Глава 20. Типологии социальных актеров в международных сравнительных исследованиях

Между дихотомиями и типологиями не существует жест­кой границы. Порой типологии «отфильтровываются» на­столько, что обнажается их биполярный остов. Исследова­тель может намеренно сосредоточить свое внимание на ди­аметрально противоположных типах изучаемых объектов, отдав им преимущество перед теми их промежуточными или смешанными категориями, существование которых доказано исследованием. И напротив, и этот момент нам бы хотелось особенно подчеркнуть, простое противопостав­ление двух категорий часто является начальной ступенью для фиксации более сложных различий.

Этот подготовительный этап может быть реализован двумя путями. Прежде всего исследователь часто вводит промежуточные градации и категории, находящиеся между полюсами его схемы. Например, по оси, соединяющей про­тивоположные полюса политической схемы «левый — пра­вый», он может расположить целый ряд идеологических конфигураций, где некоторые будут представлены ради­кальными ориентациями, другие же будут выражать раз­личную степень сочетания ориентации на порядок с ориен­тацией на социальную справедливость. Но исследователь может также изучать перекрестное взаимодействие одного направления анализа с другим, чтобы определить не только содержание политической идеологии, но также оценить ус­тойчивость политического поведения.

Перекрестное взаимодействие двух дихотомических пе­ременных создает контур четырехполюсной схемы, кото­рую можно далее усложнить на следующей стадии класси­фикации объектов, включив в нее дополнительные коорди-аатные оси. Тогда можно было бы рассматривать не просто

крайние полюса политической оси — «левый» и «правы:

но также и их разновидности — «прагматический левый< «идеологический левый», «прагматический правый» и «и;

ологический правый». Таким образом, простая дихотом зация развивается в типологию не только за счет дроблен горизонтальной шкалы, но и за счет перекрестного взаим действия двух координатных осей.

В самом деле, эти два процесса — дробления горизс тальной шкалы и перекрестного взаимодействия — вме1 способствуют переходу от простой дихотомии к более ело ной типологической конструкции. П. Лазарсфельд вскр:

механизм таких построений, показав постепенное их } ложнение, при котором значения величин больше не диа томизируются, а градуируются (располагаются по степе) возрастания или же в другой определенной последовател ности). Так, можно дифференцировать население на осно простого критерия, например, разделения на взрослых несовершеннолетних или же на городских и сельских жит лей. Но если нужно сделать более сложный анализ, таю бинарное противопоставление может послужить основе для более сложных градаций, когда учитываются и таю I переменные, как возраст и образование. Если мы хоти:. включить в анализ мотивации действий и позиции инди видов, то иерархию можно выстроить только на сравни­тельной основе, когда интервалы, отмечаемые на «шкал^ поведения», будут непосредственно определяться тем, ка< действительно распределяются позиции населения. Зна чит, гипотетическая картина, представленная исследовате­лем, во многом обусловит форму исследования и оконча­тельно разработанные на его основе типологии.

Порой проводится различие между типологиями, по­строенными на основе широких абстрактных категорий, которые во многом являются противоречивыми, и типоло­гиями, построенными на основе поддающихся измерению конкретных переменных. Фактически все типологии пред­ставляют собой неуловимую смесь индукции и дедукции. Даже классические типологии частично основываются на эмпирических наблюдениях. В то же время большинство типологий, выведенных путем индукции из эмпирических исследований, во многом базируются и на дедуктивном подходе. Невозможно установить типологию избирателей, лоббирующих групп или политический партий, не руко­водствуясь гипотезами, которые формулируют восприятие реальности. Поскольку процесс создания типологий явля­ется эволюционным, может оказаться, что современные

^э типологии главным образом будут создаваться методом индукции. Такая тенденция обусловлена возможностью ис-поль ювания большого массива эмпирических данных.

Вес используемые категории должны, тем не менее, от­личаться внутренней связностью. П. Брюин, Дж. Герман и М. Шаутхит справедливо отмечали, что гораздо реже соц­иолог имеет дело со спонтанно воспринятым, «естествен­ным» типом, чем с сконструированным, представляющим абстрактную комбинацию признаков, считающихся в дан­ном случае подходящими. «Понятие тип не эквивалентно понятию категория^.

Хотя в социологической литературе и существует на этот счет определенная неясность, тем не менее представ­ляется возможным установить это различие: так, класс яв­ляется эмпирической категорией, тогда как тип — это кон­цептуальная категория. Так, идя по улице, можно легко от­личить молодых от пожилых, мужчин от женщин, высоких от людей низкого роста. Но невозможно с такой же легко­стью выделить среди них интровертированных и экстра-вертированных индивидов, отличить оптимиста от песси­миста, индивида, который принимает решения в соответст­вии со своими убеждениями, от того, кто поддается внеш­нему общественному воздействию. Даже если социолог ос­новывает свою аргументацию на статистических данных, он самостоятельно выявляет различные типы социальных объектов и тщательно их теоретически разрабатывает. Так, провести ранжировку городов по их размерам — это значит классифицировать их на основе количественного критерия, что может оказаться полезным; но такая классификация не дает возможности идентифицировать важные концептуаль­ные категории. Точно так же, как дихотомия не может быть представлена как механическое разделение, типология не обязательно вытекает из любого классифицирующего дей­ствия.

Установление ряда объективных признаков, определяе­мых, например, категорией «труд», дихотомически подраз­деляемым на физический и нефизический (умственный), или же такой категорией, как «политические позиции», три­хотомически разделяемые на правые, центристские и ле­вые, приводит к получению шести различных блоков. Од­нако внутри каждого из них не все типы обязательно согла­суются между собой. Для построения типологий недоста­точно выявить перекрестные сочетания переменных. Необ­ходимо также, чтобы созданные категории были социоло­гически значимыми для изучаемой проблемы.

Определение понятия «типология» восходит к понятию «тип». Но для того, чтобы создать типологию, совершенно недостаточно составить перечень типов социальных объек­тов. Необходимо постараться выстроить все изучаемые объекты в таком порядке, чтобы каждый из них принадле­жал к одной определенной категории. Задача теоретическо­го построения типологии не заканчивается отработкой каж­дого типа. Необходимо также обеспечить их логически по­следовательный порядок.

Типологию не следует также смешивать с системой раз­личных аналитических категорий. Мы можем установить различие между многими типами социальных движений или партий, но мы не можем говорить о типологиях при рассмотрении их различных функций или действий. Типо­логия — это такой метод, сущность которого определяется не с помощью вопросов «как она действует?» или «для какой цели она используется?», а с помощью вопроса «как реаль­ность ею упорядочивается?».

Здесь обнаруживаются все достоинства и пределы воз­можностей этого подхода, направленного на логическую интеграцию всех элементов накопленного знания по опре­деленному предмету исследования. Поскольку типология предполагает абстрагированное объединение в систему, она обеспечивает исследователю определенную свободу субъек­тивных построений. Несомненно, в этом причина весьма впечатляющего числа типологий, которые мы встречаем в литературе, и того очевидного факта, что эти типологии не обязательно согласуются между собой.

Как известно, многочисленные исследования были по­священы проблеме армии в странах третьего мира, и прак­тически все они предлагают лишь перечень распределения военных ролей в политике. Рассмотрение этих типологиче­ских построений показывает, что они редко совпадают друг с другом. Чаще всего многообразие предложенных типов соответствует различиям, предполагаемым в перспективе, нежели фактическому распределению категорий. Исследо­ватели не ставят по отношению к реальности одних и тех же вопросов. Тогда как одних интересует психологический портрет военных, другие отдают приоритет изучению их поведения, определяемого атрибутами власти, а третьи — содержанию военной политики. Возможность охвата мате­риала, открывающаяся перед исследователем на этом уров­не, очень велика, и не обязательно она обусловлена теми фактическими данными, которыми исследователь распола­гает. Так, например, Р. Лейн², обрабатывая данные, собран­

ные для работы «Гражданская культура», сумел идентифи­цировать типы подростков, не имеющие ничего общего с типами граждан, описанными Алмондом и Вербой.

Типология строится в соответствии с направлением ин­тересов социолога. Она создается на пересечении творче­ского воображения исследователя и фактических данных. Отсюда разнообразие возможных типологических построе­ний. Для того, чтобы охарактеризовать различные модели политического поведения, М. Каазе и А. Марш³ выбирают два измерения: интенсивность политической активности — высокая или низкая, и характер поведения — конформист­ский или неконформистский (например, неофициальная забастовка, сидячие забастовки на рабочем месте, блокиро­вание магистралей, отказ от уплаты подоходного налога). Логически схема, построенная на пересечении этих двух осей типологических координат, должна была бы опреде­лить четыре различные категории граждан. Но поскольку интерес исследователей сосредоточен прежде всего на фор­мах политического участия, все неактивные граждане объе­диняются в одну категорию. В свою очередь «активистов» можно было бы разделить на две группы: действующих традиционно и нетрадиционно. Другую возможность пред­ставляет увеличение числа этих категорий граждан либо в соответствии с степенью активности их поведения, либо в соответствии с различными используемыми ими средства­ми политической борьбы, либо, наконец, устанавливая раз­личные градации по этим осям координат. Здесь исследо­вателю предоставляется полная свобода. И эта свобода, ог­раничиваемая лишь творческим воображением самих исс­ледователей, несомненно, представляет собой преимущест­во типологии. В то же время проявляется и соответствую­щий ей недостаток: эта творческая свобода может привести к чрезмерно абстрактным построениям, не соответствую­щим реальности и утратившим с ней связь. Можно было бы долго перечислять здесь мертворожденные построения, покоящиеся на кладбищах библиотек.

Однако все сказанное не относится к лучшим типологи ям, которые способствуют научному взаимодействию и об­мену. К их числу относятся типологии, не вызывающие ни­каких дискуссий; другие же, более редкие и более ценные, становятся носителями коллективной памяти. Эти послед­ние помогают аккумулировать знания. Они становятся сво­еобразными, периодически пересматриваемыми каталога­ми знания. И компаративисты испытывают естественную потребность в участии в пересмотре таких устоявшихся ти-

пологий. Дж. Маккинни считает их своеобразным связую­щим звеном между эмпирическими исследованиями и их теоретическими объяснениями — построением, определя­ющим области сложных проблем, побуждающим ученого к дальнейшим эмпирическим исследованиям, помогающим ему вскрывать несоответствия между полученными эмпи­рическими данными и теориями, используемыми для их объяснения⁴. В то же время стратегическая позиция, зани­маемая компаративистами, позволяет им выбрать самые убедительные, четкие типологии.

Какой смысл для компаративиста имеет определение «убедительность»? Чем объяснить, что самые смелые по­строения не вызывают встречного интереса ученых, прово­дящих эмпирические исследования, тогда как другим уда­ется вызвать серьезные споры? Так, попытки Клайда и Флоренс Клакхон построить исчерпывающую схему ценно­стных ориентации не имели большого успеха, хотя само построение было логически обоснованным, включающим различные системы приоритетов, идентифицированных по трем направлениям: во времени, в действиях и межлично­стном взаимодействии⁵. Отсюда мы могли бы сделать вы­вод, что общая типология может оказаться более полезной и стимулирующей интерес исследователя, нежели слиш­ком сложная, детально разработанная типология, просто потому, что исследователь чувствует себя более свободно, когда включает результаты собственных контекстуальных изысканий в рамки собственной типологической схемы.

Необходимо отметить, что интерес к типологии не обя­зательно привязан к тому контексту, для которого она была первоначально разработана. Некоторые типологии, которые с самого начала были задуманы как сравнительные, просу­ществовали недолго, тогда как другие, которые были созда­ны «для одной страны», стали общезначимыми.

Когда типология целиком обусловлена конкретным, специфическим контекстом, для которого она разработана, сдерживается возможность ее интернационализации, т.е., когда она настолько укоренилась в этом контексте и отра­жает слишком специфическую реальность, то ее распрост­ранение на другие страны затруднено или невозможно. Хо­рошим примером такой типологии, которую трудно экст­раполировать на другие страны, является типология, пред­ложенная Э. Нордлинджером⁶, Р. Маккензи и А. Сильве-ром⁷. Признанная большинством английских политологов, она определяет два типа рабочих-консерваторов: рабочие-тори, которых характеризует приверженность традицион­

ным ценностям и иерархиям, и «секуляризованные», чье поведение зависит от их понимания своих собственных ин­тересов. Однако заявить, что такая типология не может быть «экспортирована», это вовсе не значит отрицать ее ин­терес для компаративистов. Знать, что рабочие-тори суще­ствуют только в Англии и больше нигде в Европе — это значит установить весьма существенное различие между странами; кроме того, этот пример показывает, что такая типология не может быть использована для обобщающего сравнительного анализа.

В то же время другие типологии оказались полезными для компаративиста даже в том случае, если они были раз­работаны в рамках сравнительно ограниченной сферы со­циальных объектов. Ряд исследований, проведенных во Франции и Италии, позволил установить существование шести типов рабочих, которых можно определить как: «ре­волюционные», «протестующие», «реформисты», «католи-.ки», «консервативные» и «индифферентные»⁸. Последую­щие исследования показали приемлемость такой типоло-.гии рабочих также и для Испании.

Можно было бы привести много примеров типологий, построенных в рамках одной страны и только для ее нужд, которые позднее были заимствованы политологами, прове­рившими их пригодность в других контекстах. Типологии, разработанные для одного национального контекста, могут, таким образом, послужить схемой для более широких исс­ледований. Такое построение переходит от одного исследо­вателя к другому, совершенствуясь при каждом новом сво­ем применении. Р. Петерсон предложил типологию амери­канских студентов, которая частично была основана на ра­ботах М. Троу и Б. Кларка, а частично — на основе анализа результатов опросов. Позднее С. М. Липсет использовал эту типологию в качестве основы своего сравнительного меж­дународного исследования⁹. Конечно, можно было бы воз­разить, что установленные им для США восемь разновид­ностей невозможно встретить в Париже или Буэнос-Айре­се, в Токио или Бангкоке. Социологические особенности, характеризующие «карьеристов» или «активистов», будут различными на различных континентах. Пропорция «хип­пи», отличительной чертой которых является пессимизм и равнодушие к политике, или «корпоративистов» (студентов, проникнутых «корпоративным духом»), которые стремятся к взаимной поддержке, несомненно, выше в странах, где об­разование получило широкое распространение. Но по­скольку студенты повсюду представляют собой социальную

группу, находящуюся в одинаковом относительно привиле­гированном положении, поскольку они, как правило, руко­водствуются одинаковыми секуляризованными и мериток-ратическими ценностями, такая типология может быть также распространена и за пределы Соединенных Штатов. Гипотеза, которая была проверена и подтверждена в одной стране, должна быть проверена и во второй, третьей и чет­вертой странах. И здесь типология не является продуктом сравнения; она служит его средством.

Такая интернационализация типологий возможна в раз­личных сферах, особенно, когда исследование сосредотачи­вается на таких участках политической системы, которые относительно слабо поддаются воздействию контекстуаль­ных переменных. Например, типология парламентариев, предложенная X. Эйлау¹⁰, оказалась полезной для широко­го применения, поскольку парламенты являются в доста­точной степени похожими структурами в большинстве со­временных демократий. То же самое можно было бы ска­зать и по поводу типологий высших государственных чи­новников, профсоюзных лидеров, священнослужителей или военачальников.

Политические убеждения и поведение на выборах яви­лись объектом многих типологических построений. И здесь вновь мы могли бы провести различие между ти­пологиями, которые первоначально возникли на основе сравнения, и теми, которые были «заимствованы» из опре­деленного контекста, как например, типологии либералов и консерваторов, разработанные Эйзенком и Гербертом Мак-клоски.

Когда мы утверждаем, что каждый из рассматриваемых типов является общезначимым, это не означает, что он одинаково представлен в различных контекстах. Когда ти­пология используется в сравнительных исследованиях, она служит не только средством умножения приобретаемых знаний о социальных структурах и действующих лицах, но также и средством сравнения одного государства с другим. Именно таким путем типология становится важным инст­рументом сравнения на международном уровне. Парадок­сально, что типология часто возникает из сравнения и фор­мализует его результаты; но в то же время она служит ори­ентиром, поскольку создает необходимые понятия и дает направление исследованию. Противопоставление совре­менного менталитета традиционному, как это сделали А.Инкелес и Д. Смит¹¹, не сводится лишь к противопо­ставлению двух психокультурных типов. Это также (и это

| можно было бы показать, не будь их исследование ограни-| чено сравнением относительно схожих стран) и средство установления различия между странами, где «современный человек» (тоДегп тал) составляет соответственно 90,50, 20 или 5 процентов населения. На его основе можно было бы установить социальные различия, например, между Кана­дой, Аргентиной, Тунисом и Афганистаном.

Хотя ценность типологии и зависит от «изящества» ее построения, ее способность объяснять реальность не обяза­тельно определяется ее формальным совершенством. Очень редко случается, когда все категории, представленные в абс-| трактной модели, можно найти в реальности, или же, когда ' они имеют одинаковую социологическую или политиче-^ скую релевантность. Вот почему социологи часто вынужде-| ны обходить некоторые моменты, оставлять без внимания некоторые маловероятные ситуации или же объединять со­седние случаи под одной рубрикой. Некоторые типологии представляют собой эстетически совершенные построения, другие же, менее структурно усложненные, тем не менее оказываются более полезными. Примером последних слу­жат типологии М. Вебера.

Искусство построения типологий не является искусст­вом классификации: это искусство определения координат-' ных осей, которые логически определяют относительное ' положение государств или же сравниваемых социальных

сфер. Типология, в ее наиболее совершенной, законченной ^г форме, должна быть, следовательно, не только своеобраз-| ным систематизирующим реестром, она должна быть убе-I дительной и объяснительной; она должна обеспечить исс-Гледователя концептуальными средствами. Так, классифи-|кация, построенная К.Линнеем, отвечающая критериям "формальной логики, позволила Ч. Дарвину создать его эво-; люционную теорию. С.Андрески усмотрел в ее появлении

«великолепный пример первичности логического порядка в развитии знания»¹². То же самое может быть сказано и по поводу классификации Д. И. Менделеева.

П. Лазарсфельд убедительно показал, что типология од­новременно содержит черты эмпирического и логического порядка. Такое взаимодействие способствует накоплению и развитию знания. Исследования часто стимулируются ка­тегориями, не поддающимися систематизации в рамках концептуальной схемы. И напротив, механизм логической дедукции часто приводит к выявлению типов, которые не так легко установить эмпирически. Лазарсфельд подчерк­нул преимущества такой стратегии. В своей работе по се-

мейным отношениям Э. Фромм определил четыре типа взаимоотношений, существующих между родителями и детьми, а именно: абсолютная власть, естественная власть, отсутствие власти и бунт против родительской власти. В своей работе, опубликованной несколько позже, П. Лазарс-фельд показал, что обращение к логике позволило бы уста­новить пятый тип отношений, несомненно, заслуживаю­щий внимания. Действительно, скрещивая оси проявления родительской власти, с одной стороны, и восприятия ее детьми — с другой, можно установить потенциальную воз­можность сочетания ярко выраженного повиновения с фак­тическим отсутствием власти. «Принцип исключения, — отметил Лазарсфельд, — может быть использован в качест­ве средства нахождения нового. Он помог выявить возмож­ность существования отношений, когда дети страстно желают власти, которую им никто не предлагает. Такие тео­ретически установленные комбинации стимулируют даль­нейшие исследования»¹³. В более широком смысле можно легко доказать, что типологические умозаключения за по­следние тридцать лет все более эффективно помогали выя­вить типы поведения и структуры, составляющие сегодня основу большинства сравнительных исследований.

Некоторые спорные типологии до сих пор живы. Разли­чие между группами, объединенными общностью интере­сов (например, профсоюзами), институциональными группами (такими, как армии или церкви), неассоцииро­ванными группировками (такими, как языковые, расовые или общинные) и «анемическими» группами (например, спонтанно возникшими под влиянием разочарованности, вызванной состоянием общества), было впервые установ­лено Д. Блэнкстеном в его работе о Латинской Америке¹⁴. Эта типология была затем заимствована и уточнена Г. Ал-мондом¹⁵. Д. Лапаломбара также критически использовал ее в своей работе «Политика в различных государствах» («Ро1йс5 мийип Майопз»¹⁶).

Вариант, предложенный в 1951 г. М. Дюверже, также свидетельствует о том, как действующая типология может вызывать дискуссии и полемику, способствующие более глубокому пониманию исследуемых явлений¹⁷. Типология устаревает в меньшей степени, нежели эмпирический ана­лиз, именно потому, что она представляет собой абстрак­цию реально существующих явлений. Четкие различия, ус­тановленные Алмондом и Вербой между активным, пассив­ным и ограниченными узкими интересами типами поведе­ния, вызвали бурные дискуссии и критические коммента­

рии. Но предложенные ими концептуальные категории «культура участия в политической жизни» (рагйофап! сиНиге) или «гражданская культура» (стс сиЦиге) способст­вовали развитию новых исследований в этой области. На­глядным примером служит книга С. Барнеса и М. Каазе, в которой рассматриваются различные виды политического участия в пяти демократических странах¹⁸. Анализируя си­туации в Нидерландах, Великобритании, США, Германии и Австрии, авторы приходят к выводам, частично подготов­ленным типологиями Алмонда и Вербы. Сегодня «участие» (политическая активность) для своего проявления не обя­зательно выбирает идеальный «гражданский» путь. Все большее число людей наряду с типичными формами про­явления политической активности стремятся одновремен­но использовать другие, нестандартные методы. Таких «ак­тивистов», сочетающих различные методы, становится больше, чем «реформистов», ограничивающих свое поли­тическое участие традиционными средствами, или же «про­тестующих», которые полностью отвергают всякое участие на избирательной или другой организованной основе. Для авторов работы «Политическое действие» («Ро1шса1 Асйоп»)¹⁸, так же как и для С. Хантингтона¹⁹, такая эволю­ция поведения может быть объяснена неспособностью ста­рых социальных институтов удовлетворить возрастающие потребности и способности граждан активно участвовать в политической жизни общества. Р. Инглегарт развил далее эти идеи, назвав это растущее стремление граждан иг­рать все более активную роль в городской жизни «молча­ливой революцией»²⁰. Какими бы ни были объяснения и гипотезы, высказанные по этому поводу, книга Барнеса и Каазе убедительно показывает общепризнанную цен­ность типологии, предложенной в работе «Гражданская культура» («ТЬе Сто Си11иге»). «Активный», «участвующий» культурный тип сохраняется. Он только приобретает новые черты.