Глава 19 дихотомия как способ классификации

Классификация — это старый прием, применяемый во всех науках. Как и в химии, геологии, зоологии, ботанике, в по-литологии и социологии с самого их зарождения наблюда­ется постоянное стремление произвести учет полученных знаний, выстроить их в определенном порядке. На началь­ном уровне осмысление явлений очевидно связано с такой классификацией.

Простейшая дихотомия, понимаемая как противопо­ставление двух категорий исследуемых объектов, является, очевидно, самым непосредственным и легким способом классификации. Она представляет собой естественную сту­пень процесса мышления. К. Леви-Стросс утверждает, что такой ход осмысления является всеобщим и присущ даже примитивному разуму. Взятое на вооружение учеными та­кое дихотомическое деление может оказаться более или ме­нее смелым и привести к результатам неодинаковой значи­мости. Можно оценить его достоинства, четко определив присущие ему предельные возможности.

Дихотомическое деление может производиться на слож­ной или относительно простой основе; этим способом мож­но синтезировать результаты сравнительного анализа или же точно наметить перспективу еще предстоящих исследо­ваний. Так, можно разделить весь мир на две категории стран, исходя из такого простейшего критерия, как разме­ры валового национального продукта на душу населения, и проанализировать, насколько богатые и беднь^е страны от­личаются друг от друга. Такое деление стран представля­ет основу настоящей классификации, которая, по А. Мар-ради¹, является «взаимоисключающей и в то же время совокупно исчерпывающей», поскольку дает возмож­ность охватить весь мир и отнести все существующие кон-

кретные случаи к одному из двух рассматриваемых классов. Далее, можно сделать следующий шаг в проведении такой классификации, сосредоточив внимание на изучении край­них, противостоящих друг другу случаев: например, на сравнении самых богатых и самых бедных стран мира. Ди-хотомизация, естественно, предполагает, что исследователь обращается к сравнению контрастных стран, когда его вни­мание сосредотачивается на противоположных полюсах линейной шкалы; но когда дихотомическая классификация охватывает всю исследуемую область, анализ стран, прово­димый по принципу их противопоставления, может стать в большей или меньшей степени представительным, в зави­симости от того, являются ли выбранные случаи марги­нальными или медианными. Когда компаративист соблаз­няется очевидностью существующего контраста больше, нежели представительностью противоположных типов стран, он рискует дать им неверную классификацию, по­скольку вместо того, чтобы расположить в определенном порядке все известные случаи (отнести каждый из них к определенной категории), он сосредотачивает свое внима­ние на двух нетипичных случаях в ряду стран, систем, об­ществ и т. д.

Дихотомизация — это такой подход, который не обяза­тельно выражается в чисто формальной дихотомии. Для его реализации важным условием является также и то, что­бы все рассматриваемые категории стран составляли пол­ный перечень всех существующих случаев. Так, антагони­стические классы общества в том виде, в каком они были определены некоторыми теоретиками, не представляют весь социальный спектр. Маркс, в частности, это осознавал и стремился определить, например, историческую роль крестьянства во Франции. В этом смысле противополож­ность интересов пролетариата и буржуазии не является ре­альной дихотомией. Только на основе некоторых упрощен­ческих подходов позднее была сделана попытка вместить все социальные категории в рамки этих двух классов.

Дихотомия может быть построена на основе таких про­стых критериев, как размер, богатство, возраст. Такой под­ход, позволяющий оценить первоначальные, необработан­ные данные, пригоден для многих научных дисциплин, на­пример для биологии. Экономисты и демографы также час­то используют способ дихотомической предварительной оценки. Однако в области политики дихотомическое деле­ние преследует более далеко идущие цели, поскольку такой подход связан со стремлением найти критерии классифи-

. кации, проявляющиеся не столько в непосредственно ося­заемых формах, сколько в действующих модальностях. Как это ни парадоксально, можно сказать, что «идеальный» ха­рактер каждого типа (в веберовском понимании рациональ­но разработанной конструкции) проявляется с предельной четкостью в том случае, когда классификация сводится к такому иллюстративному противопоставлению.

Поскольку дихотомия предполагает установление кон­цептуальных категорий, абстрагированных от реальности, она представляет собой весьма ценный этап первоначаль­ного упорядочения. Она направляет процесс исследования. Традиционное противопоставление сельского — городско­му или религиозного — светскому всегда способствовало ориентации процесса исследования. Сегодня очевидная противоположность, существующая между современным и традиционным, или между развитыми и развивающимися странами, часто позволяет сконцентрироваться на вопро­сах, касающихся одного из противоположных миров. Упро­щение помогает пониманию — это очевидно. Истина по­знается в противопоставлении. Карикатура иногда помога­ет увидеть главное. Д. Джермани показал, в какой степени дихотомическая типология является необходимым, быть может, неизбежным отправным пунктом исследования². Если принять его точку зрения, то любой прогресс в смыс­ле действительного развития потребует четкого определе­ния двух противоположных типов, каждый из которых до­статочно широко представляет самые различные системы и формы. Таким образом, противопоставление традицион­ных и современных обществ может ввести в заблуждение, если исследователь не представляет всего многообразия эмпирических конкретных случаев, которые сведены к этим двум противоположным категориям.

Дихотомия все упрощает. Никогда разделение на два класса по своей различительной способности не может быть столь же четким, как разделение на семь, девять или двенадцать классов. Совершенно ясно, что такие категории, как «общность» (СететясЬап) и «общество» (СекеИзсЬап) (Ф. Теннис), народная и городская культура (Р. Редфилд), механическое и органическое единство (Э. Дюркгейм) и ре­лигиозное или светскоое общество (Б.Малиновский), со­здают представления, значительно изменяющие действи­тельность, которую они пытаются объяснить. Дихотомиче­ские классификации искажают и выхолащивают реаль­ность даже в том случае, когда создаются социологами, стремящимися понять динамику перемен и процессов.

А. Турен вслед за Д. Лапаломбарой считал, что такие амби­циозные построения скорее приносят вред, нежели пользу. Все эти «философии истории — всегда этноцентрист-ские» — не способствуют подлинному социологическому анализу³.

Тем не менее, Л. Дюмон совершенно справедливо отме­тил, насколько сравнительный анализ, предполагаемый в построении любой типологии, позволяет оценить специ­фичность используемых категорий. Обязанность компара­тивиста в том, чтобы реинтегрировать каждый отдельный случай в общую структуру. Противопоставить друг другу концепции партикуляризма и универсализма, как это сде­лал Т. Парсонс, — это значит предложить такие общие рам­ки, в которых западный ученый ощутит себя в качестве од­ного из многих типов. Л. Дюмон следует далее в этом на­правлении. Убедительно показанное им различие между принципом «человека иерархического»⁴, воплощенном в социальной системе Индии, и принципом «человека равно­правного»⁵, характеризующим положение западного граж­данина, позволяет ему показать также специфику наших общих представлений и те этноцентристские искажения, которые могут проникнуть в проводимый анализ.

Дихотомия, полезная при определении сферы сравни­тельных исследований, может привести к вредному упро­щенчеству или же породить своеобразное «манихейство», весьма далекое от целей, поставленных в социологическом исследовании. Как показали Г. Алмонд и Г. Б. Пауэлл, «при рассмотрении культурных моделей часто проводится слишком резкая граница между системами с традиционной культурой и системами с культурой современной... Совре­менные социальные исследования показали сохраняющее­ся значение первичных групп и неформальных организа­ций в социальных процессах западных государств... Все по­литические системы содержат смешанные политические культуры. В наиболее примитивно организованных систе­мах связующей нитью их структуры и культуры является инструментальный рационализм (т51гитеп1а1 га1юпаН1у). Более современные социальные системы пронизаны аск-риптивными, партикуляристскими и неформальными свя­зями и отношениями. Они отличаются друг от друга лишь по степени относительного преобладания одних над други­ми и схемой сочетания всех этих компонентов. Секуляри­зация является показателем степени их преобладания»⁶.

Д. Р. Гасфилд также показал, что неумеренное противо­поставление традиции и современности может оказаться

спорным , поскольку оба фактора сосуществуют, очевидно, в ра )л ичном соотношении в каждой стране, передовой или развивающейся. По этому поводу Р. Бендикс заявил, что каждое современное общество является фактически «час­тично развитым», неким сплавом современности с остатка­ми традиций⁸. Другие ученые утверждают, что каждое тра­диционное общество признает необходимость постоянного совершенствования существующего порядка, обуздания разрушительных сил, интеграции перемен.

Реальность нелегко вмещается в рамки дихотомическо­го деления. Она сопротивляется ему тем больше, чем более неадекватными являются выбранные концептуальные кате­гории. Большинство критических замечаний, которые ме-гут быть высказаны по поводу дихотомий, объясняются именно их неадекватностью. Сведение всей нашей планеты к двум идеальным типам стран не имеет смысла, если каж­дый из них не будет включать существенную долю реально­сти. Сохранился ли еще смысл в противопоставлении тра­диционных и современных обществ, когда сегодня практи­чески лишь немногие из них полностью соответствуют оп­ределению «традиционные»?

Можно было бы также поставить под сомнение умест­ность дихотомического противопоставления плюралисти­ческих демократий и тоталитарных систем, поскольку в со­временном мире, насчитывающем свыше 160 стран, пер­вую категорию представляют лишь 30—35 стран, а вто­рую — всего несколько. В этом состоит слабая сторона ди­хотомического разделения, унаследованного из недавнего, но уже устаревшего прошлого. Применительно к гетероген­ной реальности сегодняшнего дня такое дихотомическое разделение часто лишено смысла. Оно не помогает нам по­нять всего разнообразия существующих стран; напротив, оно объединяет все многообразие различий (тем самым сглаживая их) в две большие категории, которые фактиче­ски находятся на двух противоположных полюсах. В самом деле, не существует таких политических режимов, где в од­них действует только принцип выборности их представите­лей, а в других — нет; в действительности же между этими двумя диаметрально противоположными полюсами суще­ствует иерархический ряд стран, где действует принцип «выборы без выбора»⁹, и развивающиеся страны с выбора­ми на соревновательной основе¹⁰; т. е. новые категории воз­никают между чисто демократическими и тоталитарными режимами. Исследователь быстро осознает всю приблизи­тельность таких определений. В категории диктаторских

режимов Г. Халгартен выделяет классическую, ультрарево­люционную, контрреволюционную и псевдореволюцион­ную модели¹¹. В свою очередь, С.Хантингтон и К.Мур¹² без труда показали существование за фасадом однопартий­ной системы большого разнообразия форм авторитарных режимов, которые в совокупности могут быть противопо­ставлены всем формам политического плюрализма. В об­ластях со столь трудно уловимыми переходами от одной формы к другой дихотомизация представляется в опреде­ленной степени искусственной. Ее простые критерии плохо замещают собой такие необходимые показатели, как сте­пень политической активности, степень подавления и др.

Все это можно было бы отнести не столько за счет уста­ревших концептуальных схем, сколько за счет невозможно­сти методом столь поляризованной классификации опре­делить последовательность изменений. И самое парадок­сальное, что в большинстве случаев создателями таких по­строений являются авторы, чувствующие социальные пере­мены. Действительно, смелые дихотомии часто содержат эволюционное видение независимо от того, сожалеет ли ав­тор, подобно Теннису, по поводу того, что структура общи­ны постепенно разрушается, или же, подобно многим аме­риканским социологам, он невольно приветствует «рацио­нальные тенденции». Если справедливо то, что любая дихо­томия стремится закрепить различия в виде чрезмерно подчеркнутых контрастов, тем не менее верно также и то, что слишком строгое отношение к дихотомическому под­ходу привело бы к неправильному пониманию возможно­сти показать на его основе (по крайней мере на начальном этапе исследования) все многообразие форм реальности.

Сравниваемые страны, как правило, находятся где-то между этими противоположными полюсами, представляя различные формы перехода от слаборазвитых систем к по­стиндустриальным, от строгого либерализма к коллекти­визму и т. д. Проще говоря, противопоставление федераль­ных государств унитарным может оказаться неадекватным, так как между ними существует очень большое число сме­шанных форм. Существующие в Италии, Бельгии, Испа­нии институты передачи полномочий (шяйийопз о! <1еуо1и1юп), по-видимому, создают своего рода «подвиж­ный федерализм» (сгеерше ййегаизт), или квази-федера-лизм (диаяь&йегаВят). Можем ли мы подчинять жестким категориям такую трудно уловимую и изменяющуюся ре­альность? Дихотомия, бесспорно, питает идею континуума, но в то же время она неспособна полностью проникнуться

ею, поскольку фактически оставляет без внимания общую концептуальную линию, связывающую одну категорию с другой. Стремясь дать объяснение явлению в самой общей форме, дихотомический подход сам по себе не обеспечива­ет никакого другого выбора, кроме альтернативного. Имен­но по этой причине мы противопоставляем дихотомию ти­пологии.

Дихотомизация обязательно является одномерной, не­зависимо от сложности ее содержания и того, какие пере­менные используются для идентификации каждого из про­тивоположных полюсов. Она может быть лишь однонап­равленной. Эту вторую ее ограничительную особенность можно проиллюстрировать многими примерами. При рас­смотрении политических режимов с позиций проводимой ими внешней политики различие между ними можно уста­новить в соответствии с их идеологической ориентацией. Накануне второй мировой войны общность ценностей спо­собствовала созданию союзов между Великобританией и Францией, с одной стороны, и Германией, Италией и Япо­нией — с другой. Но Р. Арон показал, что возможны и дру­гие группировки. Так, в 1939 г. только тоталитарный харак­тер советского и нацистского режимов сделал возможным заключение германо-советского пакта. «Необходимость представить своих союзников в положительном свете, а врагов — в отрицательном вынуждает дипломатию запад­ных парламентских государств, ограниченную в свободе маневрирования, проявлять сдержанность в выражении своих далеко идущих планов. Только те режимы, которые обладают большой независимостью от общественного мне­ния, могут сразу сжечь то, чему они поклонялись, и начать поклоняться тому, что сожгли, даже не шокируя массы».

В зависимости от выбора критериев классификации два крайних полюса одной схемы могут оказаться объединен­ными в другой схеме классификации. Так, социальная структура Соединенных Штатов и бывшего Советского Со­юза, конечно, неодинакова. Но С. Оссовский отметил уди­вительное сходство, которое можно обнаружить в системах основных ценностей этих двух стран: одинаковое мериток-ратическое содержание политической культуры, та же про­паганда маневренности, то же стремление противопоста­вить бесклассовое общество несправедливому неравенству старого мира и та же «религиозная» вера в поступательное движение к лучшему будущему. Анализ мифов и идеологий обнаруживает то же сходство. Многие наглядные превраще­ния могут объясниться стремлением к действию, общим

для экстремистов всех видов. Те, кто занимается исследова­нием политических утопий, хорошо знают, как порой «за­кат» в понимании какого-нибудь «левого» может походит! на «золотой век» в понимании «правого». Такие парадоксь не ускользают от внимания тех, кто изучает политическо< поведение.