Нравственные начала допроса. Допустимость и правомерность психологического воздействия при допросе

Криминалистическая тактика в наиболее общем виде пред­ставляет собой совокупность приемов осуществления следствен­ной и судебной деятельности. По своей сущности тактические приемы являются тем наиболее оптимальным образом действий следователя и судьи, который основывается на апробированных теорией и практикой рекомендациях. Известно, что тактичес­кие приемы, подчиняясь в своем конструировании и субстан­ции правовым уголовно-процессуальным нормам, не имеют сами по себе достаточно четкой, указанной в законе, правовой регла­ментации, и поэтому их формирование и выбор являются отно­сительно свободными. Это обстоятельство обусловливает их на­учный и нравственный характер. Научность тактического при­ема определяется его соответствием научным положениям, лежащим в его основе, научным представлениям, исходя из ко­торых производят конструирование того или иного приема. При формировании приема всегда исходят из современного научно­го потенциала той области, достижения или данные которой могут быть использованы в криминалистической тактике. Вме-

¹ См. Дулов А. В. Судебная психология. — С. 331—332.

² См. Соловьев А. Б. Очная ставка на предварительном следствии. — С. 16—17.

См. Комарков В. С. Психологические основы очной ставки. — Харьков, 1976. - С. 23-24. ;,;;

сте с тем научные достижения и научные данные не всегда мо­гут быть использованы для нужд криминалистической тактики в силу несовместимости последних с нравственными режима­ми, которые являются основанием для допустимости и исполь­зования тактических приемов.

Например, медицина имеет на вооружении множество ап­паратов, позволяющих регистрировать отдельные реакции че­ловека на физический или психический раздражитель. Однако в режиме судопроизводства использование приборов, позволя­ющих регистрировать такие реакции, является недопустимым, так как это противоречит нравственным принципам судопро­изводства, нарушает гарантии прав личности в уголовном про­цессе.

Или еще пример. Психологическая наука в настоящее время располагает множеством тестов, позволяющих диагностировать типы темперамента, возможную реакцию индивида на раздра­житель, прогнозировать поведение лица в определенных ситуа­циях, в том числе и конфликтных. Такие тесты широко приме­няются для определения профессиональной пригодности и спо­собностей человека, для диагностики и прогнозирования его психологической совместимости (например, в космосе) и дру­гих целей. Применение же такого тестирования в режиме судо­производства (кроме судебно-психологической экспертизы) с точ­ки зрения нравственных критериев является недопустимым, так как ущемляет, нарушает права граждан, является своего рода экспериментированием над личностью, что не сообразуется ни с демократическими принципами судопроизводства, ни с его гуманными целями.

Именно поэтому введение тех или иных научных приемов в криминалистическую тактику в качестве элемента может иметь место только после рассмотрения их нравственной для данной отрасли деятельности допустимости.

В настоящее время широко дискутируется проблема приме­нения технических средств, регистрирующих реакции свидете­лей, подозреваемых и обвиняемых в судопроизводстве. При этом высказываются предложения о введении в правоохранительную деятельность приборов типа лайдетектора, вариографа и других модификаций для регистрации психофизиологических реакций лиц при допросе, обыске и других следственных действиях. С такими предложениями (образующими главным образом тех­ническую сторону применения, а не уголовно-процессуальную и нравственную) выступили профессора В.А. Образцов, В.И. Ко-

миссаров и другие¹. Более того, руководящие органы МВД Рос­сии своим приказом ввели в практику правоохранительных ор­ганов полиграфы. Следует отметить, что введение такой прак­тики можно рассматривать как поспешное осуществление не­зрелых, а проще сказать ненаучных исследований, рекомендуемых названными ранее авторами.

Цель введения полиграфа в судопроизводство не определена ни одним автором. Если это — диагностика психического со­стояния без определения его доказательственной ценности, то это ненужное исследование. Если же — установление лжи либо причастности к преступлению, то такое исследование антинаучно как по своим методикам, так и по правовым параметрам, и в этом плане недопустимо².

Поскольку тактические приемы относятся к образу действий, не регламентированных законом, существует проблема соотно­шения тактических приемов и моральных норм, в том числе и судебно-этических. Представление о том, что каждый тактичес­кий прием, избираемый следователем (а они нередко избираются самостоятельно), соответствует судебно-этическим требованиям, не всегда правильно. Значительный арсенал тактических приемов, необходимость в избрании их последовательности, сочетания, зависимость их использования от ситуации, реально существую­щей и субъективно оцениваемой следователем и судьей, во мно­гом определяют моральность их избрания и применения.

Исследование в этой связи вопроса о нравственной допус­тимости тактических приемов представляет определенную слож­ность. Критерии нравственной допустимости тактических при­емов отличаются именно подвижностью, не в том понимании, что могут быть допущены безнравственные приемы, а в том, что некоторые из избираемых приемов могут негативно воздейство­вать на нравственные чувства лиц, в отношении которых они применяются. В этом качестве тактические приемы следует рас­ценивать как противоречащие морали.

Между тем следователи считают себя “свободными” от со­блюдения нравственных норм при применении тактического

¹ Образцов В.А. Основы криминалистики. — М: Юристь, 1996. — С. 128; Комиссаров В.И. Использование полиграфа в борьбе с преступностью // За­конность, 1995. — С. 43-45.

² Наиболее жесткой критике приведенные взгляды и рекомендации подвергну­ты А.М. Лариным. — См. Криминалистика и паракриминалистика. — М.: Бек, 1996

приема, не противоречащего закону. Это обстоятельство под­черкивает Г. И. Пичкалева, анализируя данные, полученные в результате конкретно-социологического исследования. Так, она отмечает, что 32 % опрошенных вообще не принимают во вни­мание моральный фактор при применении тактического при­ема, не противоречащего закону; это является одной из причин, влияющих на реализацию воспитательной функции предвари­тельного следствия, которую нельзя недооценивать¹.

Сложность определения нравственной допустимости такти­ческого приема устанавливается, как отмечалось ранее, данны­ми, связанными с характером их применения. В этом отноше­нии Г. И. Пичкалева высказывает интересные соображения, связанные с моральными характеристиками обстоятельств, опре­деляющих или сопутствующих применению тактического при­ема.

Так, моральные характеристики можно отнести к таким об­стоятельствам, как поведение следователя, способ и форма дей­ствий, которые составляют содержание тактического приема. (Там же).

Представляется, что эти характеристики можно было отнес­ти и к другим обстоятельствам — сопутствующего характера, таким, как последовательность тактических приемов, их систе­ма, этап применения, сила психологического воздействия. Все названные компоненты обладают общим воздействием, и если они выполняются в процессуальном действии, где главным объек­том их применения является личность, то каждый из них обла­дает еще и индивидуальными оттенками воздействия. Назван­ные компоненты либо обстоятельства следователь должен оце­нивать с позиций их моральной допустимости и правомерности. Известно, что сам по себе тактический прием, за исключением некоторых существующих рекомендаций, вызывающих сомне­ние в своей нравственной допустимости, соответствует нравствен­ным требованиям, так как он формируется и рекомендуется, будучи в теоретическом, научном плане апробированным.

Вместе с тем, конкретные практические ситуации, как и спо­собы применения тактического приема, могут повлечь за собой нарушение моральных предписаний. Здесь иногда имеют значение тончайшие оттенки манеры использования тактического приема.

¹ Пичкалева Г. И. Роль морали в следственной деятельности. Автореф. дисс. канд. юрид. наук. — М., 1980. — С. 19.

В частности, одно и то же доказательство можно предъявить по-разному; сам прием предъявления доказательств с различ­ными целями (то ли для изобличения во лжи, то ли для напоми­нания какого-либо обстоятельства, то ли для уточнения тех или иных данных) является правомерным тактическим приемом, рекомендуемым во всех учебниках криминалистики.

Вместе с тем способ его осуществления может быть таким, который искажает его сущность как правомерной рекоменда­ции, а именно: предъявление доказательства может быть прове­дено в угрожающем тоне, сопровождаться двусмысленными ух­мылками, замечаниями, содержащими явный обвинительный уклон, и т. п. В этих случаях результаты такого предъявления могут иметь различные последствия и далеко не всегда соответ­ствовать той объективней действительности, которая имела ме­сто. Точно так же, как и характер предъявляемого доказатель­ства, например отчлененная рука, голова, окровавленная одеж­да, в самой своей сущности содержит элементы, противоречащие их использованию с нравственных позиций.

При определении нравственного характера тактических при­емов важное значение имеет оценочная работа следователя, су­дьи, так как она в конечном счете рассматривает нравственный характер того или иного приема и возможность его применения в конкретной ситуации. В этой связи возникает вопрос о соот­ношении объективного и субъективного в оценочной деятель­ности. Каждая оценка чего-либо содержит в себе элементы субъективного понимания, которое в большей или меньшей мере соответствует объективному состоянию вещей.

Это относится и к оценкам нравственной допустимости так­тических приемов, нравственного характера того или иного действия.

Отдельные авторы, рассматривая это соотношение, указы­вают, что нравственная оценка следователя может и не быть объективной, так как опирается часто лишь на сферу нравствен­ного сознания самого следователя, а субъективизм не гаранти­рует правильности.

Это указание в своей сущности правильно, однако при его рассмотрении следует подчеркнуть то, что субъективизм оцен­ки имеет в своей основе объективное содержание обстоятельств, действий и субъективное понимание тех или иных нравствен­ных критериев, базирующихся на объективно существующих в обществе нравственных принципах, неписаных законах морали.

Основываясь на общих принципах морали, регулирующих поведение людей в обществе и обусловливающих развитие и формирование судебно-этических правил, ни в какой мере нельзя находить обстоятельства, позволяющие отклоняться от этих тре­бований, объясняя это задачами и целями деятельности.

Средства, которыми достигаются цели в судопроизводстве, должны точно соответствовать требованиям законности и су-дебно-этическим нормам. Их соблюдение должно быть непре­ложным правилом при проведении судебно-следственных дей­ствий. Все, что противоречит таким требованиям, неприемле­мо, какие бы следственные выгоды оно ни сулило. Собственно тактический же простор должен пополняться за счет изыска­ний, основывающихся на научных и нравственных посылках, за счет приемов, не нарушающих перспективу установления объек­тивной истины.

В этом отношении дифференцированного рассмотрения и оценки требуют новые рекомендации, высказываемые в крими­налистической литературе. Речь идет о приемах допроса, свя­занных с определенным психологическим воздействием на допра­шиваемого путем так называемого “психологического реагента”. При использовании такого приема допрашиваемому предостав­ляется возможность воспринять психологический реагент в ус­ловиях, исключающих заведомо ложные утверждения. Сущность таких приемов сводится к тому, что объект восприятия безраз­личен для лица, не причастного к данному преступлению, тогда как лицу, причастному к нему, он напоминает о преступлении, вызывая соответствующие эмоции. Другими словами, объект восприятия может вызвать психологическую реакцию лишь у виновного и не вызывает ее у невиновного.

В зависимости от силы воздействия психологическая реак­ция протекает скрыто или открыто. В последнем случае ответ на психологический реагент выражается во внешних проявлениях отрицательных эмоций. Результатом наиболее успешного исполь­зования психологического реагента является преодоление запи­рательства допрашиваемого и признание им своей вины¹. Как видно из изложенного, психологический реагент заведомо свя­зан с преступлением. Однако, по мысли автора, таким реаген­том может быть и объект аналогичный тому, который имеет от­ношение к делу.

¹ Селиванов Н.А., Этическо-тактические вопросы расследования. — М., 1981. - С. 13-15.

В качестве иллюстрации такого положения приводится слу­чай из практики, где по делу об изнасиловании следователь в целях воздействия “реагентом” приобрел такой нож, какой, по высказываниям подозреваемого, мог быть им обронен на месте происшествия. Положив сходный нож на свой стол, следова­тель, когда подозреваемый вошел, увидел, как его взгляд сосре­доточился на ноже; подозреваемый признал себя виновным в совершении преступления. Такая рекомендация, по нашему мнению, должна быть отвергнута как противоречащая этичес­ким правилам и нарушающая принципы судопроизводства. В ор­биту судопроизводства, в частности, допроса, не может вводиться объект (предмет), заведомо не имеющий отношения к делу и, более того, создающий ложное представление об информации (вещественных доказательствах), которой располагает следова­тель. В таком приеме имеют место элементы дезинформации, противоречащие этическим требованиям уголовного процесса. Именно по этим основаниям такие приемы не могут быть реко­мендованы¹.

В практике расследования преступлений существуют такти­ческие приемы, построенные на сокрытии определенной части информации, которой располагает следователь и которую он мо­жет использовать на этапе, представляющемся ему наиболее бла­гоприятным для достижения поставленных целей. Так, при доп­росе подозреваемого или обвиняемого следователь не обязан со­общать информацию, которой он располагает, в подтверждение либо обоснование подозрения, либо предъявляемого обвинения.

Между тем в юридической литературе в подобных случаях названные приемы нередко именуются приемами дезинформации и зашифровки истинных целей следственных действий. Подоб­ные наименования, например, дезинформация, весьма двусмыс­ленны по своей этимологии, так как содержат и себе элементы возможного обмана, что ни в коей мере недопустимо и не соот-

¹ В настоящее время предприняты определенные исследования психологи­ческих способов выявления скрываемого обстоятельства. Наиболее полно они представлены в работе Л. Б. Филонова, детально рассматривающего воз­можности выявления скрываемого с позиций психологического анализа дан­ных о личности, в частности таких, как диагностика личности в допросе (выявление качеств и свойств личности допрашиваемого и последующее воздействие на них через психику человека), установление скрываемого в условиях контактного взаимодействия, разрушения любого звена обороны и т. п. Однако интерпретация названных методов требует их осмысливания с точки зрения режима судопроизводства и нравственной допустимости. Филонов Л.Б. Психологические способы выявления скрываемого обстоя­тельства. — М.: Изд-во при Моск. ун-те, 1979. — С. 6, 45

ветствует тактическому смыслу предпринимаемых действий. Маневрирование имеющейся в распоряжении следователя ин­формацией позволяет ему составлять тактический план прово­димого расследования, определять перечень как следственных действий, так и приемов их осуществления. Поэтому сообще­ние либо несообщение имеющейся информации всецело в ру­ках следователя и составляет тактический смысл возможного, правильного и наиболее эффективного ее использования в кон­кретных условиях. Применение психологических приемов, свя­занных с неполной информированностью обвиняемого или по­дозреваемого, не противоречит этическим нормам, если пони­мать такие приемы как логико-психологические конструкции, разумно вплетенные в тактику следственного действия. Этот вопрос связан с этичностью в использовании научно-техничес­ких средств в случаях, когда возможность их использования со­здает конфликтную ситуацию. Последняя может иметь место тогда, когда в процессе допроса лицо отказывается давать пока­зания при применении звукозаписывающей аппаратуры либо в процессе проведения эксперимента или проверки показаний на месте не желает выполнять необходимых действий в случае, когда применяется кино- или видеосъемка. В подобных обстоятель­ствах устранение конфликтной ситуации достигается убеждени­ем лица в необходимости и процессуальной важности применя­емых средств, однако это не всегда дает желаемый результат. В этих случаях вопросы этичности применения научно-техни­ческих средств либо отказа от их использования имеют извест­ное значение. Здесь важен эффект их использования, который в ряде случаев может быть и отрицательным.

К проблеме допустимости и правомерности тактических приемов примыкает вопрос о “следственных хитростях” или “психологических ловушках”. Названная терминология возникла в связи с характеристикой приемов, позволяющих в конфликт­ной ситуации установить объективные данные, как правило, скрываемые лицом. Наименование таких приемов относилось главным образом к тактике допроса свидетеля, подозреваемого и обвиняемого. В судебном процессе названные приемы отно­сились к тактике допроса подсудимого. Когда применение тра­диционных, разработанных криминалистической тактикой при­емов не давало результатов, искали такие приемы, которые мог­ли бы установить и опровергнуть ложь, выявить скрываемое обстоятельство, установить виновную осведомленность лица. При этом наряду с допустимыми приемами применялись и ис-

пользовались приемы, с точки зрения их нравственной характе­ристики не соответствующие этическим требованиям судопро­изводства. К ним, в частности, можно отнести отвлечение вни­мания с целью “парализовать” бдительность, эмоциональный эксперимент, имеющий своей целью проверку эмоционального воздействия какого-либо из доказательств, постановку вопро­сов, имеющих целью улавливание скрываемой информации либо установление лжи, и т. п.¹. Отдельные авторы анализируют по­нятие таких тактических приемов. Так, Л. М. Карнеева отмеча­ет, что “следственные хитрости” отличаются от обычных при­емов тем, что цель их, в конечном счете, — поставить допра­шиваемого в такое положение, когда он легче всего может проявить свою виновную осведомленность”². Далее Л. М. Кар­неева подчеркивает, что подобные приемы нужно применять с особой осторожностью, так как неумелое их использование мо­жет привести к отрицательным последствиям. Здесь возражение вызывает прежде всего то, что приемы “следственной хитрости” направлены на выявление виновной осведомленности. Извест­но, что выявление последней при допросе подозреваемого и об­виняемого может быть установлено применением рекомендуе­мых криминалистической тактикой приемов, относящихся к по­становке детализирующих вопросов, да и других приемов, не имеющих ничего общего с проявлением хитрости. Второе воз­ражение относится к рекомендации с осторожностью относить­ся к применению приемов, обозначаемых как “следственные хитрости” ввиду того, что они могут повлечь за собой неблагоп­риятные последствия. Данные приемы вообще во всех случаях должны считаться недопустимыми, так как сама возможность наступления таких последствий снимает всякую научную и так­тическую их ценность. Они неприемлемы ввиду их научной не­состоятельности и нравственной ущербности. Сомнительные приемы, которые иногда имеют место в следственной практике

¹ Перечисленные приемы многие авторы, рассматривающие нравственную сторону тактических приемов, расценивали как неприемлемые, нарушаю­щие нравственные требования. Следует отметить не только неудачную тер­минологию, относящуюся к тактическим приемам и именуемую как “пси­хологические ловушки” и “следственные хитрости”, но и отсутствие в при­веденных наименованиях содержательной стороны. Что означает прием, сущностью которого является хитрость, да еще не просто хитрость как “улов­ка”, а так называемая “следственная хитрость”, то есть хитрость, окрашен­ная профессиональными потребностями? Ничего, кроме хлесткого и без­нравственно звучащего наименования.

² Карнеева Л.М., Судебная этика и тактика допроса // Этика предварительно­го следствия. — Волгоград: ВСШ МВД СССР, 1976. - С. 61-62.

и являются следствием скорее не изобретательности, а беспо­мощности, но упрямо именуются “психологическими ловушка­ми”, не могут претендовать на включение их в арсенал такти­ческих приемов, рекомендуемых криминалистической тактикой. Решению задач доказывания, установления истины в процессе судопроизводства способствует творческая разработка кримина­листической тактики, арсенала ее приемов применительно к отдельным процессуальным действиям, целых систем приемов, которые своими научными и нравственными положениями обес­печивают демократизм судебной системы в Украине.

Законность основана на высоких нравственных началах су­допроизводства, она выражает подлинный демократизм судеб­ной системы. Поэтому соблюдение законности является важ­нейшим принципом, который должен неуклонно осуществлять­ся во всей деятельности органов расследования. Как правильно отмечает В. Н. Кудрявцев, “от исхода расследования и разреше­ния уголовных дел зависят доброе имя, честь и достоинство гражданина, его свобода, благополучие его семьи. Здесь юри­дические и нравственные основания неотделимы друг от друга. В нашем обществе законная и нравственная цель, стоящая пе­ред органами суда, прокуратуры и следствия, достигается толь­ко законными и нравственными средствами¹.

Нравственные требования судопроизводства означают не только провозглашение высоких этических начал, но и соблю­дение их во всех сферах уголовно-процессуальной деятельнос­ти, связанной с расследованием преступлений. “Отправление правосудия по уголовным делам — не только правовая деятель­ность, не только борьба за укрепление законности, но и деятель­ность, проникнутая нравственными началами, направленная на всемерное утверждение морали в жизни общества, в поведении людей”². Соблюдение этических требований распространяется на всю деятельность следователя, связанную с расследованием преступлений.

Поскольку одним из наиболее распространенных следствен­ных действий является допрос, который предполагает общение двух лиц — следователя и допрашиваемого — в режиме уголов-но-процессуального закона, такое общение всегда вызывало

¹ См. Кудрявцев В. Н. Правовая наука и актуальные вопросы социалистичес­кой законности // Коммунист, 1976. — № 2. — С. 85.

² Ривлин А. Л. Нравственные начала в уголовном судопроизводстве // Совет­ское государство и право, 1971. — № 8. — С. 112.

пристальный интерес в плане его нравственных характеристик'. В криминалистической литературе сформулированы нравствен­ные нормы допроса: объективность и принципиальность, такт в общении с допрашиваемым, недопустимость тенденциозности, подозрительности, запрещение постановки наводящих и улав­ливающих вопросов, запрещение комментирования и оценки вслух показаний допрашиваемых². Указанные нравственные нор­мы допроса отражают тенденции этики в судопроизводстве.

В криминалистической литературе обсуждается вопрос о правомерности и допустимости психологического воздействия как нравственной нормы допроса. Отсутствие в законе указаний о возможности психологического воздействия, так же как и от­сутствие норм, содержащих в себе перечень требований, не допускающих определенных форм психологического воздействия, не означает неограниченной свободы в выборе его форм и сфе­ры применения. В этом отношении теоретически и практичес­ки важным является правильное понимание объема и назначе­ния термина воздействие. Психологическое воздействие являет­ся необходимым элементом всякого общения. В отличие от насилия воздействие обладает позитивными качествами и не не­сет в себе элементов принуждения. А. Р. Ратинов, рассматривая соотношение правомерного воздействия и насилия, отмечает, что грань между ними определяется свободой выбора той или иной позиции, т. е. свободного принятия решения в условиях воздействия и отсутствия такового в условиях насилия³.

Именно из такого понимания насилия исходит Г. Г. Доспу-лов, когда определяет его как всякое противоречащее требова­ниям закона и профессиональной этике следователя воздействие на допрашиваемого, которое ограничивает выбор правильной линии поведения, умаляет его права или затрагивает законные интересы других участников процесса⁴. Таким образом, всякое-воздействие, содержащее в себе элементы насилия, не может быть признано правомерным и не может быть допустимо в про­цессе допроса как свидетелей, так и обвиняемых.

Правомерное психологическое воздействие, осуществляемое в процессе допроса преследует определенные цели:

См. Комарков В. С. Тактика допроса. — Харьков, 1975. — С. 10.

См Ароцкер Л. Е. Тактика и этика судебного допроса. — М.: Юр ид. лит.,

1969. - С. 14.

См. Ратинов А. Р. Судебная психология для следователей. — С. 262—264.

См. Доспулов Г. Г. Психология допроса на предварительном следствии, 1976.

- С. 53.

установление истины в процессе расследования и судебного разбирательства;

изменение отношения обвиняемого или свидетеля к своему поведению, иным лицам;

воспитание и перевоспитание лиц, попавших в орбиту судо­производства;

активизация действий допрашиваемого лица, направленная на получение объективной информации по делу.

Несмотря на то что цели психологического воздействия но­сят общий характер, а методы его осуществления сравнительно однотипны, последствия применения психологического воздей­ствия могут быть разными. Причем это различие может иметь положительный характер, отрицательный и быть безразличным

— неэффективным в отношении личности. Известный интерес представляют последствия психологического воздействия, ко­торые нередко определяются в психологической литературе как стрессовые состояния (состояния напряженности). Отдельные криминалисты полагают, что такие состояния, вызванные пси­хологическим воздействием, являются насильственным вторже­нием в психику человека¹ и нежелательны.

Однако отрицательные переживания у допрашиваемого за­висят не только и не столько от приемов психологического воз­действия, они обусловлены личностными качествами человека и установкой поведения на допросе. Поэтому возникновение таких состояний естественно и не может опорочить приемов психологического воздействия. Вместе с тем нельзя согласиться с некоторыми рекомендациями относительно психологического воздействия, имеющими место в криминалистической литера­туре. Речь идет о рекомендации А. В. Дулова о проведении в процессе допроса так называемого эмоционального эксперимен­та, целью которого является наблюдение проявления опреде­ленной реакции на воспринятое. Следователь, по мысли автора, наблюдая реакцию обвиняемого на предъявление доказательств и т. п., убеждается в правильности своей гипотезы о его прича­стности к данному событию, что и определяет направленность его дальнейшего воздействия в ходе допроса. В ходе эксперимента обвиняемый осознает, что в результате невольно появившейся у

¹ См. Звонков Б. Н. Этические аспекты допроса // 50 лет советской прокура-

-' туры и проблемы совершенствования предварительного следствия. — Л.,

' 1970. - С. 57-58.

него реакции он выдал своим поведением истинное отношение к определенному предмету, и признает себя виновным¹.

Представляется, что такая позиция грубо противоречит эти­ческим нормам допроса, вводя в его процедуру эксперименталь­ные исследования психического состояния допрашиваемого и его реакцию на тот или иной раздражитель. Кроме того, оценка реакции допрашиваемого как показатель причастности или не­причастности к событию преступления неправильно ориенти­рует следователя на доказательственное значение поведения лица, которое никогда не имело никакого доказательственного значе­ния.

Психологическое воздействие, которое в процессе допроса не выступает в чистом виде, а всегда трансформируется в такти­ческие приемы, подчинено демократическим принципам судо­производства. Именно отражением принципа объективности продиктовано запрещение применения таких форм психологи­ческого воздействия, которые противоречат демократическим принципам судопроизводства. Так, ч. 3 ст. 22 УПК Украины прямо указывает: “Запрещается домогаться показаний обвиняе­мого путем насилия, угроз и иных незаконных мер”. Статья 175 УПК Украины предусматривает уголовную ответственность за принуждение к даче показаний. Под принуждением понимается незаконное насильственное воздействие на свидетеля, потерпев­шего или обвиняемого с целью получения от них показаний по

делу².

Моральность психологического воздействия объясняется прежде всего тем, что допустимое психологическое воздействие, выраженное в форме тактического приема, является средством, способствующим получению доказательственной информации, отыскание которой происходит в процессе уголовно-процессу-ального познания. В криминалистической литературе приемы психологического воздействия иногда именуются односторонне как приемы эмоционального воздействия на личность. Имея в виду то обстоятельство, что эмоциональное воздействие по сво­ей функции и результатам уже психологического, можно рас­сматривать такое воздействие как ограниченное определенны­ми элементами. К числу основных приемов эмоционального воздействия в допросе отдельные авторы относят: а) побужде­ние к чистосердечному раскаянию, разъяснение противоправ-

¹ См. Дулов А. В. Судебная психология. — С. 324—325.

² См. Комментарий к Уголовному кодексу РСФСР. — М.: Юрид. лит., 1971.

- С. 388.

ности совершенного деяния и его тяжелых последствий; б) озна­комление допрашиваемого с правовыми последствиями чистосер­дечного раскаяния и способствования раскрытию преступления; г) активизация и использование в целях получения показаний таких положительных качеств допрашиваемого как смелость, доброта, честность, любовь к семье, преданность делу, бескоры­стие '.

Таким образом, перечисленные случаи воздействия содер­жат в себе призывы к благоразумию и высоким нравственным идеалам. Такого рода воздействие нередко влечет за собой бла­гожелательные последствия, вплоть до раскаяния в совершен­ном преступлении. Психологическое воздействие может быть эффективным только в том случае, если для его применения созданы необходимые условия или избрана такая ситуация, при которой проведение следственного действия окажется наиболее действенным. К числу таких условий, по мнению А. Р. Ратинова и А. В. Дулова², относится состояние лица, в отношении кото­рого предполагается воздействие, степень его осведомленности, способность воспринимать воздействие в данной ситуации, бла­гоприятный момент применения воздействия. В следственной практике встречаются случаи, когда обращение к лучшим сто­ронам личности не находит должного понимания и тем более эффекта, однако это не исключает попыток со стороны следо­вателя применить названные приемы.

Психологическое воздействие выражается во внезапности оглашения или предъявления доказательственной информации; умолчании о доказательственной информации, имеющейся в распоряжении следователя; постановке комплекса вопросов, направленных на ориентацию мышления в необходимом направ­лении; постановке систем вопросов, направленных на детализа­цию сообщаемого и преследующих цель вызвать проговорку, указывающую на виновную осведомленность; оглашении всей доказательственной информации, имеющейся в распоряжении следователя; постановке таких вопросов, которые свидетельству­ют о широкой осведомленности следователя о личности допра­шиваемого или обвиняемого и их деятельности в прошлом и настоящем; сообщении нейтральной информации для создания убеждения у допрашиваемого о неотвратимости раскрытия пре-

См. Карнеееа Л. М., Соловьев А. Б., Чувилев А. А. Допрос подозреваемого и обвиняемого. — С. 61.

См. Ратинов А. Р. Судебная психология для следователей; Дулов А. В. Су­дебная психология.

отупления. Как правило, приведенные приемы могут быть использованы при допросе в ситуациях, когда информация от лиц добровольно не поступает. Когда же информация от лиц поступает и направлена на установление объективной истины, целью психологического воздействия является всемерная по­мощь, лицу дающему такую информацию.

Внезапность оглашения или предъявления доказательствен­ной информации нарушает логику лжи или рассуждений лица, скрывающего те или иные сведения. Предъявление доказатель­ства, которое изобличает во лжи, само по себе носит характер раздражителя, нарушающего избранный ход рассуждения. В ог­лашении информации (показаний свидетелей, обвиняемых, заключений экспертов), как и в предъявлении доказательств, важное значение принадлежит выбору такой ситуации, в кото­рой его результативность будет наибольшей. Поэтому такое предъявление следует за внешне положительным отношением к получаемым показаниям, постановкой вопросов, направленных на их дополнение или конкретизацию. Эффект внезапности в этом случае значителен.

Однако не всегда внезапное предъявление доказательств бывает результативным. В отдельных случаях обвиняемый либо свидетель имеет заготовленные на случай версии и объяснения. Но даже в такой ситуации следователь в состоянии заметить краткое замешательство, мгновенную растерянность и другие непроизвольные реакции, которые, не имея никакого доказа­тельственного значения, могут свидетельствовать о результатах применения такого приема.

По делу об убийстве (М., убив свою жену, перенес ее труп на авто­трассу, инсценировав наезд автомашины) следователь спокойно выс­лушал на допросе объяснения подозреваемого (мужа потерпевшей) и поставил ряд дополнительных вопросов. В результате спросил, в част­ности, в связи с чем жена подозреваемого направлялась в город. Подо­зреваемый ответил, что жена хотела продать на городском рынке неко­торые продукты. Тогда следователь предъявил подозреваемому туфлю, обнаруженную при обыске в квартире (вторая такая же была обнару­жена на ноге убитой на месте происшествия), и спросил, как она мог­ла оказаться в доме, если жена в этой обуви направлялась в город. Не сумев перестроиться и не найдя никаких объяснений этому факту, подозреваемый вынужден был признаться в совершенном преступле­нии.

Умолчание о доказательственной информации, имеющейся у следователя, также является одним из приемов психологичес-

кого воздействия на допрашиваемого. Намеренное умолчание об известных данных создает ситуацию, при которой у допра­шиваемого складывается мнение о малой осведомленности или полной неосведомленности следователя о событии преступле­ния. В таких случаях следователь ставит себя в выгодное поло­жение. Ничего не сообщая, он получает доказательственную информацию, при анализе которой может прийти к выводу о линии поведения допрашиваемого. Намеренное умолчание по­рождает у допрашиваемого состояние недоумения, особенно в тех случаях, когда он ждет сообщения каких-либо данных, что­бы сориентироваться в своем дальнейшем поведении. В этом случае следователь может сообщить некоторые данные, не акцентируя на них внимания. Исходя из позиции допрашивае­мого, следователь может создать впечатление о своей осведом­ленности или неосведомленности.

Одним из приемов, содержащих в себе психологическое воз­действие, является постановка комплекса вопросов, направлен­ных на ориентацию мышления в необходимом направлении. Наиболее эффективен этот прием при допросе подозреваемых и обвиняемых, у которых создается впечатление о большем объе­ме информации, имеющемся в распоряжении следователя, чем он в действительности располагает.

Психологическое воздействие на допрашиваемого выражается и в таком приеме, как постановка серии вопросов, направлен­ных на детализацию сообщаемого. Это создаст у допрашиваемо­го состояние психологической напряженности, связанной с не­обходимостью скрыть правду, и вызовет у него проговорку (т. е. объективное повествование, свидетельствующее о виновной осведомленности или о сокрытии фактов, известных лицу как свидетелю). С психологической точки зрения проговорка явля­ется саморазоблачением, и именно поэтому психологическое воздействие направлено на ее осуществление.

Эффективным приемом психологического воздействия в случае запирательства со стороны обвиняемого и отказа давать показания является оглашение всей доказательственной инфор­мации. Значительное количество предъявленных материалов, уличающих в совершении преступления или опровергающих выдвигаемые объяснения, во всех случаях оказывает влияние на психику допрашиваемого и на собственную оценку избранной им роли и линии поведения. Психологический эффект предъяв­ления или оглашения всей доказательственной информации состоит в том, что одновременно отвергаются все или почти все

соображения, которые могут быть выдвинуты. В таком случае у допрашиваемого создается впечатление о полном раскрытии преступления и изобличении.

Большое психологическое воздействие на допрашиваемого может оказать постановка вопросов, отражающих широкую ос­ведомленность следователя о личности и деятельности допра­шиваемого. Независимо от того, касаются они существа дела (относятся к предмету допроса) или безотносительны, у допра­шиваемого создается уверенность в осведомленности следовате­ля о всей его деятельности и тем более о совершенном преступ­лении. Такая атмосфера формирует у допрашиваемого убежде­ние в том, что следователь располагает всеми необходимыми ему сведениями. В ходе допроса, если поставленные вопросы не создают такой уверенности, допрашиваемый старается выяснить уровень осведомленности следователя вопросами, иногда лжи­выми заявлениями. Следователь не должен ставить себя в поло­жение допрашиваемого. Умело маневрируя доказательствами, которыми располагает, он сообщает известную ему информа­цию в разумных пределах, в тактически выгодном плане. При­емом психологического воздействия является сообщение нейт­ральной информации для создания убеждения о неотвратимос­ти раскрытия преступления. Такая информация обычно не имеет отношения ни к делу вообще, ни к деятельности допрашивае­мого, а содержит факты раскрытия преступления, сообщения о признании в процессе допроса других лиц, о значимости ин­формации, получаемой при допросе, для борьбы с преступнос­тью и т. п. Этот прием, тактически верно использованный в процессе допроса, оказывает влияние на допрашиваемого, по­буждая его к правдивым показаниям. При этом сообщения сле­дователя ни в коем случае не должны содержать ложных сведе­ний или утверждений, основанных на домысле.

Как правило, приведенные приемы могут быть использованы при допросе в ситуациях, когда информация от лиц доброволь­но не поступает. Когда допрашиваемые дают показания, направ­ленные на установление объективной истины, целью психоло­гического воздействия является всемерная помощь следователя дающим такую информацию. Границы допустимости психоло­гического воздействия определяются уголовно-процессуальны-ми гарантиями, общими и профессиональными этическими пра­вилами, научной значимостью и возможностями применения психологического воздействия. По своему характеру и способам осуществления приемы психологического воздействия не долж-

ны искажать перспективу установления истины в процессе рас­следования.

В настоящее время в украинской и зарубежной криминали­стической и уголовно-процессуальной литературе появились новые тенденции по использованию так называемых нетради­ционных методов получения и использования доказательствен­ной информации, которые по своей сущности являясь антина­учными, воинственно утверждают о своей новизне и состо­ятельности. Распространенность подобных тенденций, замена научных подходов к проблемам получения и оценки доказа­тельств псевдонаучными, якобы новыми теориями, создает се­рьезную угрозу демократическим основам судопроизводства, под­меняет пути поиска объективной истины обращениями к экст­расенсам, магнитным бурям, негативно воздействующим на психику человека, гипнозу, бесконтактным способам воздействия на лиц, обладающих скрытой информацией. Во всех такого рода рекомендациях внимание теоретиков и практиков акцентирует­ся на методах истребования информации при полном игнори­ровании личности, попадающей в орбиту уголовного процесса, ее прав и свобод.

Обратимся к названным рекомендациям. Так, в проблеме возможностей использования нетрадиционных криминалисти­ческих и специальных знаний и методов в расследовании пре­ступлений нетрадиционные методы определяются как такие, “которые еще не приобрели достаточного признания в теории криминалистики и внедрения в практику и которые кри­миналистика приспосабливает и использует в своих целях для раскрытия и расследования преступлений”¹. Как видно из опре­деления, это нечто эфемерное, предмета которого не существу­ет. Чтобы подкрепить основы несуществующей концепции, ав­торы обращаются к философским и историческим аналогиям, отмечая, что если в основе научных криминалистических зна­ний лежат философские, то в основе нетрадиционных — обыч­ные, донаучные знания, знания “здравого смысла”. Названный тезис стыдливо аргументируется тем, что какой бы далекой ни была от обычного знания современная теоретически высокая наука, исторически она так или иначе имеет свое происхожде-

¹ Клименко Н., Клевцов О. Можливост] використання в розслщуванн! зло-чишв деяких нетрадицщних кримшалютичних та спещальних знань 1 ме-тод1в // Право Украши, 1998. — № 1 — С. 95.

ние от донаучного знания”¹. Непонятно, какого рода генезис происходит в данном случае, когда в основе “новых”, донауч-ных знаний лежат научные. Какие же методы относят авторы к нетрадиционным? Это прежде всего метод инструментальной диагностики эмоционального напряжения человека — то есть лайдетектор (разоблачитель лжи), позволяющий якобы осуще­ствить диагностику причастности. Известно, что этот метод не имеет ничего общего с диагностикой интеллектуального и пси­хического состояния лица и регистрирует только психофизио­логические реакции на различного рода раздражители, произ­вольно интерпретируемые операторами как показатели винов­ности, причастности, знаний о событии преступления. Несомненно, что его применение в рамках судопроизводства недопустимо как нарушающее права личности. В числе нетра­диционных специальных знаний рекомендуется использование кинесики (языка жестов), которые, по утверждению авторов, выполняют значительно большие функции, чем элементарное общение. Оказывается, язык жестов может использоваться для психодиагностики личности, обнаружения лжи, а также помо­гать следствию получать наиболее результативные способы про­ведения следственных действий.

В своем стремлении расширить диапазон нетрадиционнос­ти (традиционных методов, оказывается, не хватает) авторы пред­лагают использовать гипноз, отмечая при этом, что “типовая ситуация, которая связана с возможностью использования ме­тода гипноза, возникает в случаях обоснованного подозрения лица в том, что он сообщает органам расследования неправди­вые данные².

Далее, вершиной нетрадиционности с точки зрения авторов являются знания, вытекающие из связи человека с биосферой, космическими каналами, которые обеспечивают психическую деятельность человека.

И, наконец, как следствие обращения к всемирному разуму и высоким энергетическим связям с биосферой, рекомендуется телепатия, как передача и прием мыслей на расстоянии, и ясно­видение — как возможность восприятия фактов, которая возни­кает вне анализа определенной информации.

¹ Клименко Н., Клевцов О. Можливост! використання в розслщуванн! зло-чишв деяких нетрадишйних кримшалютичних та спешальних знань 1 ме-ТОД1В // Право Украши, 1998. — № 1 - С. 95.

² Там же. — С. 98.

Приведенные позиции достаточно широко аргументируют­ся литературой различного характера, в том числе и научной, отражающей только поиск в той или иной отрасли и не более. Следует отметить, что все предложенное имело хождение в 20-40-х годах нашего столетия и за этот период не продвинулось ни в теоретическом обосновании, ни в практическом экспери­менте. Телепатия и ясновидение давно отвергнуты не только в научном поиске, но и в применении в любой отрасли, тем более в судопроизводстве, где поиск истины основывается на логи­ческом анализе системы доказательств, а не на интуитивных до­мыслах искателей нетрадиционности.

Достаточно широко исследование нетрадиционных методов представлено учеными и практиками следственных органов Рос­сийской Федерации. Проблемы использования при расследова­нии преступлений лайдетектора и гипноза были не только пред­метами специально посвященных этим вопросам научно-прак­тических конференций, но и целого ряда рекомендаций по внедрению нетрадиционных методов в практику борьбы с пре­ступностью. Примечательно то, что эти рекомендации были лишены даже минимальной экспериментальной базы, а осно­вывались на сообщениях зарубежной (американской) практики и некоторых опытах отечественных следователей. Осторожные высказывания отдельных ученых о возможности в состоянии гипноза получить забытую информацию, немедленно трансфор­мировались в рекомендации о его действенности и необходимости широкого применения¹.

Нельзя не отметить и таких рекомендаций, которые свиде­тельствуют о невежестве их изобретателей, однако большом стремлении заявить о новых методах более чем сомнительного свойства. Речь идет об информационных письмах прокуратуры Российской Федерации относительно высокой результативнос­ти применения в допросах обвиняемых времени магнитных бурь. Описание “передового” опыта одного из следователей состояло главным образом в том, что допрашиваемые в период магнит­ных бурь находятся в сумеречном состоянии и поэтому эффект их сопротивления невелик. Авторы названных рекомендаций не понимают сущности этого состояния, которое не позволяет адап­тироваться лицу к общению, а тем более давать показания. Это

¹ Более подробно состояние подобных дискуссий и разоблачение их около­научных рекомендаций см. Ларин А.М. Криминалистика и паракриминали-стика. - М., 1996. - С. 130 -137.

не что иное, как проповедуемое насилие над личностью, кото­рое в любых формах недопустимо.

Вызывает недоумение и резкое отрицательное отношение проповедование гипноза при производстве допроса и иных след­ственных действий, предлагаемое в учебнике криминалистики, рекомендованном Московской государственной юридической академией. В учебнике, изданном под редакцией проф. В. А. Об­разцова, достаточно подробно описываются методы гипнотиче­ского воздействия в целях получения показания от свидетелей и обвиняемых, именуемые участием специалиста в допросе. В хле­стких выражениях о том, что “неуклонно, хотя и медленно, кра­дучись, с оглядкой, гипноз приближается к уголовному процес­су, завоевывая все больше умов неугомонных ученых-кримина­листов, проникая в практическую деятельность творчески активных сотрудников органов дознания и предварительного следствия” автор изложил хилую концепцию “криминалистичес­кой гипнологии”, ратуя за ее широкое внедрение вопреки “уго-ловно-процессуальным доктринам и радетелям мнимого цело­мудрия отечественной Фемиды”¹. Бряцая антинаучными утвер­ждениями о месте гипноза в расследовании, автор не постеснялся оспаривать целомудрие богини правосудия (Фемиды) родной ему — отечественной. Между тем, акценты расставляются не в тер­минологической распущенности, а в высоких критериях прин­ципов криминалистической тактики — законности, научности, ситуативности, вариантности и т.п. Речь идет о таких приемах получения доказательств, которые основываются на научных до­стижениях и не влекут за собой перспективу искажения объек­тивной истины в судопроизводстве. Гипноз во многих своих ха­рактеристиках в плане использования в расследовании и судеб­ном разбирательстве, не может претендовать на позиции научности тем более, что он не имеет той экспериментальной базы, которая могла бы его приблизить к научным постижениям, а тем более результативным рекомендациям.

Воздействие на личность в состоянии гипнотического сна в целях получения доказательственной информации сразу снима­ет возможность использования этого метода, как метода, нару­шающего свободу изъявления, высказывания тех сведений, ко­торыми обладает лицо. Ущемление такой свободы является нару­шением прав личности, что не сообразуется с демократическими формами судопроизводства. В этом плане задачей криминалис-

Криминалистика: Учебник. — М.: Юристъ, 1997. — С. 317.

тики и ее раздела тактики является разработка приемов полу­чения доказательств, основанных на использовании достижений психологии, кибернетики, логики, а не обращение к одряхлев­шим концепциям гипноза, телепатии, ясновидения, сви­детельствующим о беспомощности современных научных дос­тижений в исследуемой отрасли.

Практика реализации конституционных свобод в судопро­изводстве идет в двух направлениях: а) жесткое соблюдение про­возглашенных гарантий; б) свободная интерпретация имеющих место требований с тенденцией к использованию новых веяний в плане поиска доказательственной информации, введения ее результатов в арсенал приемов и методов, разработанных и ре­комендованных наукой.

Названные тенденции мы обнаруживаем в практике, научных исследованиях и рекомендациях теории уголовного права, про­цесса, криминалистики и правовой психологии. При этом тен­денции второго плана стали превалировать над первыми и полу­чать достаточно широкое внедрение. Речь идет о так называемых новых нетрадиционных направлениях получения и оценки дока­зательств в судопроизводстве, таких как экстрасенсорика, лозо-ходство, широкое использование лайдетекторов, психологических тестов, поисковых приборов бесконтактного взаимодействия. Провозглашение и внедрение таких методов, лишенных научной основы, и, более того, создание методических рекомендации по их использованию (В. Н. Комиссаров, В. А. Образцов) ориенти­руют практику судебно-следственной деятельности на внедрение антинаучных методов получения доказательственной информа­ции, отказ от научных постулатов формирования внутреннего убеждения, их замену интуитивными, непостижимыми предполо­жениями, которые легко могут быть использованы в неблаговид­ных корыстных целях.

Проникновение в практику судопроизводства результатов такого рода якобы научных исследований влечет за собой не только нарушение законности, но и этических норм, являю­щихся одними из главных оснований гуманного отношения к личности, попавшей в орбиту судебного процесса.

Следует отметить, что внедрение названных методов грубо противоречит “Конвенции против пыток и иных жестоких, бес­человечных или унижающих достоинство видов обращения и на­казания”, принятой Генеральной Ассамблеей ООН в 1984 году. Именно поэтому новый уголовно-процессуальный Кодекс Укра-

ины должен ввести нормы, содержащие запреты на использова­ние антинаучных средств в судопроизводстве как противоречащих демократическим принципам. Законодательная регламентация в судопроизводстве требований, не допускающих психического насилия и унижения личности, явится важной гарантией соблю­дения демократических свобод в государстве.