Глава 18

ПРИДАНИЕ КОНЦЕПТУАЛЬНОЙ ОДНОРОДНОСТИ НЕОДНОРОДНОЙ ОБЛАСТИ ИССЛЕДОВАНИЯ

В сравнительных исследованиях никогда не существует абсолютно «однородной» области. Определенное единство изучаемому организму придает всегда точка зрения иссле­дователя, и именно аналитик определяет, какие элементы представляют собой факторы однородности.

Согласно определению Ф. де Соссюра, «точка зрения фор­мирует объект исследования». Самые различные ученые, начиная с О. Шпенглера и кончая Р. Ароном, рассматрива­ют западный мир как единый организм, синтезируя поня­тия независимо от того, исторические они или политиче­ские. Конечно, нельзя воспринимать западный мир вне элементов, его составляющих; но он также не воспринима­ется и независимо от интегрирующей позиции исследова­теля. Такая интеграция неизбежно предполагает определен­ное упрощение реальности, но все абстракции влекут за со­бой такие преобразования. Р. Макридис обратил на это осо­бое внимание, заявив: «Сравнение всегда предполагает абс­тракцию; конкретные ситуации или процессы никогда нельзя сравнивать, как таковые. Каждое явление представ­ляется единственным в своем роде, так же, как и его прояв­ление; каждый процесс, каждое государство, как и каждая отдельная личность в определенном смысле уникальны. Провести между ними сравнение — это значит выбрать оп­ределенные типы или характеризующие их понятия, а по­ступая так, нам приходится исказить уникальное и конк­ретное»¹.

Все компаративисты придают концептуальную однород­ность области своих исследований даже в том случае, когда они основывают свой выбор на чисто физических критери­ях. Ни одна из групп стран не выбирается механически.

Когда Р. Даль и Э. Тюфт решили провести изучение неболь­ших демократических государств² для того, чтобы устано­вить их основные особенности, то сделали это не по атласу. Они руководствовались структурными гипотезами. Они хотели показать, что существует зависимость между разме­рами страны и стремлением отдельных личностей объеди­ниться в группы, способностью меньшинств защитить се­бя, свободой гражданина и действенностью государства. П. Катценштейн, в свою очередь, выбирает небольшие ев­ропейские страны для изучения зависимости между разме­рами стран и необходимостью соглашения между ними. «Поскольку экономика малых европейских стран очень за­висима, — утверждает он, — политические "актеры" в ре­дких случаях перестают осознавать, что они испытывают воздействие международной экономики, не подвластной их контролю»³. Отсюда их приспособляемость, неприятие за­бастовочной борьбы, усиление неокорпоратизма. Катценш­тейн полагает, что существуют серьезные различия между странами, которые подобно Швейцарии, Бельгии, Голлан­дии поддерживают преобразования, приводимые в дейст­вие рыночными механизмами, и такими странами, как Ав­стрия, где ведущая роль принадлежит государству⁴. Прове­дение такого различия позволяет ему пойти дальше других исследователей⁵ в оценке оправданности выбора такого фактора, как размеры страны, в качестве определяющего. Но здесь мы вновь убеждаемся, что «размеры» страны были с самого начала и продолжают оставаться концептуальным понятием.

Сосредоточить свое внимание на изучении какого-либо одного региона мира — это значит выделить исторические и культурные элементы его целостности, тогда как изучить страны с военной диктатурой как весьма важную группу — это значит выбрать в качестве определяющих критериев бо­лее системные признаки. Область сравнения всегда являет­ся результатом активного выбора. Д. Растоу был прав, когда утверждал, что «сравнимость не является неотъемлемой ха­рактеристикой каждого выбранного ряда объектов»⁶. Гомо­генность никогда не бывает заданным качеством. И в дан­ном случае географический принцип не определяет ее авто­матически. Мы знаем немало соседствующих стран, кото­рые не образуют никакой единой сферы. Компаративисту следует быть вооруженным в большей степени вопросами для обсуждения и определенными понятиями, нежели Цифрами. Именно он должен выявить среди огромного множества аналогий такие, которые являются научно реле-

- Байтными. В этом смысле гомогенизация всегда являете

результатом процесса осмысления.

Итак, создание концептуальной модели исследовали. может оказаться более или менее сложным процессом. По видимому, менее сложным, когда область исследования оп ределена пространственными критериями, и в какой-т степени более сложным, когда ее границы онределяютс;

культурными особенностями, не совпадающими с грани цами континентов или субконтинентов. Выработка концеп­туальной модели исследования представляется также отно­сительно простой, когда все ее важные элементы можно на­блюдать непосредственно. Обладающий творческим вооб­ражением компаративист никогда не делает свой выбор стран случайно; он всегда стремится найти подходящие критерии выбора. Но его критерии могут оказаться в боль­шей или меньшей степени воображаемыми, абстрактными, или же, напротив, слишком очевидными. Так, например, существование в странах коалиционных правительств мо­жет послужить основанием для сравнения таких стран, как Бельгия, Норвегия и Италия. В данном случае «гомоген­ность» проявляется как почти реальная; данная особенность представляется в своем естественном виде, а не в таком, как ее воображает исследователь — хотя может оказаться насто­ящим открытием осознание того, например, что именно коалиционные правительства, а не однопартийные, пред­ставляют собой общую модель для Европы. Механизм при­дания концептуальной однородности становится значи­тельно более очевидным, когда компаративисту предстоит выработать ключ к своим сравнительным исследованиям, т. е. разработать схему, которая позволила бы ему экстрапо­лировать полученные наблюдения дальше, за рамки перво­начально выбранных для изучения стран, т. е. включить в него другие страны, которые функционируют в соответст­вии с нормами его сравнительного исследования.

Такое концептуальное моделирование, являющееся ос­новным приемом сравнительного исследования, заслужи­вает особого внимания. Чем более неоднородной является область сравнительного анализа, тем более очевидна необ­ходимость придания ей концептуальной однородности. Ряд конкретных примеров сравнительного анализа послужит иллюстрацией этого общего подхода.

«Демократия социального согласия», о которой ранее шла речь, существует лишь в том виде, в каком ее воспри­нимает исследователь. В некотором смысле она не сущест­вует до тех пор, пока не сформулировано понятие такой де­

мократии. Компаративист определяет такие элементы, ко­торые послужат ему показателями однородности. Установ­ление сходства между Бельгией, Канадой, Швейцарией, Голландией, Австрией или даже Малайзией и Нигерией яв­ляется результатом применения исходной концепции. Объ­яснительная гипотеза обязательно существует до проведе­ния любого выбора подлежащих сравнению стран.

Для изучения клиентелистских связей Эйзенштадт и Ронигер включают в сферу своего анализа различные стра­ны на разных континентах от Италии и Испании до пле­менной Руанды, однопартийного бывшего Советского Сою­за, постиндустриальных Соединенных Штатов, а также раз­вивающихся стран в Азии, Латинской Америке и на Ближ­нем Востоке. Они включают в свой анализ и различные размышления и аналитические наблюдения, касающиеся древнего Рима или Японии и Китая в период, предшеству­ющий их модернизации⁸.

«Бюрократические империи», изученные Эйзенштад-том, представлены им как группы периодически возникаю­щих феноменов во времени и пространстве, поскольку ав­тор изучает как Римскую и Оттоманскую империи, так и империи Габсбургов и инков. Для формулировки концеп­туальной схемы Эйзенштадт предлагает обратить особое внимание па «место политической системы в социальной структуре и основные взаимосвязи, существующие между государственным устройством и другими подсистемами или сферами общества»⁹. Его «централизованные бюрокра­тические империи» характеризуются главным образом оп­ределенной дифференциацией их структур, существовани­ем самостоятельных политических целей и характером за­конности. Тем самым они представляют собой гибридные режимы, которые удается систематизированно охарактери­зовать только путем такого рода анализа. Ключ к объясне­нию распада или упадка таких империй можно тем самым найти, не обращаясь больше к реальной истории, а к изуче­нию основных взаимосвязей между некоторыми политиче­скими и социальными структурами. X. Линц, С. Хантинг-тон и К. Мур также провели анализ авторитарных систем, обратив особое внимание на то, как могли бы развиваться различные категории режимов в зависимости от того, ка­кими они являются по своей природе: военными или нет, революционными или нет, идеологизированными или прагматическими, популистскими или бюрократическими, олигархическими или харизматическими и т. п. В рамках определенной с самого начала группы таким образом выде-

ляются несколько направлений исследования в соответст­вии с законами, которые могут меняться. Это один из луч­ших примеров концептуальной гомогенизации неоднород­ной области исследования.

Проводя анализ авторитарных систем, Г. Эрме и А.Рукье¹⁰ выделяют определенную гетерогенную сферу, которой они дают название «гибридные режимы» (Ьа&1агД ге@ппе5), представляющие собой нечто среднее между тота­литаризмом и демократией. Они подчеркивают, что созда­ние гипотетической модели должно предшествовать конк­ретному анализу. Такая гипотетическая модель помогает им определить область их исследований и в особенности выбрать наиболее подходящие ситуации в качестве основы их анализа. Три элемента включены в определение «полу­конкурентной» (кепи-сотреййуе) системы: примиряющая власть бюрократии, отсутствие тоталитаризма в самом строгом значении этого слова и стремление к формальному включению рабочего класса в формирование государствен­ности с использованием непринудительных средств моби­лизации. Эти структурные особенности «полуконкурент­ной» системы дают возможность компаративисту собрать воедино «самые разнообразные», «странные», «причудли­вые» или просто «приводящие в замешательство режимы». Таким образом, Эрме и Рукье используют туже самую про­цедуру, что и Эйзенштадт или Липгарт, т. е. формулировка интегрирующей концепции предшествует очерчиванию представляющейся им гетерогенной сферы, которую они намереваются исследовать. Вначале они формулируют по­нятие, которое затем придает теоретическую согласован­ность ряду изучаемых случаев, оставшихся бы без этого разобщенными.

Важно отметить необходимость найти промежуточные ситуации между двумя четко определенными типами ре­жимов. Г. Ферреро выделил так называемые «квази-закон-ные» (диа51-1е@йта1е) режимы, в которых угасающая мо­нархическая законность еще не заменена демократической законностью. На этой основе он объединил Италию перио­да 1870—1922, Испанию в период между 1870 и 1931 гг., Балканские страны и Францию времен Луи Филиппа в еди­ное целое как государства, управляемые королевскими су­дами с зависимыми парламентами¹¹. Г. Ферреро тем са­мым охватил полувековую историю Европы, подчеркнув неустойчивость этих режимов.

На стыке авторитарной и демократической ситуации те­ория перехода из одного состояния в другое приобретает

особое значение: она объясняет, как бюрократический авто­ритаризм способствует своему собственному исчезнове­нию. Так, X. Линц показал, насколько процесс создания но­вых демократических режимов представляет собой богатое поле исследования¹². Он предложил анализ, вскрывающий огромное многообразие действующих лиц и ситуаций. В впечатляющем обзоре процесса демократизации в Евро­пе, Японии и Латинской Америке понятие демократии не­сколько размывается отчасти вследствие разнородности изучаемых стран. Здесь нам дается описание «гибридных режимов», которые пока еще не стали полностью демокра­тическими, но уже не являются диктаторскими¹³.

Концептуальная структура в большей степени, нежели какая-либо другая, помогает научному познанию социаль­ных и политических явлений. Весьма показательно, что та­кой историк, как П. Вейн, выступает в защиту этой страте­гии, утверждая, что факты приобретают особое значение, благодаря тому месту, которое им отводится в концептуаль­ной конструкции. «Пространственно-временной континуум представляет собой лишь поучительную конструкцию, ко­торая увековечивает медленно передаваемую традицию. Исторические факты упорядочивают не исторический этап и не народ, а понятие; факты не нужно заменять во време­ни, но лишь группировать вокруг соответствующих поня­тий... История не изучает человека во времени; она изучает человеческий материал, отнесенный к соответствующей ка­тегории понятий»¹⁴.

Всякое сравнение, приводящее к созданию определен­ной типологии, может найти свое выражение в различных процессах гомогенизации. Когда мы изучаем однопартий­ные режимы, мы идем от особенного к общему; в таком случае секторный анализ позволяет определить сферу объ­ектов, которая исследуется не по частям, а в обобщенном виде. Политическая система в целом реинтегрируется на основе выбранной переменной: иногда ее представляет чис­ло политических партий или же — роль парламента, струк­тура властных элит или уровень политического развития. Проводится сравнительное исследование всей политиче­ской системы, во всем ее многообразии.

Где существует предел возможностей гомогенизации? Для политолога возможности гомогенизации заканчива­ются там, где однородность ситуаций на политическом уровне перестает быть очевидной. Активная роль военных¹⁵ или различных политических фракций¹⁶ может стать серь­езным побудительным стимулом концептуальной гомоге-

низации, поскольку они оказывают непосредственное и зримое воздействие на политическую жизнь. В то же время один из основных упреков, который может быть обращен в адрес теорий конвергенции, например в том виде, в каком они были сформулированы в 60-е годы, сводился к тому, что ими недооценивалось политическое разнообразие ка­питалистических систем и различия коммунистических систем. То, что все промышленно развитые государства имеют общие проблемы и перспективы развития, бесспор­но; неоспоримо также и то, что логика промышленной ор­ганизации не может оставаться без последствий для поли­тики. Так, на сегодняшнем этапе процесс мобилизации масс представляется менее важным, чем в прошлом в Со­ветском Союзе; одновременно с этим во всех плюралисти­ческих демократиях возросла роль государства. Но можем ли мы здесь с полным основанием установить тенденцию к конвергенции? А что можно сказать по поводу убеждений, верований и других ценностей, которые цементируют эти две системы с ярко выраженным самосознанием? 3. Бже-зинский и С.Хантингтон безоговорочно отвергли любую чрезмерную концептуальную гомогенизацию, отметив, что было бы явным упрощенчеством полагать, что человече­ская история сможет когда-либо уместиться в рамках един­ственной социально-экономической или политической мо­дели¹⁷.

Пять основных стратегий сравнения, аналитически рас­смотренных здесь в качестве самостоятельно существую­щих, на практике оказываются взаимодополняющими. Они соответствуют различным подходам исследователей, а также различному уровню абстракции и концептуализации. Все явления могут быть проанализированы и значительно лучше поняты с применением этих подходов. Используя метод изучения отдельного случая, компаративист под­черкивает важность некоторых переменных. Стратегия сравнения относительно однородных стран помогает усо­вершенствовать или пересмотреть теории, модели и типо­логии, разработанные на основе сравнения контрастных стран. С другой стороны, сравнительные исследования контрастных стран позволили сформулировать общие за­коны, которые не смогли бы быть определены при бинар­ном сравнении.

Отсюда можно сделать вывод, что выбор какого-либо одного подхода к области исследования дает лишь частич­ное представление о реальности. Качественный прогресс, который дает переход от одной стратегии к другой, способ­

ствует также развитию познания, пересмотру теорий и со­вершенствованию понятий.

Рассмотрим, например, такую сферу политической ор­ганизации государства, как бюрократия. Метод изучения отдельного случая позволил более глубоко проанализиро­вать такие страны, как Бирма (Л. Пай), Таиланд (Ф. Риггс), Франция (М. Крозье), что было недоступно ни одной из «теорий организации». Противопоставляя отдельные фазы развития, Р. Бендикс установил, что бюрократия не может быть охарактеризована одинаково и выполняет неодинако­вые функции там, где она только что зародилась, и в стра­нах, уже давно ставших промышленно развитыми. С дру­гой стороны, необходимо выбрать относительно однород­ную область исследования, как, например, Западная Евро-, па, чтобы выявить такие особенности, которые отличались бы от проблем бюрократизации африканских стран. В ином контексте, характеризующем страны, находящиеся в ста­дии модернизации, Б. Хозелиц рассмотрел взаимосвязи, существующие между структурой бюрократии и действием системы. Применив уже другой подход, Эйзенштадт дал обобщенную картину бюрократических империй. Каждый выбранный подход характеризует свой особый взгляд на вещи, и каждый из них способствует постепенному накоп­лению знания.

Те же самые замечания могут быть отнесены и к мно­гим другим областям. Будь то политические партии, пове­дение избирателей, роль вооруженных сил... Целый ряд до­полняющих друг друга работ легко приходит на память при рассмотрении этих пяти стратегий. Те широкие обобще­ния, которые были сделаны на основе понятия «тоталита­ризм», помогли выявить важнейшие аналогии между край­не левыми и крайне правыми тоталитарными режимами. Такие сравнения, порой представляющиеся слишком сме­лыми, побудили компаративистов к более глубокому ана-»лизу стран с коммунистическими и фашистскими режима­ми. Сама диалектика развития этих исследований способ­ствует обогащению синтезированных представлений о то­талитаризме. Проблема вызревает в процессе развития исс­ледований, когда ученые естественным образом ориентиру­ют свои интересы в том или ином направлении, в зависи­мости от уже достигнутых успехов, а также от необходимо­сти восполнить существующие пробелы.

Тех, кто изучает проблему государственной стабильно­сти на общемировом уровне, может привлечь гипотеза, вы­двинутая А.Токвилем: чем более равномерным является

распределение материальных благ, тем более устойчивы?. является государство. Б. Рассет¹⁸ и Т. Ванханен¹⁹ сделал» попытку проверить эту гипотезу, рассмотрев большое чис­ло различных стран. Когда исследуется более ограниченная и однородная сфера, особое значение приобретают другш переменные. Тогда объектами интереса становятся партий ные системы, поведение избирателей и различные инсти­туциональные нормы. Изучая одну страну, Г. Экштейн²¹ направил свое внимание на изучение совершенно другю переменных, таких как поведение элит.

В выборе стран и стратегий компаративисты, очевидно ориентируются на свои собственные вкусы и знания, а так­же доступные им материальные возможности. Мало веро­ятно, что два исследователя, изучающих одну и ту же про­блему в одно и то же время, выберут одинаковые страны Один и тот же исследователь на разных этапах своей науч­ной карьеры может обратиться к изучению различны» стран. Так, например, М. Хадсон занимался исследованием проблем развития, сосредоточив свой интерес на одной стране— Ливане, затем в качестве соиздателя «Междуна­родного справочника политических и социальных индика­торов» (<ЛУог1(1 НапДЬоок оГ РоИйса! апй 8ос1а11псцса(ог5») — на изучении большого числа стран, а затем вновь ограни­чив сферу своего анализа арабскими странами.

В самом деле, ученому предоставляется большая свобо­да выбора, если, конечно, исследуемая им проблема не слишком тесно увязана с определенным контекстом. Оче­видно, что страны, которые должны рассматриваться в рамках изучения «демократий социального согласия», не­сколько отличаются от других. Тем не менее, даже при про­ведении такого исследования возможен выбор любой из пяти стратегий — при этом сравнение контрастных стран предполагает выбор некоторого внешнего эталона, напри­мер, демократии, испытывающей центробежные воздейст­вия (сеп1гп'и§а1 йетосгасу), или же однородной обществен­ной системы.

Итак, компаративист может достаточно свободно отдать предпочтение любой из пяти стратегий, но его выбор по­влияет на используемый им метод, особенно в случае, когда обрабатываются статистические данные. При изучении по­хожих или контрастных стран компаративист не будет опи­раться на количественную информацию одного и того же рода. Те же самые замечания можно было бы сделать и от­носительно уровня используемых понятий и теоретических построений. Функциональные эквивалентности представ­

ляют собой значительно более ценные категории для срав­нения контрастных, нежели похожих стран. Но сосредота-чиваясь на изучении контрастов, компаративист неизбежно столкнется с необходимостью совершенствования этих ка­тегорий, поскольку, становясь слишком широкими, как это подчеркивал Д. Сартори, они рискуют лишиться своей глу­бины и ясности в той же мере, в какой выигрывают за счет «расширения» сферы охвата. Итак, выбор стран, выработка системы понятий и определение метода исследования не являются независимыми, последовательно принимаемы­ми решениями, а находятся в сложной взаимосвязи.