1Бунин писал:

«…Я никогда не писал под воздействием привходящего чего-то извне, но всегда писал из самого себя». (И.А.Бунин «Как я пишу») Авторский почерк И.А.Бунина во многом мотивирован его собственными воспоминаниями о детстве: смерть маленькой сестры Нади, «мучительные» мысли о том, «что за гробом» (рассказ «У истока дней»); «страсть» к легендам и житиям святых («Святые»); очарование природой и «сладостное» упоение молитвой («Аглая»); первые познания языка, его наречий и говоров и то «страшное, загадочное, даже как будто волшебное», что охватило «поэтическим волнением» восьмилетнего мальчика при встрече с незнакомым и таким необыкновенным словом – «кретин». и(Ср. рассказ «Далёкое»)

Бунин вспоминает в «Автобиографической заметке»: «…с соседями и родственниками мы в ту пору виделись мало, сверстников я не имел». О героини рассказа (Выделенное здесь и выше проверьте) «Аглая» писатель скажет: « Со сверстниками она в детстве не водилась, и бывать не бывала нигде». И.А.Бунин: «Читал я в детстве мало и не скажу, чтоб уж так жаждал книг…Главное заключалось в том, что я видел то, что писал, - впоследствии даже слишком остро, и это давало какое-то особенное наслаждение». «Аглая»: «Анна слушала чтение, как песню на чужом языке, со вниманием. Но закрывала Катерина книгу – и она никогда не просила прочитать ещё: всегда непонятная была она» (Здесь необходим какой-то комментарий: по поводу проводимых сопоставлений, а не просто цитирование)

Воспоминание, уходя из плоскости реального, обретает новые очертания. Герой рассказа «У истока дней», вспоминая тот момент, когда его восприятие «вдруг озарилось первым ярким проблеском сознания» и когда сам он «разделился на воспринимающего и сознающего», размышляет: «Много раз пытался я вспомнить ещё хоть что-нибудь, но это никогда не удавалось. Вспоминая, я быстро переходил к выдумке, к творчеству, ибо и воспоминания-то мои об этом дне не более реальны, чем творчество».

Художественное пространство мира детства в творчестве И.А.Бунина велико: от «пустоты», «несуществования», начала бытия человека («У истока дней»), от первых шагов и слов («Цифры»; «Слон») до дней отрочества; от рождения человека ( И.А.Бунин: «В мире, мой друг, нет праздника выше Рождества. Нет таинства, равного рождению человека. Последний день кровавого, старого мира! Рождается новый человек») («Безумный художник») до поэмы рождения Христа: «Назарет – детство его. Там протекало оно в тишине, в безвестности. Там огорчали и радовали его игры со сверстниками, там ласковая рука матери чинила его детскую рубашечку» («Геннисарет»); образы «барчуков» («Кукушка», «Святые»), « В деревне»), судьбы крестьянских детей ( « Вести с Родины», « Танька», «Далёкое») и «будочниковой девочки» («Белая лошадь»); образы-легенды («Велга», »Аглая») и маленького калеки («Дурочка»).

Нельзя лучше самого Бунина определить художественную и духовную ценность детских образов в его рассказах:

«Дети /…/, их голоса, смех, возня, самые существа их служили как бы тончайшими проводниками наших чувств» («Сын»).

Дети, по Бунину, - духовные приемники «неизречённой красоты русской души» («Святитель»), наследники и продолжатели дел отцов своих. Поэтому в центре авторской концепции детства – «то дивное, райское, что есть младенчество, детство, отрочество («Подснежник»»), и душа ребёнка, «детская, русская, славянская».

Бунин подвергает своих «маленьких героев» различным испытаниям в их, ещё только начинающейся жизни. (Запятая здесь не требуется)

Но именно благодаря этим испытаниям происходит становление детских душ.

¹В рассказе «Лапти» мать мечется возле больного ребёнка, читает молитвы; буран не позволяет прибегнуть к помощи доктора, замерзает в пути Нефед, который хотел выполнить просьбу больного мальчика – красные лапти. (Проверьте формулировку, и далее – необходим какой-то переход к цитате)

«Мальчик бредит, весь огнём горит…»

Неизвестно, что дальше стало с этим мальчиком, но можно предположить, что успокоившаяся вьюга – это символ выздоровления, а смерть Нефеда – это искупительная жертва, ценой которой возвращается к жизни ребёнок.

Наверняка известно только одно, что если этот мальчик выздоровел, то и его болезнь и смерть Нефеда наложат отпечаток на всю его дальнейшую жизнь. Мальчик никогда не сможет забыть, как в детстве находился на границе между жизнью и смертью.

В рассказе «Танька» мы видим ¹«оборванного, голодного и иззябшего ребёнка». Танька с ранних лет узнала, что такое нищета, холод и голод.

«Но когда батя ушёл, совсем почти есть перестали…»

Продажа коровы и лошади наложили на её память неизгладимое впечатление.(«Продажа лошади особенно врезалась ей в память.» (Это уже в какой-то подобной формулировке было в начале)

Как жить дальше?

Перед читателями предстают страшные картины: «Таньке стало холодно, и она проснулась». Дети не спят из-за холода, жмутся, как птенчики друг к другу, пытаясь согреться, «но всё-таки было холодно».

Мать «гонит их каждый день на пруд», чтобы они есть не просили: «Дай капуски, дай картошечек…А что я дам? Ну и гоню: «Иди, мол, поиграй, деточка, побегай по ледочку…»И дети уходят, возвращаясь только вечером.

Судьба сводит Таньку с барином Павлом Антонычем, который, заметив «оборванного и иззябшего ребёнка», сжалился ивзял его (её) к себе.

Барин спрашивает сам себя: «А что ждёт её? Действительно, что «выйдет из ребёнка лицом к лицу повстречавшегося с голодной смертью?» (Нужна запятая)

²В рассказе есть форма (Точнее говорить о приеме контраста, а не о форме) контраста между положением полунищей деревенской девочки и помещичьих дочерей, развлекающихся в далёкой Флоренции

В рассказе «У истока дней» речь идёт о мальчике трёх или четырёх лет, который остался совсем один в комнате и чувствует себя необыкновенно счастливым.

¹«Ребёнок стоит возле туалета и осматривается». Мальчик любит наблюдать за всем, что происходит, любознательный. Он видит паутину, которая кажется ему заманчивой – «лёгкая восьмигранная сетка в верхнем углу окна…»

Ему нравится наблюдать за пауком м за жертвой, попавшей в его сети: «Сладко следить тогда за её гибелью!» (Проверьте написание)

Взгляд ребёнка постоянно падает на зеркало. «Я хорошо помню, как поразило оно меня».

Мальчик в первый раз в жизни был изумлён и очарован: «…увидал там другую комнату, совершенно такую же, как та, в которой был я, но только более заманчивую, более красивую, увидал самого себя…»

Сам пытается раскрыть «тайну зеркала», понять, как оно действует:

« Но, может быть, есть что-то между этой краской и стеклом? Нет, и там ничего нет: я слегка нацарапал концом ножа в уголке зеркала – и увидал…стекло!».

«Чудесное стекло стало самым обыкновенным».

Это воспоминание пронёс он через всю свою жизнь: зеркало стало для него первой самостоятельно открытой тайной. Вторым воспоминанием «врезавшимся в память» стала смерть маленькой девочки. (Про зеркало есть в начале)

На его глазах, ещё совсем недавно живая и весёлая девочка, превратилась в «куклу в розовом платьице». Огонёк жизни внезапно погас.

Ребёнок никак не может понять, что случилось. Задаётся не по-детски серьёзными вопросами: ²«Откуда пришла она? Зачем росла, прыгала, радовалась вплоть до того рокового вечера, в который точно какой-то злой дух дохнул на неё своим пламенным дыханием?»