Глава 13 сегментация как начало сравнительного анализа

В определенном смысле каждое сравнительное исследова­ние связано с сегментами — какими-либо частями обще­ства.

Всеобъемлющие исследования в традициях Монтескье, Спенсера или Вебера стали чрезвычайно редкими; во-пер­вых, потому, что социальные науки сегодня по своему ха­рактеру более аналитические и функциональные, а, во-вто­рых, потому, что сам прогресс знания все активнее побуж­дает социолога четко определить и ограничить область сво­их исследований. Аналогичную тенденцию к специализа­ции мы обнаруживаем в физике. Сфера интересов Николая Коперника, Леонардо да Винчи или Исаака Ньютона боль­ше не совпадает с кругом интересов современных ведущих ученых. Дистанцию, отделяющую Кюри или Флеминга от их предшественников, можно сравнить с дистанцией, раз­деляющей сферы интересов специалиста в области сравни­тельных исследований и политического философа. Конк­ретная наука набирает силу путем выделения части соци­альной реальности, являющейся объектом ее изучения.

Это не означает, что мы отказываемся от холистическо-го подхода к изучению общества. Напротив, великие ком­паративисты много сделали для того, чтобы сохранить его. Но стоит лишь обратиться к списку трудов по сравнитель­ному анализу¹, чтобы убедиться в подавляющем преобла­дании среди них работ, посвященных ограниченной обла-"и сравнительных исследований. В очень немногих рабо­тах сделана попытка сравнения масштабных политических и социальных структур во всем их многообразии и целост­ности. Разделение системы на сегменты является нормаль-йой практикой компаративистского подхода. Столкнув­шись с сложностью и многообразием политической систе-

мы, исследователь-компаративист, если только он не явля­ется «чистым теоретиком», оказывается перед необходим' -стью разделить целое на части и выбрать то явление, кото­рое станет объектом его сравнительного анализа.

Мы должны также с самого начала установить, что раз­личие между сегментацией и глобальным подходом носит лишь уровневый характер. Между ограниченным «секто­ральным» исследованием и глобальным подходом, перера­стающим в абстрактную теорию, существует целый ряд промежуточных уровней, представляющих постепенный переход от частного к общему. Противопоставляя эти две стороны одного процесса, мы прежде всего хотели бы под­черкнуть особое значение выбора общего метода. Сравне­ние всегда предполагает выделение большого или малого сектора общества или политической системы. Но сущест­вует большая разница, скажем, между анализом политиче­ского поведения сельскохозяйственных рабочих в двух странах и изучением суммарных функций политических партий в двадцати или тридцати странах.

Именно метод сравнения помогает политологу подойти к изучению всех интересующих его областей социальной реальности. «Сравниваемые институты» (сотрагеД тзшипопя) долгое время являлись главной областью срав­нительных исследований, особенно в таких странах, как Франция и Германия. Но объектом таких «секторальных» сравнений скоро стали области, которые значительно труд­нее идентифицировать, нежели такие институты, как пар­ламенты и правительства. Как только политическая наука вышла за пределы своих первоначальных и исключитель­ных интересов — официальных институтов, она приступи­ла к изучению новых сфер и сегментов общества. Мы мог­ли бы даже утверждать, что она активно способствовала от­крытию этих новых областей, как если бы различия, «осва­иваемые» компаративистами, позволили постичь ключе­вые моменты политического процесса. Наглядным приме­ром такого положительного вклада может служить «перво-проходческая» работа Д.Трумэна, в которой он первым представил «:процесс управления»² в терминах обмена и взаимодействия между различно структурированными группами. Позднее функционалисты использовали этот подход, который привел их к толкованию политической иг­ры как процесса, определяемого многообразием действий, осуществляемых разными средствами, «актерами», пресле­дующими различные цели.

Компаративисты проводили свои исследования по раз­личным направлениям, изучая как политические структу­ры, так и процессы, как результаты, так и «актеров» полити­ческого взаимодействия. Группы давления, партии, проф­союзы, бюрократический аппарат и армии привлекли вни­мание многих ученых и явились объектами многих срав­нительных исследований. На более высоком уровне кон­цептуализации стало проводиться изучение группировок, с большим трудом поддающихся идентификации, таких как «оппозиции». Р.Даль положил начало такого рода сравни­тельным исследованиям. В своей работе «Политические оп­позиции в западных демократиях» («РоНйса! Оррояшопа т ^е5(:ет Оетосгас1е5»)³ он объединил принцип сектораль­ного размежевания с геополитическим подходом; в работе «Режимы и оппозиции»⁴ («Ке@ипе5 апй Оррозйопв») он включил в общий сравнительный анализ Латинскую Аме­рику и Индию, Японию и тропическую Африку. Меньшая аргументированность, неизбежно вытекающая из такого расширения, наглядно показывает, что полезно, как прави­ло, сочетать сегментацию со строгим и соответствующим поставленной задаче отбором сравниваемых стран.

Другую важную область исследований для компарати­вистов представили политические процессы. Все более скрупулезно и глубоко стали изучаться процессы формиро­вания общественного мнения, социализации, коммуника­ции, принятия решений, их исполнения, легитимизации и т. п. И здесь также пространственное ограничение часто яв­ляется необходимым следствием сегментации. Хотя к исс­ледованию таких проблем, как кризис профсоюзного дви­жения или упадок парламентаризма, можно подойти с гло­бальных позиций, они во многом утрачивают свою реле­вантность и полноту содержания, если нет четкого ограни­чения сферы исследования. Многие важные процессы ста­новятся понятными лучше, когда их рассматривают в более однородном контексте. Даже такие всеобщие явления, как бюрократизация или «огосударствление» (Жайхайоп)⁵, при­обретают различный смысл в зависимости от того, рас­сматриваем ли мы их применительно к Черной Африке или Северной Америке, Южной Азии или Западной Евро­пе. Для того, чтобы установить, влияет ли мировоззрение лидеров на правительственную деятельность, необходимо, несомненно, ограничить изучение странами, находящими­ся на близком уровне развития и характеризуемыми сход­ным идеологическим расслоением⁶. Сравнение эффектив­ности социальной или экономической политики стран ока­зывается более плодотворным, когда рассматриваются сис-

темы, имеющие много общих черт⁷. Мы имеем в виду XI рошо известные различия, установленные Т. Парсонсо между рядом «типов переменных» (райегп уапаЫех), коп рые затем были оценены С. М. Липсетом в четырех англ< говорящих демократиях⁸. Такие результаты социально практики, как идеологии, мифы, верования, или культур также легче поддаются эмпирическому сравнению, ког;

изучаемые страны похожи настолько, что вопросы, касак щиеся одних, могут сохранять свою значимость в други Широкие типологии, созданные для сравнения ценносте) существующих во всем мире, отличают те же самые досп инства и недостатки, которые характеризуют и всеобъе1У лющие типологии, рассматривающие, например, такие ее циальные явления, как политическое лидерство или обще ственная активность во всех странах мира. Стимулируя рг боту мысли, такие типологии оказываются более полезны ми для общей ориентации исследования, нежели для быя! ления всех оттенков реальной действительности. Давая тес ретическую направленность, они наиболее полезны, когл их применяют к более ограниченным сферам исследова ния.

Объектами исследований компаративистов были самы различные социальные категории. Они сравнивали мужчи с женщинами, молодежь со взрослыми, протестантов с ка толиками, канцелярских служащих с рабочими и т. д. Осе бое внимание уделялось ими политическим элитам, т. I иначе говоря, тем слоям населения, которым отводилас главная роль в процессе принятия решений. Сравнительно изучение их социальных корней часто облегчает понима ние их поведения. Например, роль, которую играла армия Португалии, становится понятнее, когда учитывают, чт большинство офицеров по своему присхождению принад лежало к низшим слоям средних классов, а не к высшир слоям общества. То же самое замечание может быть отнесе но и к Египту в период Насера. Некоторые исследовател) объясняли ход развития иранской революции тем, чт большинство приверженцев ислама— выходцы из кресть янской среды. Другие объясняли некоторые принципйаль ные отличия европейских социалистических партий раз личным соотношением профсоюзных деятелей и предста вителей интеллигенции среди их активистов.

Наша задача, несомненно, состоит в том, чтобы рас смотреть весь комплекс социальных сегментов, которы' могут оказаться объектами анализа компаративиста. Ско рее, мы намерены обратить здесь особое внимание на те

что компаративист обладает полной свободой выбора соб­ственного подхода к изучению реальности. «Политическая система» — это некое абстрактное целое, которое охватыва­ет все многообразие институтов, процессов, моделей пове­дения и групп. В зависимости от выбранной им сферы исс­ледования и ее географии усилия компаративиста будут ориентированы на проведение совершенно различного по своему характеру анализа — всеобъемлющего или же более специального. Выбор ограниченной области исследования, очевидно, дает возможность результативно сравнивать со­вершенно различные политические системы. Но это не яв­ляется абсолютной гарантией релевантности анализа. Ког­да выделенные из политической системы ее части функци­онируют в совершенно различных контекстах, возникает опасность, что они окажутся схожими лишь по названию. Так, например, сравнение муниципалитетов в Индии и

Швеции оказалось бы искусственным и, в конечном счете, бесполезным.

Можно было бы указать в качестве примера многие ра­боты, где приводимые результаты разочаровывают, по­скольку схожие на первый взгляд сегменты исследования выбраны из столь различных политических систем, что возможность их сравнения весьма ограничена. Книга Ж. Блонделя «Мировые лидеры» («\Уог1<1 Ьеайегз»)⁹, в кото­рой дается характеристика всем главам правительств в по­слевоенный период, отличается таким недостатком. В ней, например, раздел, в котором рассматриваются «пути к ли­дерству», вызывает целый ряд вопросов именно вследствие такого несоответствия. Какой смысл сравнивать «обычную министерскую карьеру» в странах Ближнего Востока и странах Атлантического региона и коммунистического ми­ра? Не окажемся ли мы здесь введенными в заблуждение лишь словесным сходством? Какой смысл имеет сравни­тельное изучение «срока лидерства», если сама природа ли­дерства столь различна? Следует признать, что заслуга кни­ги в том, что она вызывает такие вопросы.

Работа К. Лоусона, посвященная сравнительному изуче­нию политических партий во Франции, Гвинее и Соединен­ных Штатах («ТЬе Сотрага(Ь'е 5(иау о! Ро1йса1 Рагйея»¹⁰), также вызывает серьезные замечания. Автор намеревался сочетать теоретический подход к изучению политических партий с глубоким анализом всех специфических особен­ностей трех выбранных им конкретных примеров (1Ьгее саче ЖисНея). Как указывает Лоусон, «ни один из политиче­ских институтов не (Ьункпипнип\'рт ч ваэтпгчв о т^„—-"•"--

ские партии — тем более»¹¹. Но переход от абстрактной тео­рии к более эмпирическому сравнению приводит к таким парадоксальным результатам, что возникает сомнение, а стоит ли ставить одни и те же вопросы по поводу столь по­разительно несхожих ситуаций.

Практика сегментации, несомненно, ставит важную стратегическую проблему: как контролировать влияние на­ционального контекста на выбранный сектор исследования. Опасность здесь состоит очевидно в том, чтобы не зайти слишком далеко в размывании того специфического кон­текста, в котором каждый сектор социальной жизни берет начало. В чем, например, смысл сравнения различных пар­ламентов, если не учитывается влияние на них окружения, в котором действуют эти институты? Хорошо известно, что эффективность действия одних и тех же «значимых» инсти­тутов может нарушиться в зависимости от социального контекста. Это становится особенно очевидным, когда дела­ются попытки «экспортировать» эти институты, не прини­мая в расчет те психологические и социальные структуры, на основе которых они возникли. Как указывают в своих работах Р.Макридис¹² и Г.Эрман¹³, те, кто занимается изучением «групп по интересам», всегда приходят к такому моменту, когда объяснение существующих между ними различий уже выходит за рамки любой «теории групп»; раз­личия между ними должны тогда объясняться особенно­стями, заложенными в культурах, социальных структурах или политических системах, рассматриваемых в целом.

Число политических партий и характер избирательных норм не оказывают чисто автоматического воздействия на функционирование политической системы. Их значение зависит от позиций членов этих политических партий или же граждан, отдающих свои голоса в соответствии с уста­новленными законом правилами.

Как подчеркивает Р. Правд, «устойчивая демократия» сопутствует некоторым партийным структурам только в тех странах, где демократические институты, убеждения и обычаи установились уже давно и предшествуют периоду, когда число партий и массовых организаций начинает множиться¹⁴.

Разделяя единое целое на относительно ограниченные секторы, ученый рискует оставить без внимания историче^ ский опыт, что является серьезной опасностью, о которой предупреждал Ж. Баландье¹⁵. Исследуемые факты, инсти­туты и события всегда имеют субъективную окраску, кото­рая исчезает, если эти факты, институты или события изу­

чаются вне контекста. Невозможно выделить какой-то «сег­мент» социальной жизни, не определив его глубинного «со­держания». Именно с этих позиций Ж. Лаво ставит в упрек М. Дюверже его стремление объяснить политические явле­ния, исходя исключительно из политических понятий. По мнению Лаво, в теории политических партий Дюверже от­сутствует не только изучение их политической доктрины и социального состава, «но также изучение типов обществен­ных систем, в которых действуют эти партии, и тех эконо­мических условий и исторической обстановки, в которых они развиваются»¹⁶. Это ее очевидный серьезный недоста­ток. И как могли бы столь расширенные рамки анализа, предложенные Лаво, продвинуть вперед наши знания о по­литической партии?

Как это ни парадоксально, но в некоторых случаях толь­ко «устранив», насколько это возможно, контекстуальные данные, исследователю удается установить причинную за­висимость, взаимодействие между наблюдаемыми соци­альными факторами и их кумулятивным воздействием¹⁷. Искусственное выделение отдельных социальных слоев из их социологического контекста, например для проведения сравнительного изучения поведения рабочего класса, жен­щин или молодежи, может оказаться именно тем средст­вом, которое позволит оценить значимость культурных пе­ременных.

Практика сегментации может быть применена и полез­на даже в том случае, когда изучаемые страны значительно отличаются друг от друга. В такой ситуации трудности, обусловленные серьезными контекстуальными различия­ми, можно определить, используя, по определению С. Рок-кэна, метод сравнений «второго порядка». Здесь сравнива­ется не какая-то определенная переменная, извлеченная из своего контекста, например отношение к выборам во Фран­ции и США, но скорее иерархия, взаимосвязь групп пере­менных, например, будет ли ориентация на участие в выбо­рах в США и Франции у необразованных граждан или жен-Щин выражена слабее, чем у мужчин или женщин с вы­сшим образованием. Как указывает С. Верба, «с точки зре­ния достижения эквивалентности измерений, такой тип сравнений перекрывает многие контекстуальные разли­чия»¹⁸. Позднее сам Верба совместно с А. Бхатом¹⁹ провел сравнительное исследование положения низших слоев в Индии и Соединенных Штатах, хотя существует значи­тельное объективное различие между положением амери­канских чернокожих и хариджитов.

После того, как компаративист примет решение о том какую часть политической системы или какой сектор обще­ства он хотел бы исследовать, ему предстоит принять еще одно решение. Ему необходимо выбрать страны, которые он хотел бы включить в свой анализ.