Критерии эффективности эмпирической практики

Критерии эффективности эмпирической практики я разделяю на объективные и субъективные.

К объективным относятся три группы изменений:

а) разрешение мышечной маски и устранение мышечных «блоков»;

б) исчезновение признаков декомпенсации стереотипа, с последующим, легко отслеживаемым со стороны формированием элементов новой поведенческой структуры;

в) появление трансформационных личностных процессов, приводящих к фундаментальному изменению жизни человека.

Субъективные, отмечаемые в первую очередь самим проходящим эмпирическую практику – соматическая и психологическая компенсация. Спектр обнаруживаемых им изменений здесь – достаточно широк: от исчезновения каких-то незначительных соматических недомоганий, предшествующих курсу, до свидетельств широкой, естественной психологической и физической адаптации в повседневной жизни.

Реальные возможности эмпирической психотерапии

Из обширного материала, накопленного мною за двенадцать лет эмпирической практики, я выбрал несколько случаев, реально отражающих возможный диапазон применения эмпирических техник. Совершенно очевидно, что всё, представленное ниже в этом разделе, не претендует на исчерпывающую полноту информации, как о спектре применения эмпирических психотехник, так и об особенностях эмпирической психотерапии. В своей сравнительно большой практике, я не могу обнаружить два абсолютно схожих курса. Задача же отразить все возможные причины, по которым человек может обратиться к эмпирической психотерапии, нереальна, в силу неисчерпаемости проблемных нюансов человеческой личности, которые можно разрешить в эмпирической практике.

Особо подчеркну, что возможность эффективного применения эмпирических техник практически во всём, невероятно обширном, диапазоне человеческих запросов является их самым важным преимуществом перед любой рационально собранной психотехникой. Я сам использовал их в лечении психосоматических заболеваний, различных невротических проявлений и неврозов у детей и взрослых; в реабилитационных курсах людей воевавших в Афганистане и участвовавших в военных действиях на территории Ичкерии; для тех, кто перенёс различные травмы, и оперативные вмешательства, в том числе и по поводу онкологических заболеваний; в реабилитационных курсах для детей, переживших какую-то трагедию или страдающих врождёнными физическими недугами, а также в курсах реабилитации детей оставшихся без родителей и живущих в детских домах и интернатах. Успешным было их многократное применение и в наркологической практике. В частности, для безмедикаментозного прерывания запоев, устранения алкогольного абстинентного синдрома и психотических эксцессов, связанных со злоупотреблением алкоголем.

Аспекты использования эмпирических техник при работе с детьми изложены ниже, поэтому в этом разделе приведены только примеры из практики работы со взрослыми. Предваряя этот материал, хочу подчеркнуть, что важнейшим результатом, для подавляющего большинства прошедших эмпирические курсы, были конструктивные личностные изменения в направлении более глубокого понимания себя и окружающего мира. Здесь нет моей заслуги, так как этот аспект сам по себе является ведущей составляющей результата воздействия эмпирических техник на личность. Однако, при описании результатов эмпирической практики, я пропускаю многие подробности, относящиеся именно к её влиянию на духовное развитие человека, подразумевая, что это отдельный разговор, осуществляемый в пространствах разрешения другого запроса. Для заинтересованных подчеркну, что, в подтексте всего нижеизложенного, подразумеваю те или иные духовные прозрения главной причиной любых позитивных – психологических и соматических – изменений в личности.

1. Женщина М., 20 лет. Обратилась с жалобой на «депрессивное состояние», которое возникло вскоре после успешного проведённого аборта.

В ходе беседы выяснилось, что на аборт пошла неохотно, по настоянию партнёра. Примерно через неделю возникло ощущение глубокой вины. Много плакала, потеряла аппетит, «пропало настроение» и «ничего не хотелось делать».

Показательно то, что данное состояние возникло спонтанно, без каких-либо провоцирующих моментов из вне, в виде чьего-то осуждения и т.п.

Эмпирическая практика проводилась в группе и включала два процесса.

Первый из них начался с выраженных эмоциональных проявлений: М. плакала. Затем, процесс продолжался в спокойном ключе, без каких-либо внешних проявлений. При его обсуждении, М. сказала, что, когда плач прекратился, она «почему-то вспоминала своё детство». По завершении процесса чувствовала себя спокойно.

Весь второй сеанс внешне проходил ровно, спокойно. По окончании его М. поделилась лишь тем, что «видела женский образ…», при этом внутри стало спокойно, легко и светло.

На этом курс был завершён. На контрольной встрече, состоявшейся через две недели, сообщила, что чувствует себя хорошо. Все признаки депрессии исчезли. Выглядела довольной, ко всему прочему и открывшей для себя нечто, ей ранее не известное.

2. Мужчина И., 28 лет, участник военных действий в Афганистане.

По настоянию жены пришёл на эмпирический курс, проводимый для группы. О себе рассказал только то, что по возвращении «оттуда» стал «нервным, срываюсь по пустякам на близких», «во сне кричу, приходится спать отдельно от жены и ребёнка».

Первый процесс прошёл с выраженными эмоциональными, вегетативными и двигательными проявлениями. Было очевидно, что все они сопровождаются чувством сильного страха. В ходе беседы рассказал, что снова переживал эпизод, когда «раненный полз к своим», и как в «госпитале делали операцию». Тогда в обоих случаях испытывал страх, и «теперь было также страшно».

Второй процесс проходил значительного спокойнее и практически без двигательных проявлений. Рассказал, что переживал разные, более спокойные события «оттуда». Отметил, что чувствует себя значительно легче, чем до начала курса.

Придя на третий процесс, сообщил, что сегодня, впервые за два года, увидел «гражданский сон» и спал спокойно.

Третий и четвёртый процесс прошли ровно, практически без каких-либо внешних проявлений. В ходе них «вспоминал» что-то из своего детства, ощущал полёт и испытывал приятные чувства, имеющие сексуальный оттенок.

На этом курс был завершён. Последующая информация о нём была получена через третьи лица спустя почти год: он стал спокойнее, ровнее во взаимоотношениях с близкими и был весьма доволен результатом.

3. Женщина А., 35 лет, замужем, имеет ребёнка, не работает по болезни. Диагноз – фобический невроз.

На примере этой пациентки я остановлюсь несколько подробнее, потому что в нём отражаются основные особенности течения эмпирической психотерапии для больных неврозом: специфическая волнообразность динамики разрешения невроза, и, чаще всего, необходимость длительного периода лечения.

Больной себя считает с14-15 лет, когда впервые появились состояния, сопровождающиеся чувством резкой слабости, колющей болью в сердце, и периодически возникающими обмороками. Обследовалась. Происходящее с ней сначала было расценено как вегетативные проявления, связанные с физиологическими изменениями подросткового периода.

Спустя несколько месяцев после появления первых приступов ухудшению состояния стало предшествовать чувство страха смерти и мысли о том, что скоро умрёт. Сначала лечилась у терапевтов, а затем, ввиду неэффективности терапевтического лечения и дальнейшего ухудшения состояния, проявляющегося в учащении описанных приступов, стала постоянно наблюдаться психотерапевтом.

Психотерапевтическое лечение проводилось в течении нескольких лет, с временными улучшениями состояния, затем вновь сменявшимися появлением выше описанной симптоматики. Периодически, по назначению врача больная принимала седативные препараты.

С 30 летнего возраста состояние больной стало резко ухудшаться: боялась ездить на лифтах, не могла оставаться одна дома, стала отмечать длительные периоды пониженного настроения. С этого времени лечится постоянно у психиатров и психотерапевтов с диагнозом – фобический невроз. Проходила амбулаторные и стационарные курсы лечения практически без положительного эффекта.

Периодические улучшения были слабо выраженными, и длительность их полностью зависела от приёма выписанных врачом лекарств – антидепрессантов, которые она со временем стала принимать уже самостоятельно, ориентируясь на своё самочувствие.

В 1992 г. прошла первый эмпирической курс из восьми занятий. В ходе первой же практики было отслежено «волнообразное» изменение её состояния: процессы, завершавшиеся позитивными изменениями с явным улучшением самочувствия и настроения, через день сменялись как бы возвращением к исходному состоянию с соответствующим понижением настроения.

Есть смысл отметить, что выраженная «волнообразность» динамики в ходе лечения больных неврозом особо отчётливо отмечается в случаях предшествующего курсу длительного периода заболевания и особенно сопровождавшегося употреблением психотропных средств.

Несмотря на описанные колебания состояния больной в течении курса, он закончился отмечаемым ею самой улучшением. По его завершении, были даны рекомендации по оптимальному образу жизни, оговорены условия консультаций в межкурсовой период, и назначено время второго курса.

Медикаментозное лечение в течении курса и по завершении его не проводилось. Больной был дан совет по-прежнему ориентироваться на своё самочувствие при решении вопроса о приёме имеющихся у неё лекарств.

Второй курс тоже проходила в группе, в октябре 1992 года, и по времени он совпал с периодом после перенесённого ею острого бронхита. Последний, по мнению больной, спровоцировал ухудшение её психологического состояния, проявившееся в учащении случаев возникновения состояний страха и увеличении его интенсивности до уровня, почти предшествующего первому курсу.

Этот курс (также восемь занятий) привёл к значительному улучшению состояния. В ходе его, колебания в динамике её состояния уже имели мягко выраженный характер. Но было отмечено, что ближе к концу курса возникли попытки приостанавливать процессы при приближении к чему-то, воспринимаемому ей как нечто неприятное, страшное. Попытки объяснить А., что это страшное необходимо пройти полностью, не сопротивляясь, воспринимались ею с пониманием, но в ходе курса этот аспект разрешён не был. Вновь были даны рекомендации на межкурсовой период и определено время третьего курса. Конкретное время консультаций уже не оговаривалось. Определились, что она могла прийти на встречу в любое время, по мере необходимости.

Спустя почти месяц, при очередной встрече А. сообщила, что перестала употреблять седативные препараты и антидепрессанты, в виду отсутствия необходимости в них. В сравнении с нашим первым знакомством, в этот раз выглядела спокойнее и увереннее. Отмечала, что страхи стали беспокоить редко и были значительно менее интенсивными. Обнаружила у себя склонность к рисованию и сообщила, что теперь любит подолгу проводить время за рисунками.

Период до следующего курса прошёл стабильно. Лекарств не принимала.

В марте 1993 г. был проведён третий, индивидуальный курс эмпирической психотерапии. Течение его, по сравнению с предыдущими курсами, отличалось выраженной позитивной динамикой и стабильностью. Важной его особенностью было то, что в одном из процессов А. получила опыт разрешения психического образования бессознательного, «ведающего» её фобией, через максимальное его самовыражение. После чего позитивная динамика стала нарастать буквально «на глазах».

На этом активный период эмпирической психотерапии был завершён.

Дальнейшее ведение больной подразумевало консультации с использованием подходов рациональной психотерапии, элементов анализа (сновидений и личностных изменений больной) и, в случае необходимости, повторение активного курса.

Возможность периодических встреч с ней сохранялась ещё почти два года, и поэтому я видел, как прошла последующая её реабилитация. Она нашла работу, которая доставляла ей удовольствие, продолжала рисовать и даже занялась небольшим личным бизнесом.

Активных эмпирических курсов больше не проводилось.

4. Девушка Э., 18 лет. На групповой курс приведена мамой. Причина обращения – нейродермит.

Во время первого сеанса почувствовала себя очень маленькой, и как что-то жёсткое сдавило голову и сильно тянет её. Со слов матери, данное переживание соответствовало действительно имевшему в её жизни факту, о котором Э. не знала: во время родов было произведено наложение щипцов. Эмоциональные проявления соответствовали содержанию процесса.

Курс состоял из четырёх процессов. В ходе следующих трёх, переживания, подобные таковым в первом, не повторялись. Теперь тематика их определялась событиями детских лет и позитивными проявлениями трансперсонального уровня бессознательного.

Курс завершился с явным психологическим улучшением её состояния. К сожалению, дальнейшей информации о ней я не имею.

5. Женщина Л., 45 лет. На групповой курс приведена дочерью. Предъявляла жалобы на приступы удушья, возникшие несколько месяцев назад. Их появление совпало с замужеством дочери, и уходом её из квартиры матери, где они долго жили вдвоём. Лечащими врачами её заболевание было расценено как психогенное. В связи с чем и возникла потребность в психотерапии. Применение суггестивных и рациональных методов эффекта не дало.

На первый процесс Л. пришла со своим ингалятором, который было разрешено использовать в случае необходимости. В ходе процесса начался приступ, который купировался по мере разрешения какого-то образования бессознательного при одновременном использовании техники отработки блоков в мышцах дыхательных путей. Далее по ходу занятия ещё несколько раз, но каждый последующий раз всё менее интенсивно, возникали бронхоспазмы, которые отрабатывались также. Процесс закончился с явными позитивными изменениями. Более всего Л. поразило то, что ей не пришлось воспользоваться ингалятором.

На второй процесс вновь пришла с дочерью, которая теперь сидела в стороне с ингалятором. Процесс прошёл мягко, с единичным слабовыраженным бронхоспазмом, который купировался также как и в первом процессе.

Третий и четвёртый процесс проходил без участия дочери, и при отсутствии ингалятора. Приступов удушья не было. Содержание процессов относилось к переживанию биографических моментов из разных периодов жизни Л.

Результатом курса Л. была чрезвычайно довольна, особенно тем, что «астма» так благополучно разрешилась. По его окончании, она была готова к состоявшейся длительной беседе, касающейся причин происшедшего с ней. Итогом было признание необходимости осознанных перемен во взаимоотношениях с дочерью.

Дальнейшей информацией о ней я не располагаю.

6. Женщина И. 38 лет, замужем, имеет ребёнка, не работает по болезни. Диагноз – фобический невроз.

В течении почти десяти лет по назначению врача принимала седативные препараты, антидепрессанты и другие психотропные средства, в связи с приступами «жуткого» страха и депрессивными состояниями. Отмечает, что «уже привыкла к лекарствам».

Первый эмпирический курс проводился индивидуально с использованием практики, обладающей выраженной эмпиричностью. Было проведено всего два процесса, так как пациентка от продолжения отказалась, мотивируя отказ отсутствием эффекта. Я же видел улучшение её состояния, но весьма незначительное.

В этом случае произошло то, что является одной из особенностей глубоких эмпирических практик: она сама отследила этот положительный эффект, но только спустя некоторое время. Иначе просто трудно объяснить тот факт, что вскоре она, по собственной инициативе, пришла на второй курс, который проходила уже в группе. В ходе его, процесс, сопровождавшийся чувством облегчения, чередовался со следующим, после которого страх вновь овладевал ею. Курс, состоящий из восьми занятий, она завершила с небольшими позитивными изменениями в состоянии. Одновременно с занятиями, продолжала принимать психотропные препараты.

Следующий курс, также восемь занятий в группе, начался через несколько месяцев. Практика проходила уже значительно ровнее, без колебаний свойственных её предыдущим занятиям, и закончилась явным, отмеченным ею самой улучшением.

Больше практических занятий И. не проходила, хотя при встречах отмечала, что «надо ещё». Через несколько месяцев после окончания последнего курса вышла на работу.

7. Мужчина К., 34 года. В течении почти шести месяцев лечится у психиатров с диагнозом – фобический невроз.

Для меня практика работы с ним оказалась необычной в плане особенности перевода результатов его процессов на язык слов.

Вообще, вскоре после начала работы с людьми в эмпирических техниках, я пришёл к такой её форме, когда до занятий никакой информации о возможных переживаниях и их интерпретации мною не давалось. Только потом, по окончании каждого процесса, я объяснял необходимое, и подробнее останавливался на том, что происходило с ними на занятиях.

В случае К. практически никакой информации не давалось ни до курса, ни в ходе, ни после его завершения. Всё было оставлено на уровне того понимания, которое он сам предъявлял.

К. – крупный и физически сильный мужчина, считает, что заболел резко. Рассказывает, что почти за месяц до начала заболевания, на охоте провалился под лёд и непонятно как «выбрался далеко от того места, где провалился». Будучи человеком сильным, тогда пережил случившееся, казалось, без следа.

Спустя несколько месяцев после случая на охоте, в ходе какой-то незначительной неприятности на работе (работал водителем большегрузных машин) вдруг почувствовал себя плохо, «испытал страх смерти». После этого стал бояться внезапно умереть. Страх был настолько интенсивным, что он перестал водить машину (и свою личную тоже), боялся один выйти из дома, в связи с чем его повсюду сопровождала жена. Сначала, по рекомендации врача, его перевели в слесаря, а затем состоялась госпитализация в психиатрический стационар, где и был поставлен вышеуказанный диагноз. В течении четырёх месяцев он лечился (сначала в стационаре, затем амбулаторно) с минимальным эффектом, а затем был выписан на работу с продолжением амбулаторного лечения.

В состоянии тревоги и беспричинного страха за свою жизнь, он был приведён женой на консультацию. Затем начался индивидуальный курс, потребовавший для разрешения данного состояния пациента четырёх процессов. В курсе использовалось взаимодополняющее сочетание двух эмпирических техник.

Первый процесс прошёл на фоне страха и ощущений «сильного сдавления» в пределах какого-то небольшого тёмного пространства. Ввиду чрезвычайной его настороженности никаких интерпретаций пережитого не делалось. Было предложено продолжать занятия, в которых ему постепенно всё само станет понятно. Важнейшим итогом первого занятия было достижение его доверия к происходящему в процессах, и как следствие получение согласия на продолжение курса.

В ходе второго процесса было испытано повторное переживание ощущения сдавления в ограниченном пространстве, но уже сопровождавшееся попытками (правда, «безуспешными») «вырваться» из этого ограниченного давящего пространства. Затем возникли позитивные переживания, связанные с ранним детством. Во время обсуждения итогов занятия, вспомнил, что по рассказам матери он был очень тяжёлым для неё ребёнком: роды были очень тяжёлыми. Подробностей он не знает. Также вдруг вспомнил, что в детстве очень поздно заговорил, и, даже начав говорить, долго не мог правильно выговорить многих слов. По окончании процесса отметил некоторое повышение настроения и то, что в ходе занятия боялся меньше, чем в первый раз. Однако некоторые личностные аспекты больного вновь послужили сигналом для избегания какой-либо интерпретации содержания этого процесса, с моей стороны.

Третий процесс сопровождался энергичными телесными проявлениями: пациент сильно напрягал мышцы тела и поворачивался. Этому соответствовали вегетативные реакции: сильное потоотделение и покраснение кожных покровов.

В какой-то момент всё внезапно прекратилось и оставшуюся часто процесса он тихо лежал с выражением умиротворённости на лице.

Завершив занятие, он возбуждённо рассказывал, что в процессе сначала ему удалось «проскочить», «вырваться» из этого давящего тёмного пространства, а затем было очень светло и хорошо. Много раз, счастливо улыбаясь, он повторил: «я прошёл, я вырвался…». И в этот раз что-то остановило меня, и я не стал интерпретировать происшедшее, позволив ему воспринимать всё так, как он хотел.

Вообще в эмпирической практике часто замечаешь, что кто-то что-то необходимое, в данный момент, сделал или сказал, не потому, что умно просчитал именно это действие или продумал именно эти слова, а потому что следовал посылу идущему изнутри, не анализируя его.

Четвёртый процесс прошёл спокойно, наполненный «воспоминаниями» детства. Пациент чувствовал себя с его слов «великолепно».

Курс был завершён. К. разительно переменился: был в хорошем настроении, шутил, говорил о том, что чувствует себя намного лучше спокойнее, и что страх почти исчез. А я так и не рассказал ему того, что вроде бы следовало рассказать по логике происшедшего: о травме рождения, её возможных последствиях, и о том, что её можно отрабатывать в эмпирической практике. Я понимал, что многие события его жизни, так же как случай на охоте и «последняя капля» – какой-то срыв на работе, только довершили начатое ещё до того, как он родился. Мне и сейчас трудно объяснить причину моего нежелания говорить с ним на эту тему. Что-то во мне не позволило этого сделать, но объяснения, базирующиеся только на том, что у К. недостаточно обширен понятийный аппарат для понимания таких аспектов человеческой жизни, явно не могут претендовать на удовлетворяющую меня полноту знаний о причине происшедшего.

Контрольная встреча подтвердила положительный результат проделанной работы: К. ездил на машине и удивлялся, что ещё две недели назад боялся сесть за руль. Примерно через год он, возвращаясь на грузовой машине из дальней командировки, заехал не надолго ко мне домой, чтобы сказать несколько благодарных слов. Меня дома не было, но по оставленной информации, я понял, что он работает по своей основной специальности и чувствует себя хорошо.

8. Мужчина С., 46 лет. Проводился индивидуальный курс, состоящий из двух сеансов.

Три месяца назад впервые перенёс гипертонический криз, который был благополучно купирован медицинскими работниками. Но вскоре появился страх и мысли о том, что может умереть от сердечной болезни. Было проведено полное медицинское обследование, в ходе которого С. ясно показали, что причин для страхов нет. Успокоение длилось недолго, и страх заставил его вновь обратиться за помощью к врачам. Проведённый курс лечения, с использованием и седативных препаратов, положительного эффекта не дал.

В ходе первого эмпирического процесса, испытал кратковременный страх, а затем энергично «молотил» руками воздух. По завершении процесса рассказал, что после исчезновения, непонятно откуда взявшегося, страха, всплыли ситуации из его жизни, в которых он, нервничая, напрягал руки, но проявления своего гнева сдерживал. Теперь, в процессе, этот гнев выходил, пока он «стучал» кулаками. Отметил, что чувствует себя явно спокойнее.

Второй процесс внешне прошёл спокойно. По его окончании С. казался весьма удивлённым (если не сказать ошеломлённым), и объяснение этому было в том, что он «почувствовал, как отделился от тела», и «увидел себя со стороны». На его вопрос «правда ли это?», я резонно ответил, что в этом он разберётся сам. Дело в том, что для него, как оказалось – убеждённого атеиста, это переживание заслонило все остальные проблемы. Он даже ничего больше не говорил о страхе, словно то, что его уже нет – факт само собой разумеющийся.

Впрочем, в ходе очередной встречи подтвердилась действительность последнего: С. чувствовал себя хорошо и о проблеме, послужившей началом нашего знакомства, говорил как о чём-то пройденном. В ходе ещё одной встречи, спустя почти год, я имел возможность убедиться в стойком позитивном результате проведённого курса.

9. Женщина О., 24 года, не замужем. Проходила курс эмпирической практики в группе. На него была приведена коллегам по работе, считавшими её «закомплексованной».

Первый процесс очень скоро приобрёл эмоционально бурный характер: сначала чего-то сильно испугалась, затем громко рыдала. Вторая половина занятия прошла спокойно и светло. По завершении рассказала, что «увидела» себя маленькой – в возрасте примерно трёх лет, стоящей на железнодорожных путях, по которым на неё медленно надвигался поезд (что соответствовало действительно имевшему место событию в её жизни). Страшно испугалась, сильно плакала и долго не могла успокоиться. Затем переживания сменились красочными событиями трансперсонального характера, и в этот период испытывала необыкновенное счастье.

На второй процесс О. не пришла. При встрече через две недели сказала, что чувствует себя очень хорошо, «словно тяжёлый груз с меня свалился». Согласно информации, полученной о ней от третьих лиц ещё через месяц, О. очень резко изменилась: «расправилась», «стала явно общительней, жизнерадостней».

10. Женщина Н., 25 лет. Обратилась сама в связи с необъяснимо сильным чувством беспричинного беспокойства за дочь. Девочка родилась крупной. Роды проходили очень тяжело. В ходе их, в какой-то момент Н. подумала, что так и умрёт не родив.

Курс проводился индивидуально. Для разрешения запроса, послужившего поводом к обращению, понадобился один процесс, в ходе которого она вновь пережила всё, что испытывала во время родов, и даже «открыла», что их финальная часть совпадает с выраженными (вплоть до оргазма) сексуальными переживаниями у рожающей.

При следующей встрече, спустя почти месяц, сказала, что по отношению к ребёнку «всё пришло в норму».

11. Женщина Е., 30 лет. Диагноз – фобический невроз, поставлен ей с 20 лет. В течении последних семи лет постоянно принимает антидепрессанты или седативные препараты.

Начальный курс проводился индивидуально.

Первый процесс прошёл внешне спокойно. По окончании его Е. сообщила, что переживала «разные, очень приятные события». Уточнять не стала. Выглядела довольной и сказала, что чувствует себя хорошо.

Содержание второго и третьего процессов было для неё весьма тяжёлым. Проявляющийся психический материал сопровождался неприятными соматическими и психологическими переживаниями.

На этом первый курс был завершён.

Спустя почти месяц прошла второй курс, в группе. Содержание процессов практически не раскрывала, но чувствовалось, что практика даётся ей трудно. Курс прошла полностью.

От дальнейшего продолжения отказалась.

Информация о ней, полученная через месяц от третьих лиц, свидетельствовала о том, что в её состоянии позитивной динамики нет.

12. Женщина В., 19 лет. Обратилась самостоятельно.

Рассказала, что около полугода назад подверглась сексуальному насилию. После чего долго не могла «подружиться» ни с кем из мужчин. Недавно, наконец, «отошла», и повстречала молодого человека, который ей понравился, но заметила, что как только доходит до ласк, она начинает сопротивляться, потому что испытывает какой-то страх и ещё какое-то «неприятное чувство». Её спутник оказался понимающим и терпеливым, поэтому на неприятных для неё моментах больше не настаивал. Но она сама понимала, что так продолжаться не может, и что-то с ней «не так», а потому и обратилась за помощью.

Для разрешения её запроса достаточным оказался индивидуальный курс, состоящий из двух процессов. В ходе первого из них, она вновь пережила страх, «как тогда», а второй прошёл легко, в приятных переживаниях.

На контрольной встрече, состоявшейся через две недели, рассказала, что в интимном общении с близким человеком чувствует себя хорошо. Во время ещё одного общения, в ходе случайной встречи, происшедшей почти через год, подтвердила, что неприятности связанные с когда-то пережитым исчезли, «как дурной сон».

13. Мужчина М., 50 лет. Предприниматель. Эмпирические процессы проводились по просьбе родственников. Сам М. был в очередном тяжёлом запое.

Курс состоял из четырёх процессов. В первый день было проведено два процесса. На второй день после третьего процесса М. вышел на работу. После четвёртого процесса чувствовал себя хорошо. Не отмечал в себе никаких знакомых ему симптомов, сопровождавших выход из запоя. Отметил, что обычно в этих случаях он приходит в себя неделю или даже две. Курс ему понравился. Особо отметил, что к нему быстро (после первого процесса) вернулся контроль над собой. Было объяснено, что прохождение курса имело целью – остановить запой, и поэтому не избавляет от необходимости специального лечения у наркологов.

14. Мужчина А., 45 лет. Предприниматель. Эмпирические процессы проводились по просьбе родственников. Сам А. пребывал в очередном запое.

Курс состоял из двух процессов. На первом из них у А. появились судорожные подёргивания в руках и ногах и своеобразные «извивающиеся» телодвижения. По выходе из процесса на вопрос – не было ли у него опыта удушения? – вспомнил, что в детстве, когда качался на качелях, верёвка перекрутилась вокруг горла, а дальше не помнит, что было. После второго процесса вышел на работу. Тоже отметил, что очень быстро восстановился. Рекомендовано пройти специальный курс лечения у наркологов.