6.3. Энциклопедия философских наук.

Хотя “Феноменология духа” и была названа автором первой частью системы наук, но она заняла совсем другое место во всём творчестве Гегеля. Для него она осталась хорошей подготовительной работой, которая в конечную систему не вошла. Систему представила так называемая “Энциклопедия философских наук”, которая состояла из трёх больших, последовательно связанных работ: “Наука логики”, “Философия природы” и “Философия духа”. И всё же недаром говорится о “Феноменологии духа” как о тайне и источнике гегелевской системы.

6.3.1. Наука логики.

Задачи, которые ставятся перед наукой логики, определяются результатами феноменологии: чистое знание возникло, но оно еще не вполне определено и не развито. Определить и развить его – в этом состоит задача науки логики.

Предмет логики Гегель определяет в целом традиционно: “Предмет логики есть мышление”. (Гегель Г.В.Ф. Энциклопедия философских наук: В 3 т. М., 1974. Т. 1. С. 109.) Однако не просто мышление, а мышление о мышлении, или “мыслящее само себя мышление”. Сравнивая современную ему логику с практикой мышления, Гегель констатирует разительное несоответствие их одно другому, очевидно отставание теории мышления от практики. Главный недостаток традиционной логики он усматривал в бессодержательности её формул, в её безразличии к истине. Главная забота традиционной (еще от Аристотеля) формальной логики – соблюдение непротиворечивости, а не истинности познания.

И всё же предшествующая логика поставила задачу анализа форм мышления и верно выделила некоторые из них. Гегель отдает этой науке надлежащее и делает вывод, что она может быть обвинена в бессодержательности скорее по способу рассмотрения и толкования логических форм. Этот способ проявился в двух основных недостатках. Во-первых, логические формы считались устоявшимися, вечными и неизменными; они не выводились с помощью дедукции, а просто вычленялись из практики мышления. Во-вторых, эти неизменные формы мышления ставились лишь во внешнее, то есть случайное отношение друг к другу, произвольно выбранное и безразличное к сущностной связи между ними. Гегель выдвигает требование, чтобы все категории (а именно их он считает логическими формами, или определениями мысли) были выведены из наиболее простых основных категорий. Эта процедура должна осуществляться так, чтобы каждая последующая категория (форма мысли) содержала в себе в снятом виде предшествующую, то есть удерживала её положительное содержание и отрицала ограниченность.

Процесс выведения одной категории из другой представлялся Гегелю так: каждая категория должна быть точно определена и это осуществляется благодаря абстрактной или рассудочной деятельности мышления. Дальнейший анализ содержания категории покажет исследователю, что она сама является сложной и внутренне противоречивой; то, что мыслилось вначале как единое, разделяется на противоположные определения. Эту разделяющую деятельность мышления Гегель называл диалектической или отрицательно разумной. Следующий – третий – этап состоит в исследовании противоположных определений, на которые разделилась категория. Мы убеждаемся, что существует определенное единство обнаруженных противоположностей, стремимся закрепить это единство в новой категории. Новая категория не полностью отрицает предыдущую, а кое-что от её содержания сохраняет в себе. Объединяющую деятельность разума, который схватывает противоположности в их единстве, Гегель определяет как спекулятивную или положительно-разумную.

Три указанные последовательные шаги Гегель называет “отрицательным”, т.е. диалектическим методом и утверждает, что, только пользуясь им, можно составить действительно систему категорий, а не хаотическое нагромождение, которое давала старая логика. Лишь согласованная система категорий как форм мышления способна отобразить истинное содержание логики и дать “изображение царства мысли философски, т. е. в его собственной имманентной деятельности, или, что то же самое, в его необходимом развитии”. (Гегель Г.В.Ф. Наука логики. М., 1970. Т.1. С.81.)

Гегель, разрабатывая свою логику, не мог не подвергнуть критическому осмыслению вклад И. Канта в учение о категориях. Как известно, Кант определял мышление как способность составлять суждение. Суждение по своей сути есть соединение представлений в сознании. Если некоторые представления соединяются в комбинацию только в одном сознании, в одном субъекте, то такая комбинация будет субъективным суждением. Если же в сознания любого человека определенные представления с необходимостью соединяются только в одном, строго определенном порядке, то такое соединение является объективным суждением (следует помнить, что Кант употребляет термин “объективный” преимущественно в значении “всеобщий и необходимый”). Категории представляют собой модели соединения представлений в сознании всеобщим и необходимым способом. Так, только благодаря категориям устанавливается связь между разрозненными восприятиями и они становятся знанием. По Канту, категории как некоторые схемы синтеза и должны рассматриваться в качестве основных логических форм. Однако Кант не отбрасывал и классическую формальную логику. Переименовав ее во всеобщую логику, он оставил за ней функцию проверки непротиворечивости изложения готового знания.

Гегель высоко оценивал то, что Кант включил в состав предмета логики те категории, которые в соответствии с давней традицией относилось к онтологии (напр., причина, качество), где они даже не исследовались как формы мышления. Допускалось, что содержание категорий являлось принципиально выводимым из непосредственного опыта отдельного индивида. Познавательный процесс рассматривался как деятельность отдельного сознания, непосредственно связанного с миром вещей за его пределами. Сознание зеркально отражает мир и категории, которые имеются в сознания человека, предстают как определения вещей. Их содержание задано исключительно предметами и в них нет ничего от специфической деятельности субъекта, то есть категории не рассматривались как формы мышления и причиной этого был подход к познавательному процессу как к пассивному созерцанию.

В действительности же человек никогда не относится к миру вещей природы непосредственно. Его отношение всегда опосредствовано и обусловлено формами познания, категориями. Если рассматривать процесс познания с точки зрения отдельного индивида, то категории выглядят не как таковые, что базируются на опыте и вытекают из него, а так, словно они присоединяются субъектом к этому опыту из его собственного сознания. Категории – это не непосредственно данные индивиду в его опыте определения вещей; они, прежде всего, являются формами мышления, которые обусловливают самую возможность опыта, возможность того, что определенные предметы попадут в поле сознания и будут зафиксированы. Такова вполне реальная видимость хода познания с позиции отдельного индивида. Кант, выдвинув требование критического анализа категорий как форм мышления, анализа их ценности, значимости, необходимости, положил тем самым начало новому этапу в развитии логики как науки о мышлении.

Мы также помним, что у Канта все категории парные: каждая категория имеет себе противоположную (например, причина – следствие). В соответствии с этим, всякое явление, данное нам в опыте, всегда может быть осмыслено с помощью как той, так и другой категории, а это непременно приводит к возникновению и развитию двух взаимоисключающих теорий. Поскольку любая из двух противоположных категорий настолько же правомерна, насколько и другая, то рассудок (орудием которого служат эти схемы действия мышления) с необходимостью внутренне противоречив. Кант стремился доказать, что противоположные суждения о предмете, в основу которых положенные взаимоисключающие категориальные схемы, оказываются необходимым результатом размышления о природе предмета.

Высоко оценивает Гегель и размышления Канта относительно категорий, но не соглашается с ним в вопросе о природе и разрешении противоречий. В соответствии с Кантом, противоречия свидетельствуют о беспомощности и бессилии разума проникнуть в сущность вещей. В то же время разум вынужден использовать противоречивые категории, поскольку иных средств у него нет. Но Гегель делает другой вывод: “Истинное же и положительное значение антиномий заключается вообще в том, что всё действительное содержит в себе противоположные определения и что, следовательно, познание и, точнее, постижение предмета в понятиях как раз и означает познание его как конкретного единства противоположных определений”. (Гегель Г.В.Ф. Энциклопедия философских наук. Т. 1. С. 167.) По образному выражению Гегеля, не только мыслящий ум, а и сущность мира “носит в себе язву противоречия”.

И основной пункт расхождений между его взглядами и кантовским пониманием категорий состоит вот в чем: “Хотя категории (напр., единство, причина, действие и т.д.) принадлежат мышлению как таковому, из этого отнюдь не следует, что они лишь наши определения, а не определение также самых предметов”. (Там же. С. 159.) По Гегелю, категории – формы мышления и формы вещей. Это - существенный момент, который в то же время требует некоторых уточнений. Не следует считать, что во время акта созерцания вещей соответствующие категории как-то непосредственно оказываются в готовом виде в нашем сознании, что категории - это зафиксированные языком образы созерцания. Категории – результат определенных действий мышления, и к тому же не мышления отдельного человека, а коллективного мышления многих поколений. Гегель определяет категории логики как сокращение “бесконечной массы” “деталей внешнего существования и деятельности”. Эти “изъятия” (иное определение) из “деталей внешнего существования и деятельности”, которые имеют всеобщий и необходимый характер, осуществляются коллективным сознанием человечества в процессе его развития. В ходе исторического опыта человечества, в процессе взаимодействия массы единичных сознаний, которые взаимно корректируют друг друга в столкновениях, а также вследствие корректировки мысли во время её “внешнего обнаружения”, то есть в процессе реализации идей, понятий, планов и целей человека, осуществляется отбор чисто объективных схем мышления из чисто субъективных, вырабатываются определение всеобщего неолицетворённого мышления. Научное (такое, которое имеет всеобщий и необходимый характер) понятие о внешней вещи само выглядит как некоторый предмет, в котором реализована деятельность мышления, то есть является не только определением вещи, но и определением мышления.

Итак, категории не могут быть даны непосредственно в опыте отдельного индивида, оторванного от общества. Не являются они и врождёнными, априорными формами организации опыта. Они формируются “за спиной” индивида всем ходом общественного развития. Лишь приобщившись к ним в процессе образования и обучение, повторив, таким образом, индивидуально в основных чертах опыт человечества, отдельный индивид воспримет определение категорий как определения вещей, которые даны ему в опыте. При этом, если обучение будет построено так, что “ученику” даются уже готовые определения, а к самому процессу коллективного исторического мышления индивид не привлекается, то категории остаются для него только общими формами вещей, которые предоставлены в их содержании. Они не будут восприниматься сознанием как активные формы деятельности мышления, формы переработки материала чувственных впечатлений в понятия, поскольку для этого сознания останется неизвестным то, что все определения вещей созданы не без причастности мышления, а тем более неизвестным останется сам процесс продуцирования понятий. Такой индивид не сможет восстановить этот процесс, распредметить реализованное в понятиях мышление человечества и, следовательно, индивидуально повторить путь, который прошло это мышление. Понятия будут восприниматься этим сознанием как сугубо объективные определения вещей самих по себе, противопоставленных мышлению как внешняя и независимая от него действительность. А это путь к некритическому восприятию категорий в качестве вечных и неизменных. Таким образом, не всякое образование позволяет индивиду действительно усвоить опыт человечества и дойти до вершины духовной культуры, достигнутой человечеством. Как указывалось выше, Гегель именно в “Феноменологии духа” изложил свою концепцию совпадения индивидуального развития сознания с развитием духовности человечества.

Однако вернёмся к критике Гегелем кантовского понимания категорий: “Исследование Кантом определений мышления страдает тем существенным недостатком, что эти определения рассматриваются не в себе и для себя, а лишь с точки зрения того, являются ли они субъективными или объективными ”. (Гегель Г.В.Ф. Энциклопедия философских наук. Т. 1. С. 155.) Отделив категории от вещей самих по себе и оставив их только в качестве характеристики познавательных способностей человека, Кант решил, что те формы мышления, которые были найдены прежней метафизикой, вполне характеризуют единственно возможное для человека познание, а именно познание лишь области явлений. Выдвинутое им самим требование анализа и дедукции системы категорий осталось неосуществленным, к тому же Кант некритически позаимствовал категории у прежней метафизики. Не дедукция категорий, а лишь перечисление и систематизация “эмпирически найденных моментов” представлена в кантовской философии. Таков вывод Гегеля.

Отсутствие дедукции системы категорий, подмена их классификацией случайно выявленных форм мышления, которые лежат в основаниях наличных суждений и умозаключений, есть следствие кантовского понимания категорий как готового набора априорных форм, с помощью которых субъект обрабатывает материал чувственности. Может именно с таким пониманием связанно требование Канта исследовать формы мышления, шире – способность познания, раньше, чем приступать к познанию сущности вещей. На это Гегель иронически замечает: такое требование подобно намерению некоего схоластика, который хотел научиться плавать прежде, чем броситься в воду.

Представление Гегеля о категориях как формах мышления (и предмете логики) конечно неразрывно связано с его взглядами на природу мышления. Вплоть до Гегеля философы понимали под мышлением одно из психических свойств человека, наряду с чувственным восприятием, ощущением, памятью, волей и т.п. Однако Гегель считает, что подобное понимание мышления является некритическим заимствованием из повседневного словоупотребления, в котором мышление есть свойство только отдельного индивида, и он - подлинный субъект мышления. К тому же мышление трактуется как полностью осознаваемый процесс; считается, что человек на протяжении мыслительной деятельности четко осознаёт все правила и схемы, по которым эта деятельность осуществляется. Мышление понималось как деятельность по переоформлению представлений, которые находятся в голове индивида, а также по их словесному оформлению. Поскольку мышление отождествлялось с внутренней речью, то исследуется оно только по его внешним речевым проявлениям (письменная или устная речь). В таком случае единственными логическими формами будут суждения и умозаключения, то есть схемы соединения терминов, которые обозначают общие представления. Строго говоря, поскольку формы мышления рассматривались бы только как определения осознаваемого мышления отдельного индивида, то отпала бы потребность в самой логике. Любой отдельный человек и сам может обнаружить эти схемы, правила в собственном сознании, так как он всегда вполне сознательно ими руководствуется, разве что после изучения логики он будет делать это более методично. “Если бы логика, – подчеркивает Гегель, – не имела другой задачи, кроме ознакомления с деятельностью чисто формального мышления, то она, разумеется, не дала бы ничего такого, что не могло бы быть сделано так же хорошо и без неё. Прежняя логика в самом деле ставила себе эту задачу”. (Гегель Г.В.Ф. Энциклопедия философских наук. Т. 1. С. 110.)

Гегель, наверное, был первым, кто отказался считать мышление только одной из психических способностей человека. Проявления мышления он усматривал в разных видах психической деятельности людей: “Во всяком человеческом созерцании имеется мышление. Мышление есть также всеобщее во всех представлениях, воспоминаниях и вообще в каждой духовной деятельности, в всяком хотении, желании и т.д. Все они представляют собой дальнейшие спецификации мышления”. (Гегель Г.В.Ф. Энциклопедия философских наук. Т. 1. С. 122.) Вместе с тем Гегель отличал мышление, которое существует в форме мысли, от мышления в форме чувства, созерцания или представления. Эти последние формы характеризуют нерефлектирующую духовную деятельность человека.

Изложенное здесь понимание Гегелем предмета логики представлено не совсем в свойственной философу терминологии. Тем более, что его рассуждения относительно мышления и категорий как предмета логического исследования представлены в виде примечаний и прибавлений, где приведены и критические замечания как по адресу Канта, так и всей прежней логики. Посмотрим теперь более пристально на место “Науки логики” в системе философии Гегеля.

Фактически началом “Науки логики” есть конец “Феноменологии духа”, – сформировано чистое знание. Сознание как дух на своем пути постепенно освобождается от сращённости с внешним, с предметностью, и становится чистым знанием. Наличными остаются только чистые мысли, “мыслящий свою сущность дух”. Ранее работа духа состояла в продуцировании различных форм сознания, которые всегда были связаны с противоположностью субъекта, предмета и понятия. Историческая миссия сознания как духа закончилась: чистое знание возникло и оно готово к дальнейшей работе, а именно к выработке инструментария (понятий, категорий), который проникает во все естественные отношения человека, в его ощущения, желания, потребности, влечения и выражает чисто человеческое (разумное) отношение к миру. В жизни люди лишь пользуются формами мышления, то есть категориями и понятиями, а не делают их предметом изучения. Это - дело науки логики. И здесь следует вспомнить, что для Гегеля наука есть система с определенной направленностью, вектором самодвижения. А поскольку это так, то необходимо уяснить характер “науки-системы” в её основных параметрах.

В “Науке логики” уже нет сквозной противоположности между субъектом и объектом, здесь каждое понятие свидетельствует о единстве мышления (субъекта) и бытия (объекта). Как это понять? Обратимся к вступлению к “Науке логики”.

Гегель отрицает позицию, согласно которой “материя познания” существует вне мышления, а истиной является соответствие мышления предмету, для достижения чего мышление должно подчиниться предмету. Он согласен с другой позицией, которая утверждает, что “действительно истинны не предметы в своей непосредственности, а лишь предметы, возведённые в форму мышления, предметы как мыслимые… Мышление и определения мышления не нечто чуждое предметам, а скорее их сущность, иначе говоря, вещи и мышление о них сами по себе соответствуют друг другу, что мышление в своих имманентных определениях и истинная природа вещей составляют одно содержание”. (См.: Гегель Г.В.Ф. Наука логики. Т. 1. С. 98.) Здесь следует вспомнить давнюю идею Гегеля о подходе к субстанции не только как к объекту, а и как к субъекту, которую он выдвигал в своих критических замечаниях относительно Спинозы. Исходя из этой идеи, Гегель и рассматривает в подвижном единстве субъект-объектные отношения: “…мысль есть также и вещь сама по себе, или содержит вещь самоё по себе, поскольку вещь есть также и чистая мысль”. (Там же. С. 103.)

Подготовительная работа, которая была проведена Гегелем в “Феноменологии духа”, дала ему возможность заявить, что непосредственным предметом логики является истина как наука. Феноменология выполнила свою роль дедукции понятия науки тем, что преодолела расхождения между предметом и достоверностью сознания, открыла дверь к “чистой науке”, освободив противоположность сознания и его предмета. Итак, логика как наука есть системой чистого разума, она – “царство чистой мысли”. Для этого царства истина есть совпадение понятия и предмета, мышления и бытия, субъективного и объективного. Понятие в границах логики - ведущий элемент. Но и здесь существует внутренняя противоположность, теперь уже логическая, между понятием как бытием, то есть сущим для себя, и понятием как таковым. В связи с этим Гегель делит логику на логику понятия как бытия и понятия как понятия, или, условно говоря, на объективную и субъективную логику. Посредине между ними находится учение о сущности, хотя оно и тяготеет скорее к объективной логике, так как содержит в себе систему рефлексивных определений, которые касаются соотношения между отличиями внутри понятия, пока оно еще не стало понятием как понятием.

Гегель начинает движение категорий “Науки логики” из бытия как чего-то еще совсем неопределенного, непосредственного.

Вообще, в любой науке проблема начала – довольно серьезная проблема. Любая аксиоматически построенная и дедуктивно развернутая теория представляет собой систему определений. Но в границах данной теории исходная точка (аксиома, понятие и т.п.) берется готовой, без всякого предварительного определения. Определение исходного понятия в какой-либо конкретной науке требует выхода за пределы данной предметной сферы и использования материала другой. Но не так обстоит дело в логике, которая лишена всякой “предметности” и имеет дело с чистой мыслью, с формами мышления. Здесь в качестве исходной может быть лишь такая категория, которая не выражает ещё никакой мысли, а есть, так сказать, “пустое мышление”. Поэтому Гегель и обращается к “бытию” как к такой всеобщей абстракции, которая ничего собой не выражает, а только фиксирует факт, в соответствии с которым готовность мыслить есть, но мыслить ещё не о чём. В таком случае бытие равно ничто. Это первая парадоксальность, с которой встречается рядовой читатель “Науки и логики”. Но Гегель подбадривает его идти дальше и не удивляться удивлению тех, кто ощущает себя новичком в философии.

Убедимся в справедливости отождествления бытия и ничто хотя бы на таком примере. Люди склонны представлять себе бытие, скажем, как чистый свет, а ничто как чистую ночь. Однако в абсолютном свете, как и в абсолютной тьме ничего не различишь. “Лишь в определенном свете, – объясняет Гегель, – а свет определяется тьмой, следовательно, в помутневшем свете, и точно также лишь в определенной тьме - а тьма определяется светом, – в освещенной тьме можно что-то раличать…” (Гегель Г.В.Ф. Наука логики. Т. 1. С. 152.)

Единство бытия и ничто дает третье понятие – становление. Становление выражает такое подвижное, непрочное состояние, когда вещи колеблются между своей определенностью и неопределенностью, между бытием и ничто. Становление, в соответствии с Гегелем, есть “неустойчивое беспокойство, которое оседает, переходя в некоторый спокойный результат”. (Там же, с. 167.) Этот спокойный результат в виде чего-то сущего есть наличное бытие, то есть нечто существующее, определенное бытие. Определённость бытия есть качество.

Приостановим немного движение категорий, чтобы сделать некоторые замечания. Уже из первых шагов науки логики видно, что Гегель идёт по принципу триадичности: тезис – антитезис – синтез. Сначала выдвигается некоторое положение, затем следует его отрицание, а дальше наступает черёд отрицания предшествующего отрицания. Так от бытия шёл переход к ничто, а от ничто – к становлению. Переход от одной категории к другой подчиняется принципу снятия. Гегель поясняет, что в немецком языке “снятие” (Aufhebung) имеет двойной смысл: оно означает сохранение, удержание и в то же время прекращение, окончание. Именно характеризуя отрицание, Гегель и употребляет термин “снятие” для проведения мысли о единстве двух моментов: уничтожение и одновременно сохранение, сохранение положительного результата, который составляет основание следующего тезиса. Таким выглядит внешний вид движения категорий от одной к другой.

Итак, далее речь идет о качестве. Качество отличает один предмет от второго и имеет у Гегеля такую дефиницию: ”Качество есть вообще тождественная с бытием определённость … Нечто есть благодаря своему качеству то, что оно есть, и, теряя своё качество, оно перестаёт быть тем, что оно есть”. (Гегель Г.В.Ф. Энциклопедия философских наук. Т. 1. С. 228.) Человека, который привык к наглядным примерам, может не удовлетворить такое объяснение качества. Да, оно очень абстрактно, как и всё, о чём идет речь в “Науке логики”. Но более точно сказать, что же именно такое теряет предмет, когда он теряет своё качество и становится другим, - это вовсе не дело логики, а хлопоты конкретных наук, которые изучают конкретные предметы.

Качество не только определяет наличное бытие какой-либо вещи, оно также является её границей, полагает ей конец, намечает ее переход в иное, а то, в свою очередь, имеет свое конечное. Конечные вещи “гонят себя дальше”, дальше своего бытия. Став иным, предмет снова стремится далее, за свою границу. Этот ряд можно продолжать до бесконечности.

Если кто-нибудь сосредоточится на таком представлении о бесконечности, когда она противоположна конечности, то он получит так называемую “дурную бесконечность”, неистинную. Последняя содержит в себе противоречие, поскольку предполагается, что есть нечто конечное и есть нечто бесконечное, и оба они выступают как два отдельных мира. Настоящая же, истинная бесконечность связана с конечным: “…конечное конечно лишь в соотношении с долженствованием или с бесконечным, а бесконечное бесконечно лишь в соотношении с конечным”. (Гегель Г.В.Ф. Наука логики. Т. 1. С. 206.) Наглядным примером такого единства Гегель называет круг, который замкнут, не имея ни начала, ни конца. Этот образ даёт возможность понять содержание следующей категории - для-себя-бытиё, в которой отображается и конечность, и бесконечность бытия. Для-себя-бытиё состоит в таком выходе за свои границы, что оно бесконечно возвращается к себе, напр., бесконечно соотносится только с собой.

Далее Гегель переходит к категории количества. Количество есть характеристика предмета, которая безразлична к его бытию. Количество не устраняет бытиё предмета, но только до определенного предела, достигнув которого, предмет теряет свое качество. Так объединяется количество и качество; категорией, которая выражает это единство, является мера. Мера указывает на количественные границы, в которых предмет сохраняет свое качество, свое бытиё как таковой предмет. Это - своеобразный интервал пребывания предмета как определенного предмета. Чисто количественные изменения, сколько бы они не происходили, характеризуются постепенностью лишь до тех пор, пока не достигают границы меры, конца интервала. Переход же в новое качество осуществляется как скачок, то есть постепенность прекращается. Здесь Гегель замечает, что чисто количественное постепенное движение вперёд прекращается абсолютно только с качественной стороны и происходит скачок в новое качество. Что же касается самих по себе дальнейших количественных изменений, то они могут и дальше продолжаться. Но и этого мало. Качественные изменения в одном и том же носителе чередуются в таком порядке, что создают некоторую “узловую линию отношений меры”. То, что можно назвать носителем узловой линии отношений меры, приводит нас к мысли о наличии некоего субстрата, как неустранимой основы всех изменений, “определённой материи”. Так бытие переходит в сущность.

Познание не ограничивается фиксацией многообразия наличного бытия, оно предполагает дальнейшее углубление, когда бытие рассматривается как сущность. На этапе сущности как бы исчезают предшествующие определения бытия, но не совсем. Определения в сфере сущности имеют иную природу, чем процесс определений в сфере бытия. Сущность выступает первым отрицанием бытия на пути к понятию, она находится между бытием и понятием, составляет их середину. Определение сущности через ряд категорий чем-то напоминают предшествующие (благодаря механизму снятия), но здесь они носят рефлективный характер, то есть как отображенные в другом, вторичные.

Сущность Гегель рассматривал в трех измерениях: сначала как рефлексию в саму себя, потом как явление и, в конце концов, как действительность. В любом из названных измерений мысль движется с помощью многих важных категорий, по поводу которых в естествознании и истории философии проходили оживленные дискуссии и имели место серьезные расхождения. Укажем на некоторые из них.

Так первой категорией Гегель называет видимость. Видимость возникает, когда мы стремимся рассматривать непосредственность бытия по отношению к сущности. Непосредственное бытие вещей мы считаем за ширму, которая скрывает сущность; и когда говорят: все вещи имеют сущность, то этим хотят сказать, что на самом деле они не такие, какими нам кажутся. Эта форма данности нам вещей и есть видимость. Наличие видимости дало, согласно Гегелю, повод для развития скептицизма, а также идеализма Лейбница, Канта и Фихте. Одни использовали в своем учении термин “феномен”, другие – “явление”, но это всё -“видимость”. Видимость возникает в ситуации, когда сущность берётся как непосредственное (по аналогии с наличным бытием). Конструктивный ход категорий продолжается тогда, когда мы рассматриваем видимость сущности в самой себе, а это есть рефлексия.

Среди понятий, которые определяют рефлектирующую сущность, Гегель рассматривает тождество, различие, противоположность, противоречие. Он советует придерживаться того взгляда на природу рефлективных определений, согласно которому “их истина состоит лишь в их соотношении друг с другом и, стало быть, в том, что каждое из них в самом своём понятии содержит другое; без знания этого нельзя, собственно говоря, сделать и шагу в философии”. (См.: Гегель Г.В.Ф. Наука логики. Т. 2. С. 63.)

В разделе об основании Гегелем вводятся такие категории как “форма”, “содержание”, “материя” и “условие”. Все они способствуют всестороннему определению сущности. Обращает на себя внимание трактовка взаимосвязи категорий формы и содержания. Они не просто связаны друг с другом вплоть до взаимного перехода, а имеют одинаково важное отношение к сущности, одинаково существенны, так что нет бесформенного содержания, как и нет бесформенного вещества. Сравнивая философию и конкретные науки со стороны отношений между содержанием и формой, Гегель указывает, что в конкретных науках мышление, как только формальная деятельность, берёт свое содержание извне, как конечную данность, и что содержание в них не осознаётся как определённое изнутри мыслью. Потому содержание и форма здесь не совсем проникают друг в друга. В философии же такая раздвоенность отсутствует. Следовательно, философию можно назвать бесконечным познанием. Если под содержанием понимать только то, что можно ощупать руками, то ясно, что философия и в особенности логика не имеют никакого содержания, то есть не имеют содержания, который чувственно воспринимается. “Но, - добавляет при этом Гегель, - уже обычное сознание и всеобщее словоупотребление отнюдь не понимают под содержанием исключительно то, что может быть чувственно воспринимаемо, или вообще только наличное бытие”. (Гегель Г.В.Ф. Энциклопедия философских наук. Т. 1. С. 300.)

При наличии основания и условия, осуществляются существование. Сущность в своем существовании есть явление. Здесь у Гегеля имеется одно интересное высказывание: “все, что есть, существует”. Оно наталкивает на важность различения вещи и существования, подобно тому, как различают нечто и его бытие. Вещь, как явление, есть проявление сущности. В мире явлений выделяется существенное явление, которое называется законом. Единство сущности и существования даёт следующую категорию – действительность. Действительность рассматривается в таких её моментах, как возможность и необходимость. Действительность – это не только осуществленная возможность, а и реальные возможности дальнейшего развития. От реальных возможностей Гегель отличает абстрактные, которые не имеют наличных условий для превращения в наличную действительность. Рассмотрение такого момента действительности как необходимость идёт наряду со случайностью. Завершается учение о сущности анализом категорий причины и взаимодействия, после чего осуществляется переход к понятию.

Учение о понятии составляет третью и последнюю часть “Науки логики”, её Гегель ещё называет субъективной логикой. Сопоставляя эту часть с предшествующими, можно определить понятие как “истину бытия и сущности”. (Гегель Г.В.Ф. Энциклопедия философских наук. Т. 1. С. 338.) “Истина” здесь имеет смысл единства, поскольку бытие и сущность по отношению друг к другу и к самим себе представляли односторонность. Сущность по отношению к бытию была его первым отрицанием, понятие – второе отрицание, или отрицание предыдущего отрицания. Понятие, о которое здесь идет речь, следует отличать от понятия в обычной логике. Там оно рассматривается как исходная, простейшая форма мышления, полученная в результате абстрагирующей деятельности мысли. В контексте “Науки логики” понятие “есть принцип всякой жизни и есть, следовательно, вместе с тем всецело конкретное”. (Там же. С. 341.Само собой, такое понятие тоже можно назвать абстрактным, если под конкретным понимать лишь чувственно конкретное, то, что непосредственно воспринимается. “Понятие как таковое, – еще раз обращается Гегель к понятливости тех, кто вступил в область философии, – нельзя ощупать руками, и мы должны вообще оставить в стороне слух и зрение, когда дело идёт о понятии”. (Там же. С. 342.) Конкретность понятия науки логики обеспечена тем, что оно содержит в себе в качестве “снятых” все предшествующие определения мышления. От “бытия” к “понятию” возрастает потенциал конкретности мышления как богатства его определений.

Диалектический процесс, который осуществляется в сфере понятия, Гегель называет развитием. Он отличается от диалектического процесса в бытии и сущности. Для сферы бытия был характерен переход в иное, а для сущности – видимость в ином. Для развития же свойственно полагание только того, что уже было наличным, то есть его развертывание. Именно потому в заключительной части “Науки логики” почти нет новых категорий. Распадается она тоже на три раздела: субъективность, объективность, идея.

В разделе о субъективности мы встретим знакомые нам из формальной логики элементы мышления – понятие, суждение, умозаключение. Однако Гегель придаёт им здесь несколько иное значение. Так, когда говорят о понятии, то его, как правило, определяют как общее представление. В соответствии с этим, говорят о понятии растения, животного и т.п., и считают, что эти понятия возникают благодаря абстрагированию от всего особенного, что отличает конкретных животных, растений, и сохранению того, что есть у них общего. Но это, так сказать, повседневная работа нашей мысли. Гегель же обращается к исторической работе человеческой мысли, которая нуждается в тысячах лет, чтобы в сознание людей вошла идея общего, что лежит в понятиях. Следовательно, у Гегеля речь идёт как бы о метапонятии, метасуждении и метаумозаключении. Названные элементы (формы) мышления имеют ещё и другое значение. Все они – моменты развития понятия. Поэтому здесь целиком уместны такие выражения: понятие как понятие, понятие как суждение, понятие как умозаключение.

И, наконец, что же значит “субъективность” в первом разделе? Здесь нет ничего общего с “субъективностью” в обычном смысле слова. Гегель просто хочет сказать, что сначала понятие является истиной только для себя (здесь может быть уместной отдалённая аналогия с “бытием” в фазе непосредственной данности). Если положить историческое развитие мышления на указанные моменты понятия, то рассудку соответствует появление способности иметь понятие вообще, а разуму – способность к суждению и умозаключению.

Второй раздел имеет название “Объективность”. На языке Гегеля объективность значит “в-себе-и-для-себя-сущее-бытие понятия”. Разъясняя эту формулу, Гегель указывает, что она свидетельствует об освобождении от субъективности: “Разумные основоположения, совершенные произведения искусства и т.д., называются объективными, поскольку они свободны и выше всякой случайности. Хотя разумные – теоретические или нравственные – основоположения принадлежат лишь сфере субъективного, сознания, тем не менее в-себе-и-для-себя-сущее в них называется объективным…” (Гегель Г.В.Ф. Наука логики. Т. 3. С. 157.) Здесь рассматриваются такие явления нашего мышления, которые имеют название механизм, химизм и телеология.

Что касается первого, то можно говорить о механическом способе представления, о механической памяти, привычке, о механических действиях. Во всём этом объективность проявляется как простая целокупность понятия. Эта первая форма объективности является поверхностным, бедным мыслью способом рассмотрения предметного мира, недостаточным даже относительно природы, а тем более для изучения духовного мира.

Химизм (этот термин довольно произвольный) свидетельствует о том, что объекты мышления не безразличны друг другу, а если к их отношениям добавляется еще и цель, то происходит переход к телеологизму как способу рассмотрения мира. В этой части можно найти ряд интересных замечаний. Так, говоря о соотношении средства (одного из форм объекта) и цели, Гегель, между прочим, прибавляет: “Плуг нечто более достойное, нежели непосредственно те выгоды, которые доставляются им и служат целям. Орудие сохраняется, между тем как непосредственные выгоды преходящи и забываются. Посредством своих орудий человек властвует над внешней природой, хотя по своим целями он скорее подчинён ей”. (Там же. С. 200.) Вызовет интерес и указание Гегеля на “хитрость разума”. Эта “хитрость” состоит в том, что, разрешив объектам действовать в соответствии с их природой, дав им свободу истощать друг друга в их взаимодействии без видимого вмешательства, разум все же осуществляет свою собственную цель. Отсюда возникает мысль: а не так ли поступает с людьми “история”, “судьба” и т.д., если за их, казалось бы, свободными действиями, складывается неизвестный людям план, “исторический проект”, “логика истории” и т.п.?

Последний раздел учения о понятии и всей “Науки логики” – “Идея”. Слово “идея” многозначно, им люди пользуются в повседневной жизни в значении “мысль”, “представление” и т.п. Известно оно с древнейших времён и в философских учениях. Кант придал ему значение “понятия о безусловном”, о чём-то трансцендентном относительно мира явлений. У него “идея” употребляется в смысле цели, к которой мы можем лишь асимптотически приближаться, и которая служит самым общим ориентиром поступков.

Для Гегеля идея есть “истина в себе и для себя, абсолютное единство понятия и объективности”. Объяснение этой дефиниции дается в сопоставлении с обычным представлением об истине: “Идея есть истина, ибо истина состоит в соответствии объективности понятию, а не в соответствии внешних предметов моим представлениям; последнее есть лишь правильное представление, которое я, данное лицо, составляю себе”. (Гегель Г.В.Ф. Энциклопедия философских наук. Т. 1. С. 400.) Гегель отличает истину в философском смысле от истины в повседневном употреблении. Последнему больше бы соответствовала просто правильность. В более глубоком философском смысле истина есть тождество объективности и понятия. Так, когда говорят об истинном государстве, истинном произведении искусства, то имеют в виду, что они являются таковыми, какими должны быть, то есть их реальность соответствует их понятию. Мы можем наряду с этим сказать и так: нехороший человек – это тот, кто не поступает в соответствии со своим понятием и своим предназначением. В таком случае фиксируется разногласие между существованием предмета (человека) и его понятием, истинность распадается, хотя формальная правильность суждения и зафиксирована.

Идея, по Гегелю, является историческим достижением человеческой мысли, она присутствует у людей, присутствует здесь и теперь в каждом сознании, пусть иногда в ослабленном виде, но, во всяком случае, не так как у Канта: где-то далеко и потусторонне. Доказательство того, что идея есть истина, подчеркивает Гегель, не следует искать только в последнем разделе его произведения, идея есть результат всего хода мысли. Все изложенные в науке логики категории – не что иное, как моменты идеи, и все они служат доказательством истинности идеи.

Идея как истина есть процесс, который проходит три ступени: жизнь, познание и ступень абсолютной идеи. В форме жизни идея предстаёт в виде непосредственности; в форме познания имеет образ теоретической и практической идеи; в третьей форме – абсолютной идее, где окончательно преодолеваются все различия, прекращаются всякие переходы, она есть “чистая форма понятия, которая созерцает своё содержание как самоё себя.” (Там же. С. 419.)

Итак, прозвучала последним категориальным аккордом “Науки логики” сакраментальная “абсолютная идея”. Она и омега этой части гегелевской системы, и альфа следующей. Поэтому мысль все время вращается вокруг одного, что же все-таки скрывается за “абсолютной идеей”, каково её содержание.

Вот вы только что прочитали слово “содержание”, а, между прочим, в “Науке логики” это слово, как вполне определенная категория, имело свое место и свою очередность появления. Категория содержания сама есть моментом абсолютной идеи и составной частью системы категорий логики. И какими бы иными пояснительными категориями мы не формулировали свои запросы к абсолютной идее, мы бы каждый раз высказывали те или иные её аспекты, моменты, нюансы, которые уже зафиксированы логикой. Выходит, что абсолютная идея содержит в себе все богатство категориальных средств, упорядоченных в систему. То есть по “содержанию” она есть все то, что изложено Гегелем в “Науке логики”. В узком значении этого слова она сама является отдельной категорией, верхушкой системы, точкой, которая имеет проекцию на каждый элемент системы. Можно еще сказать, что абсолютная идея есть компактно выраженное собрание смыслов всех предшествующих категорий, своеобразный их компендиум, понятие всех понятий. Это целостный плод в форме подогнанных друг к другу листьев (пусть тут наглядным образом послужит, напр., капустная головка). Раздевая его, отделяя лист за листом, мы получим ряд категорий, вплоть до самой первой, самой бедной, до понятия непосредственного бытия, придём к начальной, почти пустой точке.

Создав “Науку логики”, Гегель выполнил грандиозную работу. Пусть по-своему, но он оказался в состоянии упорядочить все понятийные познавательные средства, которые были выработаны в ходе духовного развития европейских народов. Это была генеральная ревизия смыслов понятийного инструментария с последующим построением категорий в строгой субординации и координации. Гегель убедился, что накопленные за длительное время содержания слов громоздятся один на другом, создавая беспорядок, разноплановые значения просвечиваются через оболочку одного и того же слова-понятия, пересекаются с такими же значениями других слов-понятий. Ему удалось навести здесь определенный порядок. “Высшая задача логики, – писал Гегель, – очистить категории”. (Гегель Г.В.Ф. Наука логики. Т. 1. С. 88.) Для описания этого порядка надо было обратиться к специальной терминологии, к языку собственного изобретения, чтобы не произошло дополнительной накладки содержаний тех слов, которые исследуются, и тех слов, с помощью которых проводится исследование. Этот специфический язык и добавляет трудности в понимании “Науки логики”. Временами и самому Гегелю не достаёт служебной терминологии, и он обращается к словам-метафорам, которые могут совсем сбить читателя с толку. И всё же тренированный на гегелевских текстах читатель быстро привыкает к особенностям стиля великого философа и получает удовольствие от глубины его мысли, от “дисциплины сознания”.

Однако двинемся дальше. В абсолютной идее наука логики постигла своё собственное понятие. Однако эта идея является ещё только логической идеей, она пребывает в форме чистой мысли. Говоря иными словами, чистая идея познания заключена в субъективность и потому исследование не завершено. Принятый Гегелем метод философского исследования требует снятия первой формы существования (субъективности в данном случае), отрицания её и потому логическая идея стремится перейти в форму объективности, в природу. Если мы взглянем на последнюю страницу “Науки логики”, то прочтём там по этому поводу следующее: “Переход, стало быть, следует здесь понимать скорее так, что идея сама себя свободно отпускает, абсолютно уверенная в себе и покоящаяся внутри себя”. (Гегель Г.В.Ф. Наука логики. Т. 3. С. 310.) Переход абсолютной идеи в природу всегда считался наиболее тёмным местом философии Гегеля, многие усматривали здесь чистую мистику, или сугубо “идеалистическую” бессмыслицу. Все эти обвинения можно в определённой степени отбросить, если четко определиться, где - суть дела, а где - обычная метафоричность. Во всяком случае, не логика переходит в природу и не “абсолютная идея” шествует в природу, или приобретает вид природных явлений. Можно говорить только о мнимом “переходе” логической идеи к природе; не столько самая идея, сколько наука о ней (то есть логика) переходит, и, к тому же, не к природе, а к философии природы.