Психотерапевт в эмпирической практике

(продолжение)

8. Эмпирическая практика нередко вскрывает болезненный психический материал. Например, один из самых сложных моментов в ней – открытие, осознание того, что собственная жизнь, со всем нежеланным в ней, обустроена таким образом самим страдающим. В связи с этим некоторые привычные для человека взгляды будут нуждаться в корректировке (в сущности, этот факт присущ любой психотерапевтической практике):

1. представление о том, что хирург и боль, связанная с его манипуляциями, направленными на облегчение страдания – сочетание неизбежное, воспринимается людьми естественно. А то, что в эмпирической практике психотерапевт тоже своего рода хирург, но помогающий своему подопечному вскрыть и очистить его «нарывы души», и боль, пусть другого плана, при этом тоже естественна – это открытие, которое для многих, нуждающихся в такой помощи, ещё не состоялось;

2. больные охотно психологически регрессируют в детство и в каких-то ситуациях ведут себя соответственно, как капризные или своевольные дети. Это происходит от того, что соматическое состояние, сопровождающее какую-то болезнь интерпретируется ими, как дающее разрешение на проявление того, чего нельзя проявить, будучи здоровым. В конце концов, может выясниться и то, что, зная о подобном нюансе, данный человек буквально хотел какой-то болезни, чтобы оградиться от норм и правил, ограничивающих свободу его проявлений, и проявить что-то, что его действительно беспокоит. Конечно же, так происходит далеко не всегда и потому необходимо видеть и другие очевидные вещи: часто болезнь – это способ уйти от ответственности, привлечь чьё-то внимание и возможность манипулировать кем-то;

3. отрываясь от своего естества в ходе рождения, все мы приходим в этот мир, имея врождённый дефицит любви. Многовариантны его проявления, усугублённые биографическими нюансами, но очевидно, что психологически сходны между собой те, кто явно недополучил любви в детстве, с теми, кто был в тот период, как казалось, ею избалован. В обоих случаях на лицо дефицит искренней, естественной любви, которая при её наличии, просто не может быть недостаточной, или чрезмерной, избыточной. Не сложно увидеть во взрослых, в самых различных жизненных ситуациях тянущих на себя «одеяло» любви, тех самых, кто был явно ею обделён, или был завален её искусственным подобием;

4. несколько иначе, но также сходны между собой люди, имеющие постоянно повышенный фон настроения с теми, кто имеют его постоянно пониженным. В обоих случаях нет полноты жизни;

5. установка психотерапевта на то, что у конкретного человека что-то в психологическом статусе не так, от того, что он имеет соответствующее заболевание, часто просто лишает врача и больного конструктивных перспектив. В определённых случаях уместно видеть обратное: человек имеет (создал) определённую болезнь для того, чтобы заострились, проявились именно такие психологические особенности, которые будут направлять и стимулировать его «движение». И то, что этот факт им не осознаётся, а его словесно оформленные запросы отражают только стремление что-то устранить или скорректировать чьими-то усилиями, не мешает психотерапевту начать сотрудничать с болезнью, разрешая те проблемные психологические узлы, которые благодаря ей выявляются;

9. В эмпирической практике понимание происходящего позволяет адекватно воспринимать и то, как отслеживается (оценивается) человеком результат курса сразу по его окончании, а затем спустя две недели и более.

Ситуация, когда сложные проявления в ходе практики оцениваются им сразу, по её окончании, как ненужные, лишние, а затем, спустя недели две, а то и месяц, он явно замечает в себе положительные изменения и естественное разрешение проблем, с которыми он раньше долго и безрезультатно бился – весьма нередка. При этом он совершенно ясно понимает, что эти изменения – результат проведённого курса. В основе такого, постепенного осознания лежит то, что эмпирическая практика способствует разрешению главной причины: каких-то образований бессознательного, управляющих возникновением и динамикой человеческих проблем. Исчезновение причины приводит к устранению следствий, и естественному, неспешному их замещению новыми психологическими аспектами. Поэтому есть смысл отслеживать начальные итоги эмпирического курса в промежутке от недели до месяца после его проведения.

10. Для того чтобы быть успешным в эмпирической практике, психотерапевту необходим опыт разрешения собственной настороженности по отношению к необычным психическим феноменам, присутствующим в ней. Эмпирические курсы нередко проходят в атмосфере необычных психических проявлений. И после первой встречи с ними, несмотря на профессиональные разъяснения, касающиеся естественности происходящего, у пережившего их могут возникать определённые опасения (страх познания себя!). К этому надо относиться с пониманием. Время, в данном случае, работает на развитие. Поэтому позитивные личностные изменения, как результат пройденного эмпирического курса, поддержат формирование заинтересованного взгляда на его содержание. Однако может быть и так, что, при наличии у человека, прошедшего эмпирический курс, позитивной оценки его результатов, желание продолжать эмпирическую практику у него всё же не возникнет весьма долго... Такое развитие событий необходимо принимать как правомочное.

11. Оптимальный вариант реализации эмпирической психотерапии – это работа на запрос. Особенно актуально данное положение при использовании методик, в которых подопечный может самостоятельно изменять выраженность эмпиричности процесса. В этих случае, вероятно, лучше идти от запроса пациента к выбору психотерапевтом эмпирической техники, позволяющей экологично этот запрос реализовать. То есть, необходимой оказывается способность определять запрос подопечного, что не является чем-то необычным, так как психотерапевты, уже в начале любой своей практики, сталкиваются с ситуациями напрямую подводящими их к развитию умения видеть в пациенте то, что заслонено от них его словами. А будет ли развито это умение – зависит от личностных качеств специалиста.

Вариант, который будет использован для определения запроса подопечного, зависит от опыта личного самопознания, имеющегося у специалиста. Обычно начальный опыт самопознания позволяет психотерапевту идти по пути самостоятельного определения запроса своего подопечного. Как правило, делается это в ходе практики, сопряжённой с беседами-проговорами. Самостоятельно обозначив запрос, психотерапевт и далее будет действовать соответственно: сам будет определять то, как способствовать реализации запроса. Для этого, в частности, он будет использовать практику и беседы-проговоры. Мало вероятно, что в этом случае ему удастся избежать некоторой субъективности. По мере продвижения по пути самопознания психотерапевт может получить такой опыт, который позволит ему так вести эмпирический курс, что его подопечный не только сам осознает свой запрос, но и сам же его реализует.

Работа на запрос подразумевает понимание того, что в ходе эмпирической практики пациент получает собственный опыт, подтверждающий или наоборот, опровергающий теоретическую информацию, излагаемую ему специалистом. В любом случае, им усваивается только та её часть, что соответствует получаемому опыту. И даже когда мы хотим улучшить его ситуацию, подавая информацию, которая применима к ней, но опережает чувственный и осознанный опыт пациента, мы должны быть готовы естественно воспринять то, что подопечный нас не услышит. В любом случае, последнее слово за ним, и за ним же всегда сохраняется право выбора собственной интерпретации происходящего, интерпретации, соответствующей его сегодняшнему запросу.

12. Эмпирическая практика позволяет в определённой мере задавать контекст проводимого процесса, если используются техники, в которых его глубина зависит от усилий практикующих. Как уже отмечалось, он может быть задан, как ведущим, так и самими участниками, но, в конечном итоге, определяется личным статусом всех участвующих в практике. Поэтому задаваться он может спонтанно. В этом случае появление сходных процессов у некоторого числа одновременно практикующих людей может быть обязано как им самим, так и ведущему. Поэтому удивление психотерапевта на предмет непонятно почему появляющихся у его подопечных сходных процессов, нередко лишь свидетельствует о его неполном понимании как собственной роли в этих процессах, роли, определяемой его личными особенностями, так и роли самих практикующих.

13. Психотерапевт, начавший собственную эмпирическую практику, скоро открывает, что любой процесс его подопечных одновременно, и его процесс. Течение последнего определяется личными особенностями психотерапевта, и по сути своей является результатом проявления его собственных, готовых к разрешению, образований личного бессознательного. Такое его взаимодействие с людьми, сопровождаемыми им в эмпирических процессах, когда он и сам в той или иной мере участвует в «их» процессах, будет очевидным на протяжении времени необходимого ему для прохождения, отработки определённых участков его собственного «движения». Этот факт подвигнет психотерапевта либо к формированию конструктивного отношения к происходящему с ним в ходе практики и последующему, соответствующему этому отношению, продолжению работы, либо, в случаях попыток уклониться от этого признания, он придёт к такому ведению эмпирических процессов, в котором совершенно очевидными станут издержки его личной недоработки.

Эмпирический процесс пациента – это, до определённой поры, и процесс психотерапевта. Более мягкий и менее интенсивный (хотя всё очень относительно), но процесс. Отрицание этого практически очевидного факта, приводит к дисгармоничному взаимоотношению практика с доверившимися ему людьми.

Ощущение собственного участия в эмпирическом процессе является одной из причин, которые настораживают и, даже более того, вызывают отрицание, неприятие эмпирических техник психотерапевтами, тяготеющими к авторитарным моделям психотерапии.

Для принимающих особенности эмпирической практики, нелишне подчеркнуть, что попытка удержаться в ней без опыта собственного прохождения подобных курсов, легко приводит к формированию защитного стиля взаимоотношений с подопечными, где, например, психотерапевт играет роль всё знающего, непререкаемого учителя. В данном контексте это будет искусственная, компенсирующая определённые нюансы его личности, роль. Этот факт, со временем, становится очевидным и для пациентов. По мере прохождения ими эмпирической практики, их опыт и знания увеличиваются настолько, что специалисту, не работающему с всплывающими личными проблемами, чтобы удержаться в позиции ведущего, приходится всё более и более очевидно представлять из себя что-то, не соответствующее его действительному внутреннему содержанию. Дальнейшее развитие событий ставит всё на свои места, и такой практик неумолимо начинает тяготеть к психотерапии с минимальной эмпиричностью, вплоть до полного отказа от неё. Вероятно, в связи с таким естественным оборотом событий, в глубоко эмпирической практике не удерживаются специалисты, имеющие лишь теоретические знания.

Выбравший эмпирическую психотерапию своим направлением откроет, в частности, что в ней психотерапевт своим статусом оказывает определённое влияние на течение процессов своих клиентов. Проработанность им своих личных нюансов способствует возрастанию значимости их процессов. И наоборот, чем меньше проработано психотерапевтом своих психологических нюансов, тем более неадекватно вовлечённым в процесс пациентов он может оказаться.

В сущности, то, что личный статус психотерапевта оказывает решающую роль в процессе любой психотерапии, факт общеизвестный. Я лишь просматриваю некоторые, свойственные для эмпирической психотерапии, особенности этого аспекта. И, в частности, могу отметить, что предоставляемые ею возможности для личной работы психотерапевта бесспорно уникальны, и не могут быть реализованы ни в каких традиционных, рациональных подходах, ограниченных как личным эго-представлением психотерапевта о происходящем в психике человека, так и принадлежностью его к какой-то психотерапевтической школе. Практикующий в эмпирических техниках естественно приходит к потребности находится вне каких-то школ, к потребности сотрудничества с коллегами, без жёсткой ориентации на их взгляды. Для него открывается, что лишь личный статус намечает пределы его возможностей. Вот как об этом пишет Джордж Мора: «мы всё более и более осознаём факт, что результаты психиатрии всегда одни и те же, несмотря на теоретические рамки, которыми ограничен каждый психотерапевт; а, следовательно, личность психотерапевта более важна, чем его принадлежность к определённой школе или системе взглядов». (115, с.93)