3. Письмо с.П. Писарева и.В. Сталину

Сугубо-доверительно

ГЕНЕРАЛЬНОМУ СЕКРЕТАРЮ ЦК КПСС И.В. СТАЛИНУ

только лично

от Писарева С.П., члена КПСС с 1920 г. п/б 3.455.619,

инвалида Отечественной войны (2-я группа).

Адрес: Москва, 25, пл. Свердлова, д.3, кв.30

Дорогой Иосиф Виссарионович!

Никто не знает о содержании этого письма. Никто не высказывал мне нижеследующих мыслей, как и я не делился ими ни с кем. Они сложились у меня за 15½ месяцев заключения в 1938-39 г.г. И в течение 4 лет фронтов (где я был политработником), когда особенно остро проявлялись в наших рядах, не только среди беспартийных, но и среди коммунистов, антинемецкие, антипольские и что особенно постыдно — антисемитские настроения.

Я ПРОШУ ПОСТАВИТЬ ЭТО ПИСЬМО НА ОБСУЖДЕНИЕ В ПРЕЗИДИУМ ЦК. <...>

2.

Еще сидя в 1938-39 г.г. в тюрьме и видя поголовную почти нестойкость партийных кадров под воздействием избиений и др. пыток, я думал: здесь, несомненно, действует не только отвычка ряда поколений русских от массовых телесных наказаний, но, в гораздо большей степени, — ощущение непостижимости происходящего, — психическая травма для преданных советской власти людей: эти же самые люди, подвергнись они пыткам в фашистской тюрьме или в плену, нашли бы в себе силы сопротивляться врагу, проявили бы стойкость, а быть может — и героизм (в Отечественную войну эта догадка тысячекратно блестяще подтвердилась).

И все-таки такая почти поголовная податливость убогой и тупой фантазии безграмотных Булкиных , нестойкость в перенесении физической боли даже средней силы меня поражали. Ведь эту нестойкость проявляли большевики! Проявляли русские люди, как известно, отличающиеся терпением и мужеством.

Естественно, что среди евреев, в меньшей степени обладающих стойкостью и терпением, зачастую склонных к панике и малодушию, метод физических воздействий еще меньше может дать что бы то ни было для выяснения истины. Если все диктуемые избиваемому невиновному русскому большевику фантастические «версии» он подписывал, писал, что было угодно его безграмотному истязателю, оговаривал себя и кого угодно, — чего-же ждать в такой ситуации от беспартийного еврея?

Как возможно сто таких самооговоров отличить от действительного признания действительного врага?

Не от этого-ли появилось за последние годы так много «врагов» и «буржуазных националистов» среди евреев?

Плевел среди ржи должен беспощадно выкорчёвываться. Но нельзя это делать ценой выкорчевывания ста колосьев: непостижимо-дорогая цена!

ПОКА ПРИМЕНЯЮТСЯ ФИЗИЧЕСКИЕ МЕТОДЫ ВОЗДЕЙСТВИЯ, — САМООГОВОРЫ ВСЕХ СОВЕТСКИХ ЛЮДЕЙ И ОСОБЕННО ЕВРЕЕВ — НЕИЗБЕЖНЫ.

Толчком к этому письму Вам, Иосиф Виссарионович, послужило сегодняшнее сообщение о признании группы евреев-профессоров в отравлениях тт. Жданова, Щербакова и др.

Проверьте, Иосиф Виссарионович, проверьте сами: если их били, — грош цена их «признаниям»!

Я их не знаю, никого из них никогда в глаза не видел, — да дело и не в них: если при следствии применяются физические методы, - все евреи в СССР (за ничтожным исключением) постепенно себя оговорят и будут истреблены.

В первую очередь это относится к евреям-врачам.

Ведь медицина на-сегодня, к сожалению, — самая темная, неясная, двусмысленная область науки.

Каждый умный врач лечит по-своему… Сказать на-сегодня, что больному вредно, от чего умер человек, как его надо было лечить, что из лекарств было ему полезно и что — противопоказано, — зачастую не в состоянии самый авторитетный консилиум.

Что-же на подобные темы могут наговорить врачи-евреи, если их бить или если они опасаются этого?

Если кроме оговоров и самооговоров в результате битья и под страхом битья есть действительные улики (напр., изложение своих преступных замыслов до ареста, переписка об этих замыслах, письма от доподлинных врагов и т. п.), я готов собственными руками перестрелять всех злодеев, поднявших руку на наши руководящие кадры, - кем-бы эти злодеи ни были: родным мне отцом или сыном.

Но если все сводится только к битью и к фантастической писанине в итоге этого битья, не следовало ли бы, Иосиф Виссарионович, заново — новыми методами, новыми людьми, с исключением физических методов воздействия, проверить, были-ли в действительности у профессоров-евреев какие-либо преступления?

Ведь только я один лично знаю ряд прекрасных советских людей и честнейших коммунистов, плодотворно ныне работающих, облеченных полным доверием, - которые в 1937-38 гг., под пытками, дали на себя чудовищные показания, перед которыми бледнеют опубликованные сегодня злодейские признания профессоров-евреев.

Нельзя, немыслимо допустить повторения массового психоза 1936-38 гг. (основа его — битье при следствии), - на этот раз хотя-бы в применении к одним евреям. Оговоров и самооговоров врачей-евреев не будет конца!

3.

Два корня питают антисемитизм у нас:

Первый: Влияние нацизма: ведь больше 90 млн. советских людей, в том числе — обывателей, полных пережитками капитализма, - были на территории нацистской оккупации под воздействием геббельсовской антисемитской пропаганды.

Второй: Влияние «открытия» Ежова-Фриновского — метода пыток при следствии; на одного действительного преступника и врага сто трусливых евреев оговаривают себя и других, без всяких оснований, в чем угодно, а это используется, чтобы сеять недоверие к евреям вообще.

Дорогой Иосиф Виссарионович! Пора положить конец насаждению антисемитизма, чем — по инициативе Министерства госбезопасности (из-за порочных методов следственной работы) занимаются у нас теперь повсеместно отделы кадров министерств, предприятий и учреждений, даже наши вузы, даже партийные органы!

Евреев, как правило, после войны на работу принимать избегают. За превышение процента евреев в учреждении или в вузе руководителям объявляются выговора, их снимают с работы «за засоренность кадров».

Обывательщина начинает кое-где травить евреев. Тысячи еврейских семей на этой почве меняют квартиры, но, к своему отчаянию, и на новом месте встречают к себе самое подлое антисемитское отношение. В быт возвращаются давно забытые антисемитские словечки, позорная фразеология черносотенцев проникает в партийную, комсомольскую и пионерскую среду.

Знаете-ли Вы, Иосиф Виссарионович, что сотням тысяч еврейской молодежи, ставшей в советских условиях в подавляющем большинстве забывать о своем национальном происхождении, теперь это на каждом шагу назойливо напоминается, напоминается болезненно и порой грубо, - и тем вызывается, искусственно возрождается еврейский национализм, как защитная реакция?

Знаете-ли Вы, Иосиф Виссарионович, что только что, этой осенью, в МГУ два студента-еврея поженились на русских девушках, повидимому, с единственной целью — переменить свои фамилии на русские?

Знаете-ли Вы, что еврейские юноши и девушки в средней школе должны учиться на медали, чтобы сравняться в шансах при поступлении в вузы с молодежью — не медалистами всех других национальностей?

Евреи в глазах значительной части ответственных работников и населения становятся людьми «второго сорта» - в то время, как число по настоящему честных, по настоящему преданных партии и советской власти, подлинных патриотов СССР среди них составляет ничуть не меньший процент, чем среди любых других национальностей.

Должного отпора гигантскому распространению антисемитизма не дается нигде и никем.

А ведь после опубликования сегодняшнего сообщения о евреях-профессорах неизбежна новая десятикратная гальванизация антисемитизма: это по агитационному действу почище «убийства отрока Ющинского» !

Поскольку постыдные «традиции» антисемитизма тянутся тысячи лет, эта нацистская зараза легко охватывает у нас миллионы людей, но никакого противодействия, никакой воспитательной работы не проводится.

Нужны решительные меры по линии государственной и по линии партийной.

Терпеть восстановление нравов процентной нормы для евреев, искусственно подогревать и создавать на пустом месте еврейский национализм — преступление.

Вот — три вопроса, которые заслуживают внимания Президиума ЦК КПСС.

Я — инвалид 2-й группы, больной, находящейся в четырех стенах своей комнаты. Не откажите, Иосиф Виссарионович, если в чем-либо Вы со мной согласны, меня об этом известить.

(С. Писарев)

14 января 1953 года

P.S. О себе

1.

Я — не еврей, ни в роду, ни в семье евреев не имею. Происхожу из терских казаков, отец — казак станции Наурской (кстати, был к его стыду, антисемитом), жена моя — из ставропольских крестьян, урожденная Попова.

Вопрос о евреях ставлю перед Вами, как Ваш ученик, как последователь Маркса-Энгельса-Ленина-Сталина, как большевик, а не обыватель, податливый нацистским влияниям.

2.

О том, что я был в 1939-40 гг. в течении 15½ месяцев в заключении, не знает большинство моих друзей, не знают двое моих детей (ныне им — 20-й и 17-й г.). Об этом не подозревал всю войну никто из моего начальства и никто из моих товарищей на пяти фронтах. Об этом не слыхали после войны в двух первичных партийных организациях, в которых я был на учете и вел, как всегда, как всю жизнь с успехом, пропагандистскую работу.

Разговоров о пережитом в 1938-39 г.г. я не вел и не веду ни с кем. Пишу об этом обо всем только Вам, за все тринадцать лет в первый раз.

P.P.S. Добавление от 17 января 1953 г.

Это письмо Вам, Иосиф Виссарионович, я написал сразу-же, в день опубликования сообщения. Но пока искал возможности собственноручно выстукать на машинке (чтобы не поручать машинистке), прошло три дня. За эти дни мои предвидения, к сожалению, подтвердились полностью: в поездах, столовых, в школах и т. д. Идут бесчисленные антисемитские и антимедицинские разговоры. Чаще всего от женщин слышно: «Умирать теперь буду, но не обращусь к врачу или за лекарством!».

По Москве всерьез ходит сенсационный рассказ, что в городе в огромном числе исчезали дети, грудные, в колясках и т. д. Оказалось — крали евреи. В еврейской квартире обнаружили кучи детской одежды и банки с консервированной кровью.

Каждый человек с еврейской наружностью на улице, в троллейбусе, в магазине встречается ненавидящими взглядами.

Учтите: это все — в Москве и под Москвой! Представьте, что творится и будет твориться в провинции!

На моих глазах только-что скромнейшая отличница десятиклассница комсомолка еврейка, дочь сотрудницы ЦК партии, поднимаясь по лестнице, ласково и застенчиво заговорила вполголоса с карабкающимся рядом с ней вверх двухлетним карапузом.

Если бы Вы видели злобу матери, испуганно схватившей своего ребенка и по дороге допытавшейся у него: «Что, что она тебе говорила?!»