Эмпирическая психотерапия для детей и подростков

Дети естественно открыты и доступны эмпирическому опыту, в силу специфичного для них взаимодействия сознания и бессознательного. Эта естественность сохраняется, по моим наблюдениям, до 11-12 лет. С 13-ти летнего возраста эмпирическая практика начинает проходить по сценарию весьма близкому к таковому у взрослых, и чем старше подросток, тем это более выражено.

Эмпирические процессы в детской и ранней подростковой практиках – это простота и естественность разрешения одних невротических образований, с последующими легко отслеживаемыми позитивными личностными изменениями, и, по причинам, ни от кого не зависящим, существенно ограниченные возможности разрешения других образований психики. К последним относятся все случаи, требующие для своего разрешения наличия зрелой психики, с соответствующим развитием понятийного аппарата, рефлексии и других психических функций.

В первом варианте естественно испытываешь ощущение удовлетворения и удовольствия от красиво проделанной работы. Чаще всего ему соответствуют случаи разрешения последствий острых и хронических психотравм, перенесённых детьми и подростками. Во втором случае – необходима мудрость, подкрепляющая смирение и порождающая мужество для честного признания и принятия происходящего таковым, как оно есть.

В любом случае перед нами личность эго-сознание которой находится на определённой стадии формирования. Оно ещё зыбко, нестойко, и в тоже время память о содержании личного бессознательного ещё так близка, свежа, а возможность контакта с ним так естественна. Поэтому, несмотря на то, что интеграция в детской эмпирической практике проходит, чаще всего, быстро и мягко, следование за возрастными психологическими возможностями ребёнка – обязательное правило, имеющее психогигиенический характер.

В детской эмпирической практике однозначно присутствует только работа на запрос. Её содержание, длительность курса и отдельного занятия полностью ориентированы на спонтанные желания ребёнка. В силу психологических особенностей детского периода и часто невозможности ребёнка перевести в слова полученный опыт, вся практика строится на внимательном наблюдении за изменениями его внешнего статуса. Ещё раз отмечу, что отработка «блоков» здесь обязательна на протяжении всего курса.

Есть признак, который как исключение позволяет проявить мягкую, но непререкаемую инициативу, направленную на прекращение эмпирического курса. Моя практика показала, что дети, имеющие длительные психотравмирующие переживания, связанные с ближайшим родственным окружением, могут пытаться компенсировать реально неприятную для них действительность позитивными переживаниями, связанными с эмпирической практикой. Это проявляется в их желании, не подкреплённом объективной необходимостью, продолжать курс и после достижения желаемого результата. К счастью в практике такой поворот событий встречается редко. И, например, дети, перенесшие острые психотравмы, заканчивая курс, теряют интерес к занятиям. Последнее обстоятельство вообще характерно для детей, и проявляется в том, что по отработке того, что может у ребёнка отработаться, игровой вариант занятия становится для него основным. Это часто служит сигналом к завершению курса.

Важным моментом детской эмпирической практики является участие в ней родственников, которым, в частности, объясняется настоятельная необходимость определённых изменений в окружающей ребёнка действительности. Установка близких на то, что вместо перемен в психологическом климате семьи, ребёнка можно будет просто периодически водить на эмпирическую практику подлежит категорическому профессиональному опровержению.

Подход к использованию эмпирических техник в детской практике выглядит так: умеренность! Повторные эмпирические курсы только в случаях объективной необходимости!

В общих чертах динамика эмпирического курса у детей проходит развитие от входа в соответствующее переживание, через более или менее активное разрешение психологической проблемы, с последующим переходом к процессам по характеристикам сходным с первым типом входа (смотри ниже), и далее – завершение со спонтанным переходом в игровой режим занятия.

Вариант течения первого практического занятие является диагностическим, в плане выявления значимых личностных особенностей, и одновременно прогностическим, в плане прогноза возможного результата всего курса.

Я выделяю четыре типа входа ребёнка в эмпирический процесс. Разделение это сделано только из соображений практического удобства, и надо иметь ввиду, что, хотя оно и способствует более успешной работе, но всё же не охватывает всего изобилия возможных нюансов течения конкретного курса или занятия.

Отнесение происходящего с ребёнком к какому-то из типов производится в первый день его практики!

1. Первый тип входа характеризуется мягким началом, сопровождающимся лёгкими мышечными движениями лицевой мускулатуры в течении первых пяти – десяти минут. Само занятие также проходит мягко, чаще всего в одной позе, с легко выраженными эмоциональными переживаниями, и завершается как хороший сон. Обычная его длительность 40 – 60 минут. Весь курс проходит спокойно и обычно требует 4 занятий.

2. Второй тип, характеризуется началом, сопровождающимся кратковременными подёргиваниями мышц лица, и кратковременными навязчивыми движениями рук и ног в течении первых 10-15 минут. Занятие проходит с умеренной двигательной активностью, умеренно выраженными эмоциональными переживаниями, с возможной сменой начальной позы и появлением какого-то, не резко выраженного, мышечного блока. Обычная его длительность 40 – 60 минут. Динамика курса, от первого сеанса к последнему, развивается в сторону приближения сначала к ровному, спокойному занятию, с последующим, имеющим явно игровой характер. Обычная длительность курса от 4 до 6 занятий.

3. Третий тип определяется тогда, когда первое занятие характеризуется навязчивыми движениями мышц лица, рук и ног, в течении первых 15-20 минут, сопровождающимися возможной сменой начальной позы. Занятие проходит беспокойно с возможно неоднократной сменой позы, появлением выраженных мышечных блоков. Обычная его длительность 40 – 60 минут. Динамика курса развивается в сторону приближения к ровному, спокойному занятию, с последующим, имеющим явно игровой характер. Обычная длительность курса от 6 до 8 занятий.

4. Четвёртый тип – это постоянная двигательная активность, постоянное стремление к смене начальной позы, многочисленные навязчивые движения мышц лица, мышечные блоки различной интенсивности. Первое занятие редко длится больше 20 минут, после которых ребёнок, тем или иным образом, отказывается от его продолжения. С этим надо легко и естественно согласится, взяв себе на заметку непредсказуемость длительности и результата курса вообще, и, нередко, необходимость будущей индивидуальной терпеливой работы, в частности.

Дети, имеющие четвёртый тип входа в эмпирический процесс требуют последующей неспешной и кропотливой работы. Как правило, они имею тяжёлые, хронически текущие врождённые или приобретенные заболевания. Для них курс может начаться с преобладанием игрового момента, но введённого по инициативе ведущего. Однако, всё очень относительно, и, например, я, имея возможность проводить курсы для детей страдающих ДЦП, увидел, как подтверждение их состояния – четвёртый тип, так и наоборот, спокойное течение курса. Правда, последнее было исключением.

В любом случае, длительность одного детского курса не превышает шести-восьми занятий, с возможностью его повторений, но лишь по мере необходимости.

Начиная со второго практического дня можно использовать внешнее задание контекста. Я делаю это, рассказывая сказки, легенды и истории. При этом очевидно, что их содержание должно соответствовать запросу ребёнка.

Ниже приведённые примеры из моей практики, в какой-то мере, дают представление об особенностях течения детских эмпирических курсов.

1. Первое наблюдение демонстрирует возможность нестандартного входа в эмпирический курс у ребёнка, пережившего острую психотравму. Вариант же самого её разрешения, как раз очень типичен для эмпирической практики.

Мальчик Г., девяти лет, житель одной из Кавказских Республик.

Проходил групповую эмпирическую практику вместе с другими детьми, привезёнными в детский центр отдыха на Чёрном море. Всех их объединяло то, что, при различных обстоятельствах и в разной мере, они были невольными свидетелями или участниками вооружённых конфликтов.

Мальчик, о котором идёт речь, находился какое-то время в группе заложников. На курс попал спустя несколько месяцев после освобождения.

Подвижный, общительный и доброжелательный, он легко находил контакт со сверстниками и вызывал симпатию взрослых. Однако разговоров о пережитом избегал настолько, что, как выяснилось после проведённого курса, не только взрослые, непосредственно осуществляющие заботу о нём в центре, но даже его друзья по группе ничего не знали о причинах, по которым он был привезён в центр. Они только сообщили, что Г. иногда кричит во сне

Курс начал легко. На первом занятии был диагностирован слабо выраженный второй тип входа, что свидетельствовало о низкой степени невротизации и хорошей психологической компенсации пережитого. В данном случае диагностический вывод соответствовал результатам внешнего наблюдения.

Второе и третье занятия прошли также легко, без каких-либо особенностей. Более того, складывалось впечатление, что в дальнейших практических занятиях необходимости нет. О чём было сказано ребёнку, однако, за ним было оставлено право при желании продолжить курс.

Г. пришёл и на очередное занятие. Оно началось, как и предыдущие, и, казалось, не предвещало никаких особенностей, но спустя минут десять-пятнадцать ситуация резко изменилась. У мальчика появилось выраженное двигательное возбуждение, сопровождающееся вегетативными реакциями. Он начал быстро, без видимой связи произносить отдельные фразы, имеющие отношение к когда-то пережитому им. Всё остальное время занятия, работа с ним проводилась с использованием максимально возможного телесного контакта: мальчик сидел на моих коленях, плотно прижавшись ко мне.

Ещё через 20-25 минут он начал успокаиваться и скоро процесс завершился. Занятие заняло около 40 минут. По его завершении Г. чувствовал себя хорошо, но явно испытывал потребность выговориться.

По окончании занятия с группой, мы пошли гулять, и он охотно рассказал всё, что пережил до приезда в центр, подтвердив, что сегодня в ходе занятия всё происходило, чувствовалось как тогда, когда он был в плену, и на его глазах убивали взрослых. Он рассказывал обо всём этом по-мальчишески эмоционально, но без признаков болезненного присоединения к пересказываемым событиям.

Последующее наблюдение показало, что запрос, послуживший поводом для начала эмпирического курса, реализован. Курс был завершён интеграцией соответствующего психологического материала за четыре практических занятия. Всё остальное время пребывания в центре он спал спокойно, стал более откровенен в общении со взрослыми, мог безболезненно для себя рассказывать о пережитом.

2 Девочка Н., девяти лет. Эмпирический курс проводился индивидуально, по просьбе взрослых, предъявляющих жалобы на её чрезвычайную пугливость и плаксивость.

Из анамнеза жизни известно, что девочка родилась в состоянии асфиксии. В 9 месяцев перенесла острый аппендицит и была оперирована по экстренным показаниям, с применением общего наркоза. В период от 1 года до 1 года 8 месяцев трижды перенесла «ложный круп»; лечение включало сеансы барокамеры. В 3 года перенесла тяжёлую пневмонию. С 6 лет появилась склонность к бронхитам с затяжным течением.

На первом занятии, которое длилось 40 минут, был определён третий тип входа. Всё занятие проходило при постоянном контакте – рука-рука; девочка вела себя беспокойно, заявляя, что ей страшно, но конкретную причину страха объяснить не могла. Следующие два занятия также сопровождались беспокойством, немотивированным страхом, стремлением побыстрее закончить практику. Начиная с четвёртого, эмпирические процессы стали проходить всё спокойнее приближаясь к таковым при первом типе входа. К шестому, последнему занятию, девочка стала веселей в общении, с видимым удовольствием провела его, охотно рассказывала о том, чего раньше боялась.

3. Девочка А., семи лет. Проходила занятия в группе.

Жалобы, предъявляемые взрослыми, сводились к быстрой утомляемости, вялости ребёнка и частым жалобам на головные боли. По их наблюдениям такие изменения в ней появились спустя какое-то время после перенесённой год назад черепно-мозговой травмы, сопровождавшейся потерей сознания. Девочка состояла на учёте у невропатолога и проходила плановые реабилитационные курсы.

В первом процессе диагностирован третий тип входа. Во второй половине занятия девочка резко побледнела. Приняв одну позу, больше её не меняла, и на вопросы не отвечала. По окончании занятия внешний вид и жалобы девочки на слабость и тяжесть в голове дали основания начать отработку блока, локализованного в мышцах и сосудах головы. По разрешении блока, кожные покровы лица порозовели, девочка охотно рассказала о содержании занятия. Следующие два занятия продолжалась отработка того же мышечного блока. Четвёртый и пятый процесс прошли легче, по характеристикам приближаясь к первому типу входа. Курс состоял из пяти занятий и закончился явной позитивной динамикой: девочка перестала предъявлять родственникам жалобы на быструю утомляемость и головные боли. По их наблюдениям, она стала веселей и активней в жизни.

4. Девочка О., десяти лет. Проходила занятия в группе.

Со слов матери, в течении почти двух лет практически не улыбается, выглядит настороженной, чего-то боящейся. Причин такого изменения ребёнка мать объяснить не смогла. Как выяснилось позже, она скрыла факты систематического избиения ребёнка пьяным отцом, и то, что девочка неоднократно была свидетелем того, как он угрожал матери холодным оружием.

Внешне девочка выглядела как бы сжавшейся в комок. При этом амимичная, настороженная, односложно отвечающая на вопросы, она чем-то напоминала маленькую, очень уставшую старушку. На её лице зафиксировалась мышечная маска страха.

Первый процесс прошёл при выраженной двигательной активности, сопровождавшейся страхом. Через пятнадцать-двадцать минут девочка свернулась в комочек и стала предъявлять жалобы на боли в животе. Со слов находящейся рядом матери, такие боли беспокоят почти год, и относятся специалистами на счёт кишечных колик. Девочка от продолжения занятия отказалась, но позволила начать отработку соответствующего мышечного блока. Предпринятые меры позволили боль значительно снизить, что явно ей понравилось, и она согласилась продолжить курс. Был диагностирован четвёртый тип. Повторные расспросы матери никаких дополнительных сведений не добавили: она по-прежнему никак не могла объяснить происходящего с дочерью.

В ходе двух последующих занятий девочка по-прежнему в какой-то момент принимала одну и туже позу: сжималась в комок, и жаловалась на боли в животе, исчезавшие после отработки соответствующего блока. Четвёртый и пятый процессы прошли с явным положительным эффектом, на фоне постепенного увеличения длительности занятий до 45 минут.

Шестой эмпирический процесс прошёл спокойно и легко, приближаясь по характеристикам к первому типу входа. За предыдущие пять процессов была проведена эмпирическая работа, приведшая к разительным переменам в её облике, что отмечалось всеми её знавшими: разрешилась мышечная маска и её мимика стала по-детски пластичной; девочка преобразилась и внешне, став живей, общительней и радостней. Такие перемены в дочери подвигли мать на откровенность и она, наконец, рассказала об особенностях жизни в их семье. Она сообщила и то, что для дочери характерно прятаться от «разбушевавшегося пьяного отца на кровати, сжавшись в комок».

После восьмого практического занятия стало очевидным, что разрешение соответствующего психологического образования произошло, и курс себя исчерпал, однако сама девочка изъявила желание продолжать заниматься. По окончании девятого процесса, матери были объяснены мотивы такого пожелания дочери, и, одновременно, была аргументировано представлена реальная опасность последствий возвращения девочки в прежнее состояние, в случае сохранения семейной обстановки в её прежних рамках.

На этом курс был завершён.

5. Мальчик М, восьми лет. Проходил занятия в группе.

Со слов матери, перенёс тяжёлую черепно-мозговую травму во время родов. На момент знакомства, он не посещал школу и посильно обучался на дому. Мать беспокоила высокая возбудимость мальчика и неуправляемость его поведения, сохраняющаяся на фоне приёма лекарств, выписанных психиатром. Эмпирический курс был начат по настойчивой просьбе матери, предупреждённой о возможности отсутствия эффекта.

На первом занятии диагностирован четвёртый тип входа. Навязчивые движения мышц лица сопутствовали общему беспокойству ребёнка, беспрестанно меняющему положение. Через десять-пятнадцать минут он попросил дать ему побегать. На этом процесс был окончен. Последующие пять занятий не отличались от первого, и курс был завершён ввиду отсутствия какой-либо динамики.

6. Девочка Г, восьми лет. Проходила занятия в группе.

Девочка живёт в детском доме. Замкнута, неразговорчива, на контакт с незнакомыми идёт очень ограниченно, попытки близкого общения отвергает. Со слов ухаживающих за ней, часто бывает немотивированно агрессивной по отношению к сверстникам и окружающим её взрослым. По ночам кричит, не просыпаясь, что вынуждает ночной дежурный персонал укладывать её рядом с собой, отдельно от других детей. Имеется информация, что в семье её жестоко избивали.

Первый процесс прошёл беспокойно, с навязчивыми мышечными движениями лица и тела. Занятие проходило при постоянном контакте (рука-рука) девочки с воспитателем и длилось около двадцати минут. Был диагностирован четвёртый тип входа.

В ночь после первого процесса обычное её беспокойство было выражено значительно сильнее, о возможности чего дежурный персонал был предупреждён заранее.

Последующие занятия проходили с нарастанием времени процесса, и снижением двигательной активности в нём. Отмечалась постепенная, позитивная динамика в психологическом статусе девочки: она стала спокойно спать, появилась возможность адекватного общения с ней, расширился круг её общения с детьми и взрослыми.

Весь курс длился шесть занятий. Начиная со второго процесса очевидным было стремление девочки проводить их плотно прижавшись всем телом к знакомой ей женщине.