М., 1994. С. 77-84.

6. История русской литературы 19 века / Под ред. С.М. Петрова. – М., 1970.

6