1 Боявшихся признаться самим себе в том, чего же они добивались. 468

взятое теоретическое сознание, его продолжал тревожить один ь^ тот же факт, грозивший опрокинуть все наши представления о со^ временном капитализме (или, если по-прежнему придерживатьс% перестроечного эвфемизма, «рыночной экономике»). А именно -^ факт его вопиющей непродуктивности, вернее, контерпродуктив-. ности, выражающейся в неуклонном падении промышленного про-, изводства, необратимость которого удостоверяется резким сокра^ щением производственных мощностей и «редуцированием» научно-, технического потенциала промышленности до катастрофически низкого уровня. И все это —на фоне лихорадочно стремительного) сколачивания мультимиллиардных состояний целым слоем пред-принимателей непромышленного типа, получивших полуироничен ское звание «новых русских».

Уже одного этого было, казалось бы, более чем достаточно 4 чтобы задаться напрашивающимся вопросом, который и стал за-главием упомянутой статьи: «Кто ты, Гомо экономикус?». В са­мом деле, кто он — тот, на кого, даже не потрудившись узнать его настоящего имени, в спешке возложили все свои (конечно же, «на­учно обоснованные») надежды вчерашние преподаватели «марк­систской политэкономии»? И кому, собственно, в постперестроеч­ные времена «начальство» (опять же с головокружительной быст­ротой, опережающей любую серьезную мысль) вручило контроль­ный пакет акций большинства наших предприятий, на создание которых было затрачено столько пота и крови? (Вспомним «сплошную ваучеризацию», опередившую по своим лихорадочным темпам даже сталинскую коллективизацию сельского хозяйства и поразившую своими масштабами даже видавших виды денежных магнатов «лукавого Запада» — из тех, кстати, кому М. Вебер в свое время решительно отказал в праве считаться предпринимате­лями действительно современного капиталистического типа.) И тем более странным представляется сегодня тот факт, что вопрос этот не был услышан как раз тогда, когда услышать его было важнее всего. Ведь тогда, шесть лет назад, что-то можно было сделать иначе. Ну, скажем, не бросать с высокой горы те камешки, что должны были вызвать лавину, угрожающую социальным погребе-имел многим из тех, кто находился «там, внизу». (Впрочем, среди них были и те, кто аплодировал бросающим эти «камешки».)

Но стоит ли ворошить пепел этого, еще вчера такого жгучего вопроса, теперь, когда уже многие наши интеллектуалы (столь же крепкие задним умом, как и «русский мужик») начинают подоз­ревать неладное. А «массы» — те уже смекнули, что прежде чем торопливо сбывать наше общее — в таких невероятных муках соз­данное! — национальное достояние первому встречному Дяде, у которого «случайно» оказалось в кармане несколько десятков

469

миллиардов (а может, триллионов), было бы совсем неплохо ос­ведомиться о его «паспортных данных». Или, на худой конец, повнимательнее взглянуть на его физиономию — на случай, если (чем черт не шутит!) все-таки придется «идентифицировать его личность», как это принято в правоохранительных органах.

Как говорится, поезд уже ушел. А на нем укатила и наша прекрасная незнакомка, известная, как ей и полагается по ее ро­ли в спектакле под названием «радикальная реформа», также и под кучей других (и, конечно же, вызывающих абсолютное дове­рие) имен: «страдалиц-теневик», «невинный спекулянт», «цивили­зованный рыночник», «крупный финансист», «предприниматель широкого профиля» и т. д. Укатила, разумеется, по столбовой дороге в «мировую цивилизацию», точнее, в ближайший зару­бежный банк, куда можно было бы выгоднее вложить доллары, вырученные за российское (т.е. наше с вами) «госимущество». А потому и вопрос «Как вас теперь называть?», обращенный к вы­шеупомянутой «особе», машущей нам своей волосатой ручкой из «прекрасного далека», звучит как-то неуместно, ставя человека, все еще размышляющего о нем, в едва ли не смешное положение: «Да называйте меня как хотите. Капиталы-то—мои, а они, коль скоро уже конвертированы в надежную валюту, как известно, ничем не пахнут».

Тем не менее, даже утратив добрую часть своего вчерашнего напряжения и драматизма, этот вопрос все-таки остается, ибо, как было ясно и шесть лет назад, нам еще долго предстоит биться о него лбом на практике, пока мы не осознаем всю необходимость разобраться с ним теоретически. А вместе с тем сохраняет свою значимость, и не только «историко-теоретическую», целая гроздь вопросов, так или иначе с ним сопряженных. И среди них вопрос о том, почему, по каким причинам мы не услышали его вовремя, когда от нашей способности расслышать его зависело в нашей судьбе гораздо больше, чем теперь. Что нам помешало? Органиче­ский недостаток нашего слуха (в данном случае нравственного)? «Благоприобретенные» заболевания — слуховые галлюцинации идеологического и научного (вернее, псевдонаучного) происхож­дения? Или вековечная надежда на «русский авось» (на то, что «кривая» все равно вывезет), которая, как видно, живет не толь­ко в «низах» российских, но и за высокими лбами нашей интел­лектуальной элиты? Обо всем этом и пойдет у нас речь.

Однако теперь предметом специального обсуждения будет у нас уже не тривиальная политическая идеология, «извне» внедря­ющаяся в научную теорию, «табуируя» определенные направле­ния исследования, а идеология внутринаучного происхождения. Этот род идеологических образований в пределах научно-теоре-

470

тического сознания вполне заслуживает названия «теоретического бессознательного*. Ибо они (эти образования) присутствуют в сегодняшних теоретических построениях ученых как рудимент той концепции, которая им самим представляется давным-давно «из­житой» и отвергается самым решительным образом по причине «антинаучности». Поскольку же при этом не осознается ни руди-ментарность подобного рода образований, ни — главное — их не­расторжимая связь с (казалось бы) «решительно отвергнутой» концепцией, постольку их нельзя квалифицировать иначе как элементы бессознательного в теоретическом сознании.

Забегая вперед в интересах дидактичности, сразу же откроем нашу «козырную карту». Такого рода «теоретическим бессозна­тельным» я считаю встречающееся едва ли не во всех наших по-литэкономических и социологических рассуждениях о перспекти­вах «развития капитализма в России» понятие «первоначального накопления», к которому — откровенно или прикровенно, прямо или косвенно — апеллируют наши ученые, идентифицируя «совре­менный этап» нашей «капиталистической эволюции». Причем по­нятие это берется не в том ограниченном и скорее даже техни­ческом смысле, в каком оно было походя употреблено Адамом Смитом, а в том метафизически и даже мифологически и профе-тически перегруженном значении, какое придал ему К. Маркс в известной главе «Капитала», посвященной разоблачению «тайны так называемого первоначального накопления».

А теперь вернемся к последовательности нашего предыдущего изложения.