Ну, милая, ну, кутёночек мой. Что случилось?

Мария. Там…Там… (Тычет пальцем в сторону стола.)

Владимир. Что? Таракан? Мышь? Сейчас я им задам… Обижать моего мопсика!

Мария. Ты извини, я прочла. Ты… Ты…

Владимир. Неужели так плохо? Хочешь, порву?

Мария. Ты что?! Ты – гений! Ты – великий! Ты – бог!

Владимир. Ну, ну, ну… Тише, тише. Я не гений, не бог. В лучшем случае что-то среднее между Достоевским и академиком Павловым. Ты мне лучше скажи, с чего это ты моим творчеством заинтересовалась? Или среди собак я котируюсь?

Мария. Вот ты смеёшься, а мне не до смеха. Я, приблудная дворняжка, живу в доме великого человека, значит, должна соответствовать, а я…

Владимир. Ты живёшь в доме человека, которого только что попёрли с работы.

Мария. Как?! Кто посмел?!

Владимир. Федосеев – подлец. Я вовремя не сдал рукопись, меня и попёрли.

Мария (вскочив). Надо что-то делать. Они не имеют права… Что ты сидишь?!

Владимир. А что я могу? В лучшем случае натравить тебя на Федосеева, в худшем – сам покусать, но, уверяю тебя, что в обоих случаях мы проиграем. Он из железа, из ржавого, но железа. Зубы обломаем. И потом, я сам виноват – протянул резину две недели. У них план, я их подвёл. А всё из-за тебя. Ладно. Чёрт с ними… Давай чай пить.

Мария. А обедать?

Владимир (изумленно). Ты приготовила обед? Мария (испуганно). А что, нельзя было?

Владимир. Да нет… Можно… А… А ты умеешь?

Мария. Ведь я женщина.

Владимир. Да что ты? Раньше ты женские функции представляла себе иначе. Постой, ты убрала в комнате?

Мария (гордо). Да!

Владимир. Ну, ладно, ладно, неси свой обед.

. Мария идет в сторону кухни.

А что это на тебе надето?

Мария. Тебе не нравится? Ты так переживал в ту ночь, что не можешь рассмотреть какую- то юбку, что я решила сделать для тебя эту часть туалета более зримой.

Владимир (как бы про себя). В ту ночь?.. Очень красиво, мне нравится. Правда, теперь почти не видно твоих… Мы будем обедать?

Мария. Я сейчас! (Убегает на кухню.)

Владимир проводит пальцем по книжной полке, пыли

нет. Входит Мария. Она в фартуке, в руках у неё тарелки.

Убери, пожалуйста, бумаги, Володенька.

Владимир вздрагивает и начинает небрежно собирать

бумаги. Мария тихо вскрикивает, ставит тарелки на

диван и бросается к столу. .

Ты что делаешь?!

Владимир. А что?

Мария. Разве можно так? Это же… На века!

Владимир (раздражённо). Ну, хватит. Хватит, я сказал.

Мария. Ты не понимаешь. Когда я прочла то, что ты написал, у меня выросли крылья, появилось чувство полёта. Знаешь, когда стоишь на горе, так тебя и тянет лететь. Вот так бы и разбежалась, подняла руки и полетела… (делает движение и сбивает тарелки на пол).

Владимир. Пообедали.

Мария ( расстроенно). Ну, отчего люди не летают?

Владимир. В следующий раз превратись в галку и летай себе на здоровье. (Начинает собирать осколки.)

Мария. Осторожно! Тебе надо беречь руки. Оставь, я сама всё сделаю. (Начинает убирать)

Владимир. Маша, если серьёзно… Тебе правда понравилось… Ну, то, что ты прочла?

Мария. Да, это настолько хорошо… Только почему они все у тебя такие несчастные?

Владимир. Кто?

Мария. Все. Люди – мужчины и женщины. У тебя даже деревья грустные и одинокие. А когда я прочла о матери, то разрыдалась, а тут ты пришел…

Владимир. Откуда же крылья и жажда полёта? Когда всё плохо, не полетишь.

Мария. В знак протеста! Я сейчас так счастлива, что мне захотелось поделиться с ними, бедными, дать им хоть чуточку тепла.

Владимир. Ты сильно изменилась. (Гладит Марию по голове.) У тебя даже волосы больше не буйствуют, а умиротворенно стекают.

Мария. Володенька, а то, что ты написал о матери, это всё правда?

Владимир (внимательно смотрит на неё). Что-то правда, что-то нет. А вообще мне не хочется об этом говорить. Машенька, что всё-таки произошло?

Мария. Чудо. Где-то там, наверху, кому-то стало очень жаль тебя и меня. Этот «кто-то» дохнул розовым ветром, и все изменилось. Давай пить чай. Я всё сделаю вкусненько - вкусненько!

Владимир. Давай.

.

Мария убегает на кухню. Владимир вытягивается

на тахте и засыпает. Входит Мария с чашками,

видит, что Владимир спит, ложится рядом и

закрывает глаза.

Затемнение.

Голос. (Он.) Мне иногда хочется быть шаром. Круглым и крепким. Чтобы всё от меня отскакивало. Перекатывался бы туда- сюда и улыбался начищенным до блеска боком. А иногда хочется быть углом. Чтобы пронзать и ранить. Иногда линией. Чтобы пересечься с тобой где-то там, в бесконечности. Только человеком хочется быть всё реже и реже. Помоги мне, пожалуйста.

Картина пятая.

Утро. Владимир спит на тахте. Медленно просыпается, но, увидев, что Марии нет, тут же вскакивает.

Владимир. Маша! Маша! Где ты, Маша? (Бегает по квартире). Мария! (Опускается на тахту). Я так и знал, так и знал! Ушла! Ушла! Стерва! Дрянь! Дешёвка! Сбежала! Гадина! Приползла, влезла в душу, изгрызла её, изжевала – и сбежала! ( Подходит к столу и начинает рвать бумаги). Гений! Бог! Ах ты, гнилушка! Поверил, как дурак, писака недоделанный! И правильно! Так меня, так, слюнтяя.

Входит Мария. Бросается в ноги Владимиру.

Мария. Володя, миленький! Что? Что случилось? Кто-то умер?

Владимир смотрит на неё, не веря глазам. Затем

хватает в охапку и бросает на кровать. Нависает

над ней.

Владимир. Где ты была? Где ты была? Отдохнула и опять за старое! Я убью тебя, разрежу на кусочки по числу твоих любовников и забью им в глотки – пусть подавятся. Где ты была?!

Мария (восторженно – влюблённо). Господи! Как же ты меня любишь!

Владимир. Если ты мне сейчас же не скажешь, где была, можешь выметаться. Забирай свой коврик и выметайся.

Мария. Я не сделала ничего дурного. Я была у Федосеева.

Владимир. Где?

Мария. У Федосеева. Очень милый оказался человек. Я ему всё объяснила, и он готов взять тебя обратно.

Владимир. Что ты ему объяснила?

Мария. Всё: какая я была плохая, как обижала тебя, как ты мучился и не уложился из-за меня в срок со статьёй. Я рассказала, какую гениальную повесть ты написал в моё отсутствие и как теперь у нас всё хорошо. И что скоро ты всё сделаешь и больше не будешь их подводить…