Динамика вербализации опыта в эмпирической практике

Начальный курс эмпирической практики наглядно показывает зависимость формы вербализации человеком полученного им опыта от качества этого опыта. Многословная, красочная вербализация соответствует действительно открываемому, но присуща началу инфляции эго. Естественный после первых эмпирических процессов, в дальнейшем такой стиль вербализации, возможно, будет больше свидетельствовать о, в какой-то мере, неадекватно протекающих изменениях эго, о манифестации определённой личной сложности.

Нередко в ходе первого курса чей-то отказ делиться содержанием практики, подкреплённый соответствующими эмоциональными проявлениями, свидетельствует об отсутствии разрешения психического материала активизированного практикой. Учитывая, что изменения, начавшиеся в практическом занятии, продолжаются и вне его, дальнейший разговор о содержании практики может стать возможным спустя какой-то небольшой промежуток времени, например, после завершения следующего практического занятия.

Дальнейшее «движение» приводит к тому, что с какого-то момента изложения полученного опыта становятся компактными. А затем когда-то возникает естественное ощущение незначительности слов и желание провести какое-то время после практики в молчании.

Таким образом, общая динамика обсуждения содержания и результатов эмпирической практики разворачивается так: нередко от избыточного пересказа всего – в ходе первого курса, через компактную передачу чувственного опыта в дальнейшем «движении», к ещё позже возникающему желанию обойтись без перевода полученного опыта в слова. Естественно, что этому соответствует и содержание полученного опыта.

Надо отметить, что экологичное участие ведущего в общей беседе, в ходе которой кто-то делится своими переживаниями и полученным опытом определяется отсутствием у ведущего устремления наращивать чувство собственной значимости. Последнее позволяет ему тонко чувствовать грань между необходимостью каких-то слов с его стороны и молчанием в ответ на услышанное.

Природа, назначение и динамика развития стереотипов

В каждой личности имеется глобальный стереотип, который в течении жизни человека весьма мало подвергается изменениям и несёт в себе условия, необходимые для выполнения жизненной задачи, «вменённой» индивиду. Если же и происходит его кардинальная смена, то в результате перед нами предстаёт совершенно другая личность. Смена основного стереотипа именуется трансформацией личности, и хотя таковая возможна для каждого из нас, но в реальной жизни она встречается редко. В некоторых философско-религиозных источниках оговаривается, что кардинальному изменению (трансформации) глобальный, основной стереотип может подвергаться всего один-два раза в жизни.

«Вокруг» главного, глобального стереотипа формируются вспомогательные, второстепенные стереотипы. Они значительно более мобильны и динамичны, чем главный стереотип. Однако лёгкость их изменения весьма относительна и напрямую связана с закладками основного стереотипа. Характерным является то, что лишь до определённого момента своего существования любой из вспомогательных стереотипов поддаётся сознательным целенаправленным изменениям. Минуя его, каждый из них становится всё более и более ригидным, и всё менее поддаётся стремлениям хозяина как-то откорректировать его. Однако в любом случае они способны как образовываться, когда в них есть потребность, так и распадаться, исчезать, когда полностью исчерпана их роль. Конечно же, распадаться не без определённых усилий со стороны самого человека.

Они словно сателлиты. Их задача обслуживать жизненные потребности индивида, но в соответствии с особенностями главного стереотипа. Поэтому процесс их формирования и функционирования подчиняется принципу – служить двум господам, то есть выполнять одновременно две задачи: способствовать реализации, как сознательных личностных установок, так и посылов бессознательного. В результате с одной стороны с их помощью должны обеспечиваться сознательные потребности личности, а с другой через них же должны реализоваться определённые воздействия бессознательного.

Таким образом, человеческой природой предопределено, что любой вспомогательный стереотип должен участвовать в диалоге эго-сознания и бессознательного. Реальность же заключается в том, что, в силу ряда причин, этот диалог у большинства из нас в какой-то мере имеет драматичную, не соответствующую основной задаче развития личности канву. Канву, в чём-то даже прямо противоположную ей: вместо диалога и сотрудничества, стремление к эго-монологу, эго-монополии. Одна из причин этого – сложность некоторых отрезков «движения», которая вызывает у человека стремление отгородиться, защититься от сложных, нежелательных диалогов. Другая причина кроется в специфике эго-сознания, стремящегося охватить своим контролем всё и вся, не допуская каких-либо воздействий возмущающих, расшатывающих его мнимое всевластие. Так как этот контроль подкрепляется сознательными желаниями человека, боящегося непредугаданных перемен, направляемых стимулами бессознательного, то по мере перехода человека из детства в зрелость посылы бессознательного всё более интенсивно подвергаются своеобразному досмотру, на предмет соответствия с текущим состоянием эго. Справедливости ради надо отметить, что такому же анализу подвергается и информация, поступающая из социума. Но она более приемлема, проста и удобна для восприятия и переработки, поэтому принимается эго-сознанием с большим доверием и значительно более родственно, чем сложный и неоднозначный материал, поступающий из бессознательного. Поэтому, с его (эго-сознания) ведома, в исходную задачу вспомогательных стереотипов – способствовать взаимодействию двух психических пространств, – вносятся сознательные коррективы. Согласно им, компенсаторные возможности, присущие любому из стереотипов направляются, во-первых, на поддержание соответствия личности запросам социальной среды. То есть в этой части сохраняется исходная задача – способствовать реализации сознательных установок, эго-желаний. А во-вторых, компенсаторные возможности стереотипов направляются на сглаживание диссонанса между стимулами бессознательного и установками рационального эго-сознания. Но, как оказывается на практике, реализовать это сглаживание, так, чтобы оно во всём устраивало эго весьма сложно. Поэтому вторая изначальная задача упрощается, а точнее подвергается значительному искажению: вместо определённым образом организованной реализации посылов бессознательного начинает осуществляться сознательное сопротивление, препятствие их проявлениям.

Ресурсы эго (в купе с подчинёнными ему структурами) в этом направлении недооценивать не стоит, но всё же они имеют границы. А возможности представителей истинного «Я» беспредельны, и неистощимы. Поэтому направляюще-корректирующее влияние бессознательного осуществляется постоянно, а старания эго-сознания, в сущности, приводят к тому, что, «конструктивные» возможности стереотипов в сфере создания защиты истощаются и постепенно сходят на нет. При этом исчерпываются и действительно конструктивные их задатки. То есть какой-то вспомогательный стереотип становится неэффективным не только в деле защиты от проявлений бессознательного, но и в деле помощи личности в поддержании её соответствия запросам социальной среды. И чем больше противоречий между устремлениями эго и посылами бессознательного, тем очевиднее это будет. Причина такого развития событий объясняется просто: обе исходные задачи, возлагаемые на стереотип – неразделимы. Невыполнение одной неизменно приводит к не успешности в реализации другой.

Возможности поддержания психологического соответствия личности изменяющимся внешним условиям, напрямую зависят от способности изменяться используемых ею стереотипов. Именно неспособность, или весьма малая способность, целенаправленно изменять какой-то личностный стереотип и является тем самым «камнем преткновения», о который человек непременно споткнётся, хотя бы раз в жизни, для того, чтобы получить осознанный опыт изменения исчерпавшего свои компенсирующие возможности стереотипа, и постичь необходимую меру личных усилий в этой работе. В совокупности всё это весьма не просто, в частности, в силу того, что одновременно со способностью формировать поведенческие стереотипы, в человеческой психике имеется и некий «механизм», контролирующий стабильность, неизменность созданного стереотипа.

Я попробую представить общую динамику развития вспомогательного стереотипа от его первых проявлений и развития до момента, когда он совершенно очевидно не может способствовать какому-то конструктивному изменению той или иной ситуации.

Способность закреплять определённые психологические состояния в сложную сумму вербальных, эмоциональных и телесных проявлений, то есть формировать определённый поведенческий стереотип, – заложена природой, как одна из возможностей психической деятельности человека. В детстве и ранней юности эта способность, в большинстве своём очень пластична. Что и наблюдается в умении ребёнка изменять стиль своего поведения в зависимости от изменений в проявлениях его ближайшего окружения. Главным сигналом для него служит содержание в них любви. Ощущение несоответствия её качества текущей потребности ребёнка, побуждает последнего что-то менять в своём поведении, соответственно пожеланиям близкого ему человека, чья любовь жизненно необходима малышу. Это можно сравнить с движением цветка вслед за солнцем.

Конечно, и в детской и в ранней подростковой практиках, мы встречаемся со случаями высокой ригидности, жёсткости поведенческих формирований. Но такие проявления не являются преобладающими в детской среде, и им, как правило, есть объяснения в виде специфичных нозологических форм или неординарно сложных условий жизни ребёнка.

В дальнейшем, проходя через подростковый период, и апробируя различные формы самовыражения, растущий человек неоднократно сталкивается с негативным результатом своих неудачных, неуспешных форм поведения. И хотя сами понятия успешности или неуспешности весьма относительны, и зависят как от природных особенностей самой личности, так и от окружающего его социума, – это нисколько не отражается на результате, который сводится к нацеленному закреплению в личности определённых, присущих ей стереотипных поведенческих форм. Эту задачу и выполняет «механизм», отвечающий за сохранность, и относительную неизменность сформированных стереотипов. Он гармонично вписывается в саму способность психики закреплять простые поведенческие реакции, которые, суммируясь, приводят в конечном итоге к индивидуальным, сложным поведенческим стереотипам и принадлежит сфере психики реализующей возможность эго-сознания контролировать определённые аспекты жизни человека. Но он способен и к собственной, автономной деятельности. Это становится очевидным тогда, когда его работа, направленная на сохранение неизменным сформировавшегося стереотипа, начинает осуществляться автоматически, помимо желаний человека и без их учёта. Особенность в том, что с этого момента попытки как-то рационально скорректировать его деятельность в себе – безрезультатны, или дают очень малый эффект.

Что служит толчком к такому развитию деятельности этого «механизма», сказать однозначно сложно. Однако динамика его изменения: от покорности к непослушанию, – очевидна и выглядит следующим образом. В детстве он юн, и игрив, как щенок, что проявляется в лёгкости, с какой у детей формируются и корректируются поведенческие стереотипы. Хотя уже тогда мы можем видеть и нашу невозможность изменить в поведенческой структуре ребёнка какие-то компоненты. В подростковом возрасте он послушен, и хотя не всегда соответствует требованиям своего владельца, но, как молодой и ещё очень глупый пёс, словно бы учится идти на поводу желаний своего хозяина. Но в этот период характерологические поведенческие особенности, не поддающиеся (или поддающиеся незначительно) рациональной корректировке, отслеживаются уже очевиднее. То есть, при всей видимой послушности, «механизм» уже имеет возможность быть в чём-то чрезвычайно автономным. По ходу пребывания в сложном причинно-следственном ряду поведенческих проявлений, через которые проходит человек по мере взросления, в нём зреет, и, всё чаще, всё отчётливее проявляется страх быть неуспешным. Реализуясь в жизни личности, под общим названием – страх перемен, он вносит свою лепту в формирование и закрепление широкого круга поведенческих стереотипов. При этом он делает более интенсивной работу «механизма», контролирующего сохранность и неизменность сформированных стереотипов. Чем больше выражен страх перемен, тем интенсивнее он работает. Нюанс заключается в том, что, выполняя соответствующее изменение своей интенсивности, как волю своего хозяина, он в тоже время становится всё более независимым от него. Именно страх перемен приводит к тому, что человек сам способствует расширению и закреплению этой автономности.

Сделаю небольшое отступление и поясню содержание словосочетания – страх перемен, – опираясь на размышления Абрахама Маслоу, изложенные в его книге – «Психологии бытия».

Страх перемен – только следствие чего-то, происходящего в глубинах человека. И чтобы увидеть это необходимо ответить на вопрос сформулированный А.Маслоу так: «Почему некоторым людям движение вперёд даётся так трудно и мучительно?». Суть им же сформулированного ответа сводится к следующему: в человеке заложена боязнь познать самого себя! Последнее наблюдение принадлежит Зигмунду Фрейду, и, по мнению А.Маслоу, является самым замечательным из его открытий. А.Маслоу подчёркивает, что дело в страхе познания вообще, независимо реализуется ли он при познании внешнего или внутреннего мира. Он обращает внимание на то, что этот страх часто непреодолим потому, что мы все как-то знаем, что любое знание непременно приведёт к каким-то действиям, переменам. Я полагаю, что страх познания себя и обязательность какого-то действия вслед за полученным знанием являются составляющими страха перемен. Он более очевиден, он как бы на поверхности, на виду. Его же составляющие открываются как результат определённого личного опыта. Исходя из сказанного, я и в дальнейшем изложении буду использовать это словосочетание, подразумевая наличие в нём двух представленных первопричин.

Возвращаясь к основной теме, хочу ещё раз отметить, что само понятие успешности или не успешности весьма относительно. То, что неуспешно в одном социальном окружении, может быть успешным в другом. Поэтому любой стереотип, формирующийся и закрепляющийся в поведенческом рисунке человека, необходим ему, и имеет для него, на каком-то этапе жизненного пути, определённое значение.

Оставив в стороне тот факт, что существуют личностные закладки, проявляющиеся сами по себе, помимо нашего желания или нежелания, и продолжив цепочку образных сравнений, можно представить как планомерное воздействие страха перемен на «механизм» контроля за сохранностью стереотипов, в конечном итоге, способствует тому, что игривый щенок превращается непросто во взрослого сторожевого пса, а в такого пса, который способен собственного хозяина не слушать, и продолжать рьяно что-то охранять, сообразно своим инстинктам, даже тогда, когда в этом уже нет нужды. То есть, постепенно, исподволь наступает момент, когда попытка человека сознательно изменить какой-то свой поведенческий стереотип встречает непонятное, и часто не преодолимое с помощью привычных усилий внутреннее сопротивление.

Но до того момента, когда человек столкнётся с подобным проявлением «механизма» фиксирующего стереотип, пройдёт немало времени, наполненного приобретением определённого жизненного опыта. И опыт этот должен быть достаточным (количественно и качественно) для проявления, реализации и истощения возможно большего числа компенсирующих возможностей того или иного стереотипа. Именно исчерпанность конструктивных возможностей определённого стереотипа, в своё время, приведёт к появлению признаков его неэффективности, неадекватности, то есть к появлению признаков декомпенсации данного психологического стереотипа. Ситуации, в которых это станет очевидным, могут постепенно стать столь значимыми, что подтолкнут человека к попыткам как-то (в меру понимания происходящего) изменить их. Попытки эти преподнесут первый удручающий опыт собственного бессилия сделать что-либо в этом направлении с помощью рационально организованной стратегии.

Не охватывая множества нюансов, представленная картина ещё весьма далека от того, чтобы полностью соответствовать действительному. Однако изложенного достаточно, чтобы подойти к разговору о признаках декомпенсации стереотипа.