Немецкие солдаты сдаются в плен
Да, «Гитлер капут». Теперь они твердят это как пароль пощады, твердят, как дрессированные попугаи. А в сорок первом, помню, — ох как помню! — все было совсем иначе. Наглые, самоуверенные, они шагали по нашей земле, полные презрения к «аборигенам», «высшая раса господ». Под Смоленском наши разведчики увидели молоденького немецкого офицерика. В щегольском отутюженном мундирчике, верхом на сверкающем никелем велосипеде, он ехал по лесной тропе, словно была это и не война, а увеселительная прогулка по бульварам поверженного Парижа.
Ему преградили дорогу автоматами. Ничуть не испугавшись, он схватился за кобуру пистолета. Выстрелить ему, конечно, не дали. А в кармане его был обнаружен блокнот с аккуратными записями на русском языке: «Ты есть плен», «Какой деревня?», «Сколько километр до Москау?» и т. п.
И вот теперь «Гитлер капут» твердят «покорители Европы» и сами, без охраны, колоннами идут сдаваться в плен.
«Я не страдаю недооценкой германского солдата, — пишет Г. Гудериан, — он был выдающимся воином, его можно было без всяких опасений бросить в наступление против противника, превосходящего в пять раз. При правильном управлении он благодаря своим блестящим качествам сводил на нет такое численное превосходство и побеждал».
Пожалуй, незачем вступать в спор с Гудерианом по поводу качеств этого «выдающегося воина».
Остановлюсь лишь только на одном утверждении Гудериана — на способности немецкого солдата времен Второй мировой войны успешно якобы сражаться против в пять раз превосходящего его противника. Проанализировать это утверждение генерала Гудериана особенно важно, ибо, если вдуматься, скрывает оно по меньшей мере два аспекта гудериановской трактовки причин поражения гитлеровской Германии. Причины эти кроются: а) только в весьма значительном численном превосходстве советских войск в людской силе и технике и б) отнюдь не в достоинствах советского полководческого искусства.
Г. Гудериан утверждает, имея в виду положение на висло-одерском участке советско-германского фронта, следующее: «Превосходство русских выражалось соотношением: по пехоте 11:1, по танкам 7:1, по артиллерийским орудиям 20:1. Если оценить противника в целом, то можно было говорить без всякого преувеличения о его 15-кратном превосходстве на суше и по меньшей мере 20-кратном превосходстве в воздухе».
Да, наши войска под Варшавой и в районе Верхней Силезии имели в конце войны численное превосходство над противником.
Оставим на совести автора «Воспоминаний солдата» явно преувеличенные цифры. Не в этом дело. Действительно, к концу войны в результате героических усилий нашего народа мы имели превосходство в технике и вооружении. Хочу сказать другое: на определенных направлениях за счет других участков советско-германского фронта, растянутого на многие тысячи километров, создавалось большое превосходство — в результате оперативного мастерства советского военного командования! Оно — плод советского военного искусства. Численное превосходство Советских Вооруженных Сил на определенных участках фронта в последний период войны часто возникало в местах планируемого советского наступления, так была создана и необходимая группировка для Висло-Одерской операции.
Г. Гудериан почему-то не вспоминает ситуации осени 1941 года, начала войны, когда на советском Западном фронте в период нашего контрнаступления под Москвой соотношение сил было в пользу противника (по личному составу 1,4:1, по артиллерии 1,8:1, по танкам 1,7:1), а поражение потерпел противник!
Где же сокрушал германский «выдающийся воин» в пять раз превосходящего противника? Во время своего «триумфального» марша по странам Европы? Но Германия превосходила по вооруженным силам Чехословакию в восемь раз, Польшу — в четыре-пять раз. Готовя нападение на Францию, Германия совместно с Италией сосредоточила на границах Франции, Голландии, Бельгии силы, в четыре-пять раз превосходящие армии этих стран. Аналогичное положение было в войне с Норвегией, Грецией, Югославией.
Я отнюдь не склонен преуменьшать достоинства нашего противника, тем самым я бы преуменьшил значение нашей победы над ним. Солдат фашистской германской армии был серьезным и сильным противником. Он был опьянен угаром легких побед в Европе и ядом нацистской пропаганды, вколотившей ему расовые бредни о его превосходстве над покоренными народами. Он был на диво исполнителен и дисциплинирован. Дисциплинирован до абсурда — чтоб быть слепой, «управляемой» деталью военной машины. Это ведь признает и сам Гудериан.
Когда я, отдавая должное достоинствам солдата противника, сравниваю его с нашим, советским, бойцом, тогда у меня исчезает приходящая с годами отдаления от военных лет беспристрастность. Да, я восторгаюсь нашим советским солдатом. Восторгаюсь потому, что слишком близок мне такой тип воина — не «хорошо управляемая» железная кукла в серо-зеленом мундире, а совершенно иной человек совершенно иного мира. И я не верю, что фашистский солдат мог бы совершить подобное тому, что произошло при форсировании реки Варты в той же Висло-Одерской операции.
Танковый экипаж командира батальона капитана В. А. Бочковского расстрелял все боеприпасы. Комбат выпрыгнул из машины и повел в атаку на окопы противника экипаж и мотопехоту. Механик-водитель старшина М. В. Пивовар заметил, что на комбата навел автомат немецкий офицер. Старшина в мгновение ока понял, что капитана можно спасти только одним способом, и он, не задумываясь, тут же прикрыл комбата собственным телом. Старшине М. В. Пивовару было 22 года от роду.
Пусть мне возразят, что находились фанатически преданные своим командирам солдаты и в армии фюрера. Может быть, и находились. Но ведь никому не надо разъяснять разницы между фанатизмом одиночек и тем, что называется массовым героизмом.
Величая себя в своих «Воспоминаниях» «солдатом», генерал Гудериан тем не менее не описывает в своей книге подвигов солдата, ни тем более массового героизма. Не было такого в захватнической армии фюрера, не могло быть по ее природе. А то бы Г. Гудериан не преминул, я уверен, о нем сказать, ведь он «не страдает недооценкой германского солдата».
Висло-Одерская операция продолжалась. Советские войска к 17 января продвинулись вперед на 100–160 километров. Передовой отряд нашего корпуса под командой полковника И. И. Гусаковского, осуществляя широкий маневр, обходя крупные населенные пункты, прорвал с ходу второй оборонительный рубеж противника, в девять часов вечера ворвался в город Скерневице, а в полночь уже овладел городом Ловичем. Пройдя за полдня почти 80 километров, главные силы корпуса овладели городами Лечница, Озоркув. Сосед справа — 2-я гвардейская танковая армия — городом Сохачевом, сосед слева — 8-й мехкорпус — обошел с севера Лодзь и захватил Александрув и Унехов.
К вечеру 18 января пришла радиограмма: «Поздравляю лично вас и руководимые вами войска со смелыми и успешными действиями. Выполняйте задачу и действуйте так же, как действовали. Жму вашу руку. Жуков. Телегин».
Солдаты и офицеры корпуса с воодушевлением восприняли благодарность командующего.
Стремительное наступление танков натолкнулось на труднопреодолимую преграду — реку Варту. Чтоб ее форсировать, нужно было организовать переправу в двух местах — западнее Озоркува и северо-западнее города Конина. А понтонных средств в корпусе явно недоставало. И переправа танков — это время, а в момент такого стремительного наступления промедление было смерти подобно.
А что, если обойти Варту с севера? Это хотя и удлинит на 20–30 километров путь к Познани, но зато даст значительный выигрыш во времени. Начальник штаба корпуса полковник Н. Г. Веденичев настаивал на выполнении приказа, предписывающего захватить плацдарм на реке Варте, я медлил. Попробовал запросить у штаба армии разрешения на придуманный маневр — получил взбучку. Значит, предстояло форсировать эту проклятую Варту. Как? Тут еще стеной повалил снег, а потом началась настоящая пурга. Машины еле двигаются, несмотря на зажженные фары.
Вдруг, как всегда словно с неба, появился заместитель командующего армией генерал А. Л. Гетман.
— Каким чудом в такую погоду, Андрей Лаврентьевич?
— Вечно у тебя один и тот же вопрос, — отмахнулся он. — Сперва дай чего-нибудь согреться, промерз до печенок.
