6.1.4. Э. Кассирер: культура – производство символов

Среди различных версий культурогенеза наиболее разработанной представляется концепция символических форм Э. Кассирера[1] основные положения которой подтверждаются современными антропологическими исследованиями.

В истории философии человека пытались понять с помощью психологической интроспекции. Э. Кассирер предложил в «Философии символических форм» альтернативный метод. Он исходит из предпосылки, что если существует какое-то определение природы или «сущности» человека, то это определение может быть понято только как функциональное, а не субстанциональное.

Кассирер выводит феномен культуры из факта несовершенства биологической природы человека. Ослабление или утрата инстинктов и, как следствие, отсутствие позитивной программы существования, которая была бы дана от природы и подсказывала необходимые в той или иной ситуации модели поведения, вынудили человека восполнять эту недостачу искусственно. Отсутствие готовых инстинктов вынуждало создавать собственный порядок. Неспециализированность, незавершенность человека способствовали его открытости миру. При этом человек научился постигать мир по собственным меркам, создавая свой символический мир, качественно новое измерение реальности.

С эмпирической или исторической точки зрения кажется, будто достаточно собрать факты человеческой культуры, чтобы разгадать и сам феномен. Э. Кассирер отдает предпочтение тезису о разорванности человеческой культуры, ее исходной разнородности. Человеческую культуру в ее целостности можно, по Э. Кассиреру, описать как процесс последовательного самоосвобождения человека. Язык, искусство, религия, наука – это различные стадии этого процесса.

«Частичная утрата (ослабленность, недостаточность, поврежденность) коммуникации со средой обитания (дефект плана деятельности) и себе подобными (дефект плана отношений) и есть первоначальное отчуждение, исключавшее прачеловека из природной тотальности. Данная коллизия глубоко трагична. Как трагедия она и осмыслена в мифе об изгнании перволюдей из рая, причем в мифе метафорически воплощено представление об утрате как плана деятельности (“съедение запретного плода”), так и плана отношений в сообществе (“первородный грех”). “Изгнанный” из природной тотальности, ставший “вольноотпущенником природы”, как назвал человека Гердер, прачеловек оказывается суще­ством свободным, то есть способным игнорировать “мерки вида”, преступать непреложные для “полноценных” животных табу, запреты, но лишь негативно свободным: не имеющим позитивной программы существования»

Для раскрытия положения, по которому бытие человека протекает в символических формах, Э. Кассирер обращается к работам биолога Икскюля, где развивается мысль о том, что каждый организм целиком приспособлен к своему окружению и сообразно со своей анатомической структурой обладает так называемой системой рецепторов и системой эффекторов. Посредством системы рецепторов биологические виды получают внешние стимулы и посредством системы эффекторов реагируют на них. Животные оказываются ограничены миром своих чувственных восприятий. Иными словами, если получен стимул или сигнал из внешнего мира, то должна последовать соответствующая ему реакция, образуя единую цепь, которая названа у Икскюля функциональным кругом животного.

Если воспользоваться данной схемой для описания и характеристики человеческого мира, то, согласно Э. Кассиреру, можно найти новые особенности поскольку функциональный круг человека оказывается гораздо шире, причем это касается качественных изменений. Человек сумел открыть новый способ адаптации к окружающей среде. У него между системой рецепторов и эффекторов есть еще третье звено, которое можно назвать символической системой. Это новое приобретение целиком преобразовало всю человеческую жизнь. По сравнению с животными человек живет как бы в новом измерении реальности, в мире возможностей, где отразилась попытка закрепить различные стандарты поведения.

Итак, культура может быть представлена в виде сети, которую создал человек отгородив себя от внешнего мира и создав опосредующее звено в виде символов, знаков. Зафиксированный таким образом способ существования культуры, предстает как производимая субъектом символическая реальность. Мир человеческого бытия - это мир означающих, мир, опосредованный языком, мифом, религиозными и научными символами, образами искусства.

Между тем встает вопрос о механизме, посредством которого стало возможным возникновение символической реальности, т. е. культуры, и, вместе с тем, реализация человеком своей сущности, точнее, ее обретение. Власть можно считать тем условием благодаря которому человек, утверждая себя, смог из самого "недостаточного животного", подчиненного природе превратиться в первого, "венец" творения подчинив себе, своим возможностям весь окружающий мир. Проявление власти можно усмотреть в процессе ослабления зависимости от сферы чувственного, удаления от него и превращение человека из пленника природы в творца мира. Человек, будучи существом зависимым от природы, своими усилиями обретает пространство свободы, мир возможностей. Этот переход от подчиненного положения к господствующему законодательному и может быть определен как момент власти.

Так, "волю к приданию образов", в понимании Кассирера, можно рассматривать как своеобразную модификацию жизни, как порождающую природу, где за каждым символом стоит энергия по его производству. Все символические формы - это актуальные процессы освоения мира, отличающиеся друг от друга способами установления отношений между человеком и действительностью. Воплотившись в своих материальных носителях, они существуют до тех пор, пока выполняют определенные общественные функции и пока сохраняется интерес к ним. Власть проявляется как своеобразный структурный принцип, оформляющий действительность в виде символических форм. "На все что угодно - на все, на что человек распространяет свою власть, - он вешает знаковую бирочку, ставит значок, вынимает из естественной связи вещей и помещает в свои знаковые, символические, конструктивные и оперативные поля".

Кассирер намечает подступы к целостному воззрению на человеческое бытие как протекающее в символических формах. Он обращается к трудам биолога, последовательного сторонника витализма И.Юкскюля, где развивается мысль о том, что каждый организм целиком приспособлен к своему окружению и сообразно со своей анатомической структурой обладает так называемой системой рецепторов и системой эффекторов. Ученый рассматривает жизнь как автономную сущность. Каждый биологический вид, развивал Юкскюль свою концепцию, живет в особом мире, недоступном для всех иных видов. Вот и человек постигал мир по собственным меркам. Юкскюль начинает с изучения низших организмов и последовательно распространяет модели их на другие формы органической жизни. По его убеждению, жизнь одинаково совершенна всюду: и в малом и в великом. Каждый организм, отмечает биолог, обладает системой рецепторов и системой эффекторов. Эти две системы находятся в состоянии известного уравновешивания. Посредством системы рецепторов биологические виды получают внешние стимулы и посредством системы эффекторов реагируют на них. Животные оказываются ограничены миром своих чувственных восприятий. Иными словами, если получен стимул или сигнал из внешнего мира, то должна последовать соответствующая ему реакция, образуя единую цепь, которая названа у И.Юкскюля функциональным кругом животного.

Можно ли, спрашивает Кассирер, применить эти принципы к человеческому виду ? Вероятно, можно и в той мере, в какой он остается биологическим организмом. Однако человеческий мир есть нечто качественно иное, поскольку между рецепторной и эффекторной системами развивается еще третья система, особое соединяющее их звено, которое может быть названо символической вселенной. В силу этого человек не только в более богатом, но и качественно ином мире, в новом измерении реальности.

Кассирер отмечает символический способ общения с миром у человека, отличный от знаковых сигнальных систем, присущих животным. Сигналы есть часть физического мира, символы же, будучи лишенными, по мысли автора, естественного, или субстанциального, бытия, обладают прежде всего функциональной ценностью. Животные ограничены миром своих чувственных восприятий, что сводит их действия к прямым реакциям на внешние стимулы. Поэтому животные не способны сформировать идею возможного. С другой стороны, для сверхчеловеческого интеллекта или для божественного духа, как подмечает Кассирер, нет различия между реальностью и возможностью: все мысленное становится для него реальностью. И только в человеческом интеллекте наличествует как реальность, так и возможность.

Для первобытного мышления, считает Кассирер, весьма трудно проводить различие между сферами бытия и значения, они постоянно смешиваются, в результате чего символ наделяется магической либо физической силой. Однако в ходе дальнейшего развития культуры отношения между вещами и символами проясняются, как проясняются и отношения между возможностью и реальностью. С другой стороны, во всех тех случаях, когда на пути символического мышления выявляются какие-либо препятствия, различие между реальностью и возможностью также перестает ясно восприниматься.

Вот откуда, оказывается, родилась социальная программа ! Первоначально она возникла из самой природы, из попытки уцелеть, подражая животным, более укорененным в естественной среде. Потом у человека стала складываться особая система. Он стал творцом и создателем символов. В них отразилась попытка закрепить различные стандарты поведения, подсказанные другими живыми существами.

Таким образом, у нас есть все основания считать человека “незавершенным животным”. Вовсе не через наследование благоприобретенных признаков он оторвался от животного царства. Для антропологии ум и все, что его занимает, относится к области культуры. Культура же не наследуется генетически. Из приведенных рассуждений вытекает логический вывод: тайна культурогенеза коренится в формировании человека как символического животного.

Исходя из сказанного, власть можно трактовать как средство существования культуры, благодаря которому стало возможным превращение человеком состояния слабости в виде недостающего биологического звена в преимущественное положение проявившееся в символической деятельности. Символическая деятельность предстает способом существования культуры и человека. Человек живет не ради производства символических форм, но иначе он жить не может. Конечно, в каких-то случаях человек действует в силу природной необходимости, и в этом его деятельность схожа с деятельностью животных. Культура же - сфера недетерминированной активности человека, осуществляемой по законам только ему присущей природы. Это сфера, в которой проявились два противоречащих свойства: с одной стороны, культура - это способ выживания человека, действующий на основе принципа целесообразности, а с другой - культура предстает как область, в которой свободно действующий субъект выходит за рамки утилитарных потребностей. Он как бы отказывается от практической необходимости целеполагания и целедостижения.

В данном случае о власти можно говорить по крайней мере в двух смыслах. Во-первых, власть реализуется как процесс освоения естественной среды в знаково-симолической форме путем ценностного полагания определенных точек зрения т. е. как средство существования культуры. Во-вторых, власть проявляется как процесс воздействия знаково-символической сферы на субъекта, на его восприятие мира объектов, направленный на укрепление существующих ценностей, социальной структуры в целом и ее воспроизводство. Объекты, вещи и мир в целом уже не даны человеку непосредственно. Между субъектом и миром объектов выстроен ряд символического поэтому то, как человек сознает реальность является продуктом социокультурной механики. Результаты человеческой деятельности - сфера символического - обретают свойство быть знаками социальных значений, так что объекты никогда не существуют для человека так "как они есть", их восприятие конструируется исходя из данной системы отношений, приводящей в движение сознание, интересы, ценности. Объекты отражаются в сознании как определенно значащие объекты. Все воспринимаемое как бы сформировано существующей системой представлений соответствующим порядком ценностей. Ценности же значимы не сами по себе, а потому что, по словам Ф. Ницше, они полагаются значимыми какой-то определенной властью. Власть - средство, благогдаря которому осуществляется наследование в культуре посредством полагания ценностей.

Таким образом, в культурогенезе можно зафиксировать противоречие: человек в культуре существует как субъект власти и как объект властвования. Первое проявляется в представлениях человека о своей активной роли в мире, о том, что от него зависят условия и формы своего существования, что сфера его жизнедеятельности - культура - это сфера возможности, необусловленности, в отличие от природы как пространства предопределенного существования. Но существует и другой аспект: включенность субъекта в культурную традицию и социальную структуру. Начиная со времени возникновения культуры, человек, словно паутиной, оплел себя сетями социальных и культурных форм жизни в виде языка, знания, религии, искусства, науки и т. д., тем, что Э. Кассирер называет символическим, и что в современной традиции может быть названо как текст. Человек, будучи природным существом, создал символическую или текстовую реальность в виде культуры, которая в свою очередь пересоздает его самого. Человек сам обращается в текст, в один из знаков культурной инстанции, действующей по отношению к нему репрессивно. С одной стороны, культура определяет человека, придавая ему целостность, оформленность, но, с другой, она же его и ограничивает, задавая рамки того или иного социокультурного текста. Культура, являясь формой существования человека становится территорией человечества и пределом этой территории. Таким образом культура, прежде всего через дискурсивные механизмы, осуществляет власть социального мира над человеком. Человек формируется различными властными и дискурсивными механизмами и исчезает как свободный суверенный субъект. Этот тезис М. Фуко о смерти субъекта и вездесущности власти во многом повлиял на современные представления о функционировании власти в культуре.

В понимании культуры как символической деятельности и власти как ее феномена существуют два аспекта, которые можно соотнести с представлениями в рамках классической и неклассической традиций. В первом случае, человек мыслится как субъект власти (самоопределяющее начало) и творец культуры. Власть как явление культуры связана с осознанием человека своей особой роли, своей возможности влиять на существующий порядок, создавать условия своего существования. Поэтому можно считать, что культурогенез был обусловлен осознанием человека самого себя как субъекта своих действий, теоретически выраженное наиболее ярко в философии Р. Декарта и И. Канта.

В неклассической традиции власть уже не принадлежит субъекту, она как бы растворена в символической сфере, которая посредством ценностного кодирования превращает все в определенно значащие знаки. Власть конституирует себя через ценности что свидетельствует о взаимообусловленности власти и культуры.

Социальность, культурные стандарты диктуют человеку иные, нежели биологическая программа, образы поведения. Инстинкты в человеке ослаблены, вытеснены чисто человеческими потребностями и мотивами, иначе говоря, «окультурены». Действительно ли притупление инстинктов – продукт исторического развития? Новейшие исследования опровергают такой вывод. Оказывается, слабая выраженность инстинктов вызвана вовсе не развертыванием социальности. Прямая связь здесь отсутствует.

Человек всегда и независимо от культуры обладал «приглушенными» неразвитыми инстинктами. Виду в целом были присущи лишь задатки бессознательной природной ориентации, помогающей слушать голос земли. Идея о том, что человек плохо оснащен инстинктами, что формы его поведения мучительно произвольны, оказала огромное влияние на теоретическую мысль. Философские антропологи XX века обратили внимание на известную «недостаточность» человеческого существа, на некоторые особенности его биологической природы.

Например, А. Гелен полагал, что животно-биологическая организация человека содержит в себе определенную «невосполненность». Однако тот же А. Гелен был далек от представления о том, что будто человек на этом основании обречен, вынужден стать жертвой эволюции. Напротив, он утверждал, что человек не способен жить по готовым стандартам природы, что обязывает его искать иные способы существования.

Что касается человека как родового существа, то он был природно, инстинктуально глух и слеп. Человек как биологическое существо оказался обреченным на вымирание, ибо инстинкты в нем были слабо развиты еще до появления социальной истории. Он был приговорен к поискам экстремальных способов выживания не только как представитель общества, но и как животное.

Однако природа способна предложить каждому живому виду множество шансов. Появился такой шанс и у человека. Не имея четкой инстинктуальной программы, не ведая, как вести себя в конкретных природных условиях с пользой для себя, человек бессознательно стал присматриваться к другим животным, более прочно укорененным в природе. Он как бы вышел за рамки видовой программы. В этом проявилась присущая ему «особость», ведь многие существа не сумели преодолеть собственную природную ограниченность и вымерли.

Но чтобы подражать животным, нужны какие-то проблески сознания? Нет, вовсе не нужны. Способность человека к подражанию не исключительна. Этот дар есть у обезьяны, у попугая. Однако в сочетании с ослабленной инстинктивной программой склонность к подражанию имела далеко идущие последствия. Она изменила сам способ человеческого существования. Стало быть, для обнаружения специфичности человека как живого существа важна не человеческая природа сама по себе, а способ его бытия.

Итак, человек неосознанно подражал животным. Это не было заложено в инстинкте, но оказалось спасительным свойством. Превращаясь как бы то в одно, то в другое существо, он в результате не только устоял, но постепенно выработал определенную систему ориентиров, которые надстраивались над инстинктами, по-своему дополняя их. Дефект со временем превращался в известное достоинство, в самостоятельное и оригинальное средство приспособления к окружающей среде.

“Человек обречен на то, чтобы все время,- пишет Ю.Н.Давыдов,- восстанавливать нарушенную связь с универсумом…”. Восстановление этого нарушения есть замена инстинкта принципом культуры, то есть ориентацией на культурно-значимые предметы. Концепция символического, игрового приспособления к природному миру разработана в трудах Э.Кассирера. Отметим также, что социокультурная ориентация философии обострила интерес к категории символа, символического. Символическое стало фундаментальным понятием современной философии наряду с такими, как наука, миф, телос, субъект и т.п.

Поле исследований символического велико: философская герменевтика (Г.Гадамер), философия культуры (Й.Хейзинга), философия символических форм (Э.Кассирер), архетипы коллективного бессознательного (К.Юнг), философия языка (Л.Витгенштейн, Ж.Лакан и др.). Исследования символического представлены в концепции символического интеракционизма (Дж.Мид. Г.Блумер, И.Боффман), где символическое рассматривается как “обобщенный” другой”.

Происхождение культуры как философская проблема, как загадка и тайна

Из всех версий культурогенеза: орудийно-трудовой, психоаналитической, игровой и символической – наиболее разработанной и убедительной выглядит, по нашему мнению, символическая. Она дает представление о тайне антропогенеза, разъясняет происхождение культуры в понятиях современной науки, не прибегая к сложным и умозрительным допущениям. В теоретическом смысле концепция Кассирера выглядит вполне логичной. В ней, правда, не содержится попытка раскрыть трансцендентную, сакральную природу культуры. Если из сферы науки выйти в мир религии, философии, то могут, как это очевидно, возникать и иные версии генезиса культуры. С этой точки зрения важна проблема соотношения культа и культуры.

Сакральные же версии культурогенеза сводятся к представлению о том, что Бог решил создать существо, которое было бы наделено духом, то есть обрело бы богоподобие. Ангелы ожидали, что для этой цели Бог изберет именно их. Однако Бог избрал для этой цели обезьяну. Тогда главный ангел обернулся Сатаной. С тех пор между Богом и Сатаной идет спор. Сатана утверждает, что никогда из этой похотливой обезьяны не получится творение по образу и подобию Божьему. Божий промысел стремится к иному.

Происхождение культуры

Мы рассмотрели разные версии культурогенеза. Подведем некоторые итоги. Труд в марксистски ориентированной культурологии рассматривается как процесс взаимодействия человека и природы, в котором человек изменяет не только внешнюю, но и свою собственную природу. Труд – это способ существования людей, средство и условие естественного обмена веществ между человеком и природой. Человек не только преобразует форму того, что дано природой, но и заранее создает мысленный образ того, что должно быть сделано, сознательно ставит цель, определяющую способ и характер действий.

Орудия труда действительно сыграли немалую роль в жизни человека. Однако они не могут полностью раскрыть тайну превращения обезьяны в человека, не могут до конца объяснить чуда сознания, дар совести, секреты социальной жизни. Эволюционной теории, которая исходит поступательного развития живой материи, здесь, видимо, не все подвластно.

Справедливости ради надо сказать, что человечество не располагает пока аргументированной и ясной теорией, объясняющей во всех деталях становление человека. Появление самого эксцентричного создания на земле – человека – связано с качественными прорывами в развитии живой материи, которая вдруг стала одухотворенной, мыслящей. Возможно, это произошло так, как представляли себе К. Маркс и Ф. Энгельс. Может быть, сознание человека родилось совсем из других предпосылок, как показывают Э. Кассирер, Т. Роззак, Л. Мэмфорд или Й. Хёйзинга. Но все эти теории не объясняют самого главного - сам механизм возникновения психических, культурных и социальных новообразований. Самый важный вопрос - вопрос о природе человеческого творчества, об источниках этого творчества (а всякое развитие, как индивидуальной психики, так и культуры, - есть творческий процесс) - остается открытым.

По образному выражению Ясперса то, что сделало человека человеком, осталось за пределами переданной нам истории. Там, где обыденное мышление поражает примитивность, культурологическая мысль видит уникальный и неповторимый по своей глубине скачок в развитии Вселенной. Космическое событие, появление существа, в котором природа приобретает завершенность и способность к «самоосмыслению».

Развитие цивилизаций, отдельных культурных форм и художественных направлений нередко носит “взрывной” характер - путь от примитивных форм искусства, идеологии и общественной организации - к развитым, высокодифференцированным формам, часто занимает всего лишь период жизни нескольких поколений (такой “взрывообразный” культурогенез, например, наблюдался в античной Греции в период 6-5 вв. до нашей эры). Такие же “скачкообразные” изменения культурной жизни наблюдаются и в наше время (возникновение художественного “авангарда” в начале 20 века, формирование “рок-культуры” в 50-60 годы и т.п.).

Процессы культурогенеза часто выглядят как подобие “вулканического извержения”. Это как бы некие “прорывы” “творческой энергии” из “трансцендентного плана” бытия в наш предметный мир. Эти “прорывы” в короткие сроки порождают как бы “на пустом месте” огромное разнообразие новых художественных, музыкальных, литературных направлений. Именно в эти “активные” фазы культурогенеза, как правило, и рождаются шедевры. Затем “энергия” убывает, культурные формы стабилизируются, стереотипизируются - наступает эпоха застоя, эпигонства. Этот процесс заканчивается, рано или поздно, гибелью данного культурного организма. Именно по такому сценарию развивалось большинство известных нам древних цивилизаций (древнеегипетская, греко-римская, китайская и др.). Таким же образом развиваются и отдельные формы культуры.

“Взрывной” характер культурогенеза, как нам представляется, невозможно объяснить какими-либо “естественными” причинами. Это хорошо понимал и отразил в своей оригинальной теории этногенеза Л.Н. Гумилев (41). Для объяснения процессов этногенеза ему понадобилось обращение к неизвестным “космическим” факторам, способным оказывать воздействие на поведение больших человеческих сообществ. Причем действие этих факторов оказывается привязанным к определенным временным интервалам и определенным географическим зонам. Это означает, что процессы этногенеза связаны с какими-то общими изменениями, происходящими в биосфере Земли.

Вообще сам факт существования культуры необъясним натуралистически. Культура - по определению, есть нечто “надприродное” - это все то, что творится человеком, причем творится именно в силу того, что человек - не есть просто часть природы, не есть только животное. Чисто природное существо не способно создавать что-то такое, что выходит за рамки “только природного”. Следовательно, сама способность творить культуру уже указывает на существование в человеке “надприродного” начала. Человек отчасти природное, отчасти - надприродное существо. Он принадлежит сразу двум мирам: природному и трансцендентному. Культура - это и есть “проекция” трансцендентной сферы бытия в природный мир.

Хотя артефакты материальной культуры сами по себе есть обычные физические объекты и, с этой точки зрения, они принадлежат природному миру, но, по способу генезиса - они есть объекты надприродные, т.к. они не могут быть порождены какими-либо естественными, природными процессами (точнее говоря, вероятность их естественного возникновения пренебрежимо мала). Естественно поэтому предположить, что в создании культурных предметов принимают участие какие-то надприродные, трансцендентные факторы, которые, в этом случае, действуют (через посредство человека) в составе природной реальности.

Заметим, что имеющиеся в настоящее время попытки натуралистического объяснения возникновения культуры и, шире, человеческого сознания вообще, как правило, содержат “порочный круг” - для объяснения одних явлений культуры привлекаются другие, уже существующие, культурные феномены. Например, нередко культуру определяют как “символическую реальность”, подчеркивая тем самым, что способность к созданию культурных форм есть нечто производное от способности оперирования символами, в частности, речевыми символами. Но любые символы, речь, язык - это тоже элементы культуры. Следовательно, объясняя культуру как продукт символической деятельности, мы тем самым уходим от наиболее важного вопроса: как вообще возможна культура как таковая - в любой, сколь угодно элементарной ее форме. Предполагается, что зарождение культуры уже предполагает существование каких-то зачаточных культурных форм. Возникновение же последних остается без всякого объяснения.

Но сама способность к символической деятельности также требует объяснения. Способность создавать символы и оперировать ими уже предполагает некоторую дистанцированность субъекта от предметной природной действительности. Для того чтобы успешно оперировать символами, необходимо преодолеть зависимость от эмпирически заданных связей между вещами, а также от заданных связей между свойствами этих вещей. Только в этом случае мы сможем, опираясь на символы, конструировать “возможные миры” и, следовательно, сможем мысленно проигрывать различные ситуации, вместо того, чтобы реально их проживать (все это и образует нашу способность предвидеть, прогнозировать будущее). Такая способность к “дистанцированию” предполагает способность мыслить мир в системе альтернатив, что, в свою очередь, предполагает наличие в нашем сознании “Универсума возможного”, т. е. Абсолюта. Заметим также, что понятия, которыми мы пользуемся, не являются простыми эмпирическими обобщениями: понятие “треугольник” имеет своим денотатом не только те треугольники, с которыми я сталкивался когда-либо в опыте, но любые мыслимые треугольники. Следовательно, и способность к понятийному мышлению также требует причастности к “Универсуму возможного”. (Заметим, что значимость речи для человеческого мышления, видимо, сильно преувеличена. Исследования психологов показывают, что наше мышление в значительной степени не вербально. На это обстоятельство, в частности, указывают трудности, которые часто возникают при попытке вербально выразить уже сформированную мысль (1). Еще Шопенгауэр писал: “Мысли умирают, когда воплощаются в слова”).

Последовательный натурализм должен по существу отрицать какую-либо качественную специфику культуры по отношению к природной реальности, т. е. неизбежно влечет натурализацию культуры. Однако культурная реальность - не есть просто усложненная природная реальность. Она качественно иная. Отличие здесь проявляется, прежде всего, в том, что те творческие “силы”, которые в природном мире действуют лишь на уровне отдельных видов живого, определяя их специфику, в сфере культуры действуют уже на уровне индивидов (точнее, на уровне коллективной деятельности индивидов). Происходит как бы огромная концентрация творческой энергии в пространстве и времени. В результате темпы развития культуры на много порядков выше, чем темпы развития органической природы.

Однако при всех вариантах феномен культуры расценивается как радикальный сдвиг в развитии человека, человечества и истории. Культурогенез остается философской проблемой, сохраняющей для нас некое таинство.

В общепринятой классификации первобытная эпоха человечества определяется по материалу изготовления орудий труда и называется каменным веком. Еще мыслители древности высказывали такое понимание направления в развитии человека. Первую близкую к современной классификацию начальных периодов истории дал Лукреций Кар в своей поэме «О природе вещей». Он разделил историю на каменный, бронзовый и железный века. В 20 веке ученые благодаря совокупности различных методов изучения первобытной культуры получили возможность не только анализировать технику обработки, химический состав орудий труда, выявлять места расселения первобытного человека, но и оценивать как целостность мир его культуры. Кроме различных предметов в нем присутствовали уникальные и неповторимые духовные феномены.

Начало каменного века отстоит от нашей эпохи на 3-5 млн. лет. Этот период разделен учеными на палеолит (древний каменный), мезолит (средний), неолит (новокаменный век). При этом, палеолит, подразделяется на нижний, средний и верхний, а в мезолите и неолите – ранний и поздний периоды.

В 19-20 веке начались исследования социальных отношений, живущих в наше время племенных сообществ. Они дали возможность использования этнографического метода в изучении первобытности на базе конкретных форм и способов жизнедеятельности, существующих племенных образований, их обычаях и верованиях. Исследователи более или менее точно воспроизвели прошлое человека, его социальную историю. Ее ступенями были: род, племя, племенные союзы, государство.

Морган, изучавший в 19 веке образ жизни и социальную организацию американских индейцев, классифицировал человеческую историю по стадиям: дикость, варварство, цивилизация.

Интересные трактовки и развернутую панораму духовного творчества человечества дали такие признанные исследователи первобытности, как Тайлор и Фрейзер. В своей работе «Первобытная культура» Тайлор развивает анимистическую теорию происхождения религии. Фрейзер в работе «Золотая ветвь» детально анализирует первобытную магию, в которой уже усматриваются зародыши научного мышления.

В современной науке всё большее количество сторонников получает концепция, согласно которой появление человека и появление культуры совпадают во времени, хотя и имеют различную природу. Но человек - это существо социальное, общественное, каковыми не являются другие живые существа. Значит, появление человека связано и с появлением общества. Таким образом, мы имеем три одновременно происходящих процесса, и кроме уже отмеченных двух необходимо говорить и о социогенезе.

Антропо-социо-культурогенез - это единый во времени, в сущности, в целом, но различающийся в частях, коэволюционный, самоорганизующийся, взаимосвязанный процесс порождения человека, общества и культуры. Значит, ответить на вопрос, когда появилась культура, можно, только ответив на вопрос о времени появления человека и общества, то есть осветив проблемы антропогенеза и социогенеза.