1.4 «Пир во время чумы»

История создания

Эта маленькая пьеса, состоящая из одной сцены (также как «Сцена из Фауста»), является переводом фрагмента из пьесы английского поэта Джона Вильсона «Чумной город» (англ. The city of the plague), посвящённой лондонской чуме 1665 года. В 1830 году Пушкина в Болдине настигла эпидемия холеры (в письмах он называл её чумой), которая и привлекла внимание поэта к этой теме.[1] Пушкин закончил работу над повестью 6 ноября 1830 года.[2] Впервые трагедия была опубликована в 1832 году в альманахе «Альциона».[1] Вместе с другими пьесами («Скупой рыцарь», «Моцарт и Сальери», «Каменный гость» и др.) «Пир во время чумы» вошёл в сборник «Маленькие трагедии».

Сюжет

В городе царит эпидемия чумы. Несколько человек накрывают стол на улице и начинают пировать и петь унылые песни. Пиром руководит Вальсингам (его называют Председателем). Во время пира к ним подходит священник и упрекает их в кощунстве и безбожности. Он заклинает их прекратить пир и разойтись по домам, однако Вальсингам возражает ему, что у них мрачные дома, а юность любит радость. Тогда священник напоминает ему, что ещё три недели назад он плакал над могилой своей матери. Председатель отвечает, что бедная женщина сейчас плачет на небесах, видя его, и просит священника удалиться. Тот заклинает его именем матери, которое приводит его в смятение. Он говорит, что его падший дух никогда не достигнет того места, где сейчас его мать. Священник уходит, пир продолжается, а Вальсингам остаётся в задумчивости.

Художественная ценность

Пушкин много занимался переводом классики и писал фантазии на тему популярных произведений, но «Пир во время чумы» является единственным в своём роде образцом переводческого искусства Пушкина.[1] Поэт сумел из небольшого отрывка трёхактной пьесы Вильсона создать отдельное произведение, обладающее художественным единством, законченностью и высоким художественным достоинством. Благодаря мастерству Пушкина «Пир во время чумы» живёт в отдельности от пьесы Вильсона.

Краткое содержание

(Из вильсоновой трагедии: The City of the Plague) Улица. Накрытый стол.

Несколько пирующих мужчин и женщин.

Молодой человек предлагает вспомнить умершего Джаксона.

«...Я предлагаю выпить в его память

С веселым звоном рюмок, с восклицаньем,

Как будто б был он жив».

Председатель соглашается почтить память приятеля. Он просит Мери спеть «уныло и протяжно». Полилась песня, рассказывающая о недавнем беззаботном и веселом времени, теперь же страх обуял людей. Они мрут от чумы. Председатель благодарен девушке за песню. В их разговор вмешивается Луиза, она укоряет Мери за слезливость, сама же падает без чувств при звуке приближающейся телеги, везущей трупы. Молодой человек просит Луизу спеть веселую песню, но председатель

(сам поет гимн в честь чумы):

Как от проказницы Зимы,

Запремся также от Чумы!

Зажжем огни, нальем бокалы,

Утопим весело умы

И, заварив пиры да балы,

Восславим царствие Чумы.

Есть упоение в бою,

И бездны мрачной на краю,

И в разъяренном океане,

Средь грозных волн и бурной тьмы,

И в аравийском урагане,

И в дуновении Чумы.

Это своеобразный протест против покорности судьбе. Проходящий священник корит молодых людей за кощунство -- пир во время чумы, грозит им муками ада. Молодым людям не хочется его слушать:

«Он мастерски об аде говорит!

Ступай, старик! Ступай своей дорогой!»

Священник узнает в председателе юношу, еще недавно рыдавшего над

трупом матери. Председателю же не нужны тяжелые воспоминания и утешения священника: «Старик, иди же с миром; // Но проклят будь, кто за тобой пойдет!» Священник уходит, а председатель сидит в задумчивости.