XVI в.) и Никоновская летопись с Новым Летописцем (XVI--XVII вв.). Пользуясь

тем же материалом, как и прежде названные своды, эти памятники дают нам этот

материал в переработанном виде, с риторикой в языке, с известными

тенденциями в освещении фактов. Это первые попытки обработки исторического

материала, вводящие нас уже в историографию. Позднейшее русское летописание

пошло в Московском государстве двумя путями. С одной стороны, оно стало

официальным делом, -- при дворе московском записывались погодно дворцовые и

политические события (летописи времени Грозного, напр.: Александро-Невская,

Царственная книга и вообще последние части Московских сводов, --

Никоновского, Воскресенского, Львовского), а с течением времени и самый тип

летописей стал изменяться, они стали заменяться так называемыми разрядными

книгами. С другой стороны, в разных местностях Руси стали являться летописи

строго местного, областного, даже городского характера, в большинстве

лишенные значения для политической истории (таковы Нижегородская, Двинская,

Угличская и др.; таковы до некоторой степени и Сибирские).

С XVI в., рядом с летописями, возникает новый вид исторических

произведений: это -- Хронографы или обзоры истории всемирной (точнее,

библейской, византийской, славянской и русской). Первая редакция хронографа

была составлена в 1512 г., преимущественно на основании греческих источников

с дополнительными сведениями по русской истории. Она принадлежала псковскому

"старцу Филофею". В 1616--1617 гг. был составлен хронограф 2-й редакции. Это

произведение интересно в том отношении, что более древние события изображает

на основании первой редакции хронографа, а русские -- начиная с XVI, XVII

вв. -- описывает заново, самостоятельно. Автор его несомненно обладает

литературным талантом и, кто хочет ознакомиться с древнерусской риторикой в

ее удачных образцах, должен прочитать статьи по русской истории в этом

хронографе. В XVII в. московское общество начинает проявлять особенную

склонность к хронографам, которые растут в большом количестве. Погодин в

свою библиотеку собрал их до 50 экземпляров; нет сколько-нибудь крупного

собрания рукописей, где бы их не считали десятками. Распространенность

хронографов легко объяснить: краткие по системе изложения, написанные

литературным языком, они давали русским людям те же сведения, что и

летописи, но в более удобном виде.

Кроме собственно летописей, в древнерусской письменности можно найти

много литературных произведений, служащих источниками для историка. Можно

даже сказать, что вся древнерусская литературная письменность должна

рассматриваться как исторический источник, и часто трудно бывает

предугадать, из какого литературного труда историк почерпнет лучшее

разъяснение интересующего вопроса. Так, например, смысл сословного

наименования Киевской Руси "огнищанин" толкуется в историографии не только

из памятников законодательства, но и из древнего славянского текста поучений

св. Григория Богослова, в котором встречаем архаическое речение "огнище" в

смысле "рабы", "челядь" ("гредящеися многы огнищи и стады"). Переводы

священных книг, сделанные кн. А. М. Курбским, дают материал для биографии и

характеристики этого знаменитого деятеля XVI в. Но при таком значении всего

историко-литературного материала некоторые его виды имеют все-таки особенный

интерес для историка;

таковы отдельные сказания о лицах и фактах, носящие на себе характер то

исторический, то публицистический. Ряд исторических сказаний целиком занесен

в наши летописные своды: таковы, например, сказания о крещении Руси, об

ослеплении князя Василька, о битве на Липице, о Батыевом нашествии, о

Куликовской битве и много других. В отдельных списках или также сборниках

дошли до нас любопытные публицистические произведения древней Руси, которыми

особенно богат был XVI век; из них видное место занимает "История",

написанная кн. А. М. Курбским о Грозном; памфлетические произведения так

называемого Ивашки Пересветова, защитника правительственной системы

Грозного; "Повесть некоего боголюбивого мужа", бывшего противником этой

системы; "Беседа Валаамских чудотворцев", в которой видят произведение

боярской среды, недовольной московскими порядками, и т. п. Рядом с

публицистикой в XVI--XVII вв. продолжала существовать и развиваться

историческая письменность, выражаясь рядом любопытных повестей и сказаний,

принимавших часто крупные внешние объемы. Такова, например, составленная в