Часть ііі: Причины реформы 1917-18 гг. И слѣдствія нея.

Какъ я уже упоминалъ, попытки реформированія русскаго правописанія уже имѣли мѣсто быть въ русской исторіи. Однако никогда они не воспринимались всерьёзъ. Въ чёмъ-же отличіе постреволюціонной реформы отъ ея предшественниковъ?

Реформа, спроектированная въ 1912 и приведённая въ исполненіе въ 1917-18 гг., изначально была направленая на «искорененіе безграмотности населенія и облегченія преподаванія языка». Послѣдующія реформы и проекты также были направлены на достиженіе этой цѣли. Однако, спустя 100 лѣтъ послѣ этой, первой, реформы что мы видимъ? Да, подавляющее большинство населенія Россіи (за исключеніемъ территорій Сѣвернаго Кавказа и отдѣльныхъ раіоновъ Сибири) владѣетъ письменнымъ языкомъ на уровнѣ, позволяющемъ имъ понимать письменную речь и использовать письменный языкъ для передачи информаціи. Но, большая доля современныхъ жителей Россіи, включая совѣтское поколѣніе, обладаютъ значительнымъ уровнемъ безграмотности. Иными словами, по прошедствіи сотни лѣтъ послѣ проведенія реформы, ея основная цѣль не была достигнута. Слѣдовательно, нужна-ли была такая реформа? Облегчило-ли «изъятіѣ» изъ алфавита «архаичныхъ» буквъ и «приближеніѣ» языка письменнаго къ языку устному процессъ обученія грамотѣ. Нѣтъ, поскольку и послѣ всего этого праописаніе не стало фонетическимъ, да и быть таковымъ не можетъ, учитывая существованіе разныхъ діалектовъ русскаго языка даже въ предѣлахъ Великороссіи, не говоря ужь о Сибири и иныхъ раіонахъ страны (и міра). Иными словами, сама идея реформы была не осуществима ни тогда, ни теперь.

Сама реформа обсуждалась и готовилась задолго до ея практическаго проведенія, за 2 десятилѣтія до ея принятія ужъ точно. Впервые она оффиціально и публично оформилась въ видѣ «Предварительнаго сообщенія» Орѳографической подкомиссіи при Императорской Академіи наукъ подъ председательствомъ Алексѣя Александровича Шахматова въ 1904. Соотвѣтствующее постановленіе съ итогами работы орѳографической Комиссіи было опубликовано въ 1912 году.

Ильинъ въ своей работѣ о реформѣ русскаго правописанія подчёркиваетъ, что затѣяна она была лингвистами, далёкими отъ преподаванія языка, для облегченія этого преподаванія (опытъ преподаванія имѣлъ одинъ лишь Ф. Ѳ. Фортунатовъ). Имъ противостояли въ той-же орѳографической Комиссіи лингвисты и филологи, непосредственно занимавшіеся преподаваніемъ.

Комиссія начала свою работу въ 1904-омъ году и, не взирая на возраженія упомянутыхъ учёныхъ, къ 1912-ому году подготовила проектъ реформы. До войны оставалось ещё два года, относившихся къ самымъ полнокровным Россійскимъ годамъ. Однако Правительство не спѣшило узаконивать новыя правила. Видимо, для чиновниковъ Министерства просвѣщенія Россіи не менѣе авторитетнымъ было мнѣніе противниковъ реформы.

Въ 1914-омъ году этотъ проектъ окончательно былъ оставленъ. И не изъ-за начавшейся войны даже. Скорѣе въ связи со смертью въ томъ-же году Филиппа Ѳёдоровича Фортунатова, являвшагося, по выраженію Шахматова, «душою задуманной реформы». И вѣроятнѣе всего никакой реформы и не случилось-бы, когда-бъ не февральскій, а затемъ октябрьскій перевороты. Эта реформа имѣла оппозицію въ самыхъ широкихъ слояхъ русскаго общества (о чёмъ многократно говоритъ и самъ Шахматовъ).

Идея реформы возродилась вновь съ февральской революціей и съ приходомъ къ власти Временнаго правительства. 11 (24) мая, въ день Святыхъ Ѹчителей Славѣнскихъ Кѵрилла и Меѳодія, проходило историческое заседаніе Подготовительной комиссіи, которую возглавилъ, продолживъ дѣло, начатое академикомъ Ф. Ѳ. Фортунатовымъ, А. А. Шахматовъ.

Итого Комиссія заседала трижды: въ 1904, въ 1912 и 11 (24) мая 1917 года. Постановленія этихъ заседаній НИ РАЗУ не были поддержаны Императорской Академіей наукъ, а самъ проектъ такой радикальной реформы не находилъ сочувствія среди образованной части русскаго общества.

Сторонники радикальной реформы, повторю, постоянно ссылались на требованія учителей и родителей учащихся, изнывавшихъ отъ «орѳографическаго гнёта». Однако этотъ миѳъ рухнулъ въ сентябрѣ 1917 г. – послѣ того, какъ Временное правительство разослало циркуляръ о введеніи съ начала учебнаго года въ школахъ Республики новой орѳографіи. Громадное большинство школъ по постановленію педагогическихъ совѣтовъ и родительскихъ комитетовъ продолжало примѣнять исключительно традиціонное правописаніе. Нѣтъ сомнѣнія, что эта антикультурная и антиправославная «реформа» никогда-бы не осуществилась, если-бы не большевики съ ихъ «специфическими» методами.

Даже и большевикамъ пришлось вводить новое правописаніе двумя декретами. Первый былъ также проигнорированъ. Второй былъ поддержанъ штыками полупьяной матросни, которая громила типографіи съ набранными «по-старому» газетами и иными публикаціями и изымала изъ нихъ «запрещённыя» буквы.

Вотъ какъ, по воспоминаніямъ А. В. Луначарскаго, формировалась директива о реформѣ правописанія:

«Я, конечно, самымъ внимательнымъ образомъ совѣтовался съ Владиміромъ Ильичёмъ Ленинымъ передъ тѣмъ, какъ ввести этотъ алфавитъ и это правописаніе. Вотъ что по этому поводу сказалъ мнѣ Ленинъ. Я стараюсь передать его слова возможно точнѣе:

• «Если мы сейчасъ не введёмъ необходимой реформы - это будетъ очень плохо, ибо и въ этомъ, какъ и во введеніи, напримѣръ, метрической системы и григоріанскаго календаря, мы должны сейчасъ-же признать отмѣну разныхъ остатковъ старины... Противъ академической орѳографіи, предлагаемой Комиссіей авторитетныхъ учёныхъ, никто не посмѣетъ сказать ни слова. Поэтому вводите её (новую орѳографію) поскорѣе...»

Такова была инструкція, которая дана была намъ вождёмъ. Послѣ этого мы немедленно законодательнымъ путёмъ ввели новый алфавитъ».

Что-же до членовъ печально извѣстной Комиссіи, то многіе изъ нихъ глубоко раскаялись въ своёмъ рѣшеніи. Профессоръ Н. Кульманъ, членъ той-же Комиссіи и тоже не совсѣмъ безнадежный въ смыслѣ грамотности человѣкъ, въ своихъ воспоминаніяхъ приводитъ слова А. А. Шахматова, сказанныя ему въ іюнѣ 1918 г.:

• «…въ томъ, что происходитъ, отчасти и мы виноваты. Заседаніе, въ которомъ мы приняли новую орѳографію, было по настроенію большевицкимъ… Мы тоже разрушители».

Что-же измѣнила данная реформа? Помимо графическаго облика словъ и нѣкоторыхъ граматическихъ элементовъ, которые къ началу ХХ вѣка уже приживались и въ языкѣ народномъ и въ качествѣ архаизмовъ используются и теперь, она измѣнила психическую модель языка, что намъ, живущимъ post factum, уже не ощутить. Поскольку слово письменное врезается въ память человѣка не какъ сочетаніе звуковъ, а какъ сочетаніе буквъ, тѣ люди, которые столкнулись съ введеніемъ реформы, можно сказать, потеряли связь съ наиболѣе цѣннымъ элементомъ своей-же культуры — письменнымъ языкомъ. Не это-ли породило нѣкоторыя теченія литературы, характерныя для конца серебрянаго вѣка? Мнѣ на это не отвѣтить.

Сама дореформенная орѳографія, конечно-же, нуждалась въ реформѣ, но не въ настолько кардинальной. Нужно было только кодифиціровать правописаніе, избавивъ его отъ варіативности типа итти и идти, и провести хотя-бы часть дѣйствій для избавленія русскаго языка отъ варваризмовъ. На этомъ можно и нужно было остановиться. Но случилось иначе.

Сторонники «упрощенія» орѳографіи обычно также взываютъ къ фонетическому принципу письма. Ихъ идеалъ — «пишу, какъ слышу и произношу». Но этотъ принципъ очевиднымъ образомъ не можетъ проводиться вполнѣ послѣдовательно. Во множествѣ діалектальныхъ и личныхъ особенностей теряется единство языка. И къ тому-же еще неизвѣстно, какова была-бы судьба «ятя» и даже конечнаго «ъ», рѣшайся она не комиссарскимъ «декретомъ», а добросовѣстнымъ и широкоохватнымъ изслѣдованіемъ фонетики живой речи, даже въ предѣлахъ одной Великороссіи. То, что въ московскомъ діалектѣ буквы «е» и «ѣ» давно уже стали выражать одинъ звукъ, не относится автоматически къ другимъ великорусскимъ говорамъ. Болѣе того, даже современныя намъ реформы фонетическаго письма будутъ отображать только діалектныя особенности Москвы и окружающихъ ея земель, въ корнѣ забывая о сѣверныхъ и южныхъ русскихъ регіонахъ, гдѣ языкъ имѣетъ множество особенностей и отличій отъ литературнаго.

Фонетическій принципъ письма неизбѣжно сосуществуетъ съ этимологическимъ и, также неизбѣжно, вступаетъ съ нимъ въ противоречіѣ. Очень ёмкое понятіе этимологіи включаетъ въ себя два аспекта: синхроническій, гдѣ этимологія равно озабочена выявленіем родства формъ и выраженіемъ ихъ различія (до революціи этимологіей называлось то, что нынче называется морфологіей), и діахроническій, гдѣ этимологія, выявляя исторію формъ, показываетъ ихъ существенное единство во времени.

Есть наконецъ и такіе языки, въ которыхъ, хотя они и не потерпѣли такого фонетическаго искаженія, этимологическое начало правописанія все-таки преобладаетъ, какъ необходимый охранитель и регуляторъ языка: таковы языки русскій и нѣмецкій. Въ позднѣйшее время нѣкоторымъ казалось, что русское правописаніе могло бы совершенно отбросить производственный элементъ и сдѣлаться чисто звуковымъ; но эта мысльне можетъ устоять передъ мало-мальски серіозною критикой. Въ русскомъ языкѣ столько не вполнѣ опредѣленныхъ, не вполнѣ явственныхъ звуков, особенно глассныхъ, и притомъ столько видоизмѣненій ихъ въ разныхъ мѣстностяхъ, что для множества словъ явилось бы по нѣсколку начертаній и орѳографія лишилась бы всякаго руководящаго начала.

Возьмите для сравненія три основныхъ западныхъ языка: нѣмецкій, французскій и англійскій. Въ ихъ нынѣшнемъ правописаніи — ихъ болѣе чѣмъ тысячелѣтняя исторія. Упростить правописаніе для носителей этихъ языковъ равносильно культурному самоубійству. Посему ни одна «прогрессивная реформа» не была принята даже при наиболѣе напористыхъ дѣйствіяхъ ихъ учредителей. Сами они дорожатъ не только племенной своей исторіей: для нихъ существенна и культурная генеалогія, явленная въ языкѣ. Так, нѣмцы не скупятся имѣть въ алфавитѣ букву «y», служащую исключительно для написанія иноязычныхъ словъ, какъ раньше въ русскомъ для того-же использовали ѳ и ѵ. И также сохраняютъ заглавныя буквы для существительныхъ и написаніе нѣмого h.