1572 Г. О четырехлетней льготе, данной помещику: "а в те ему урочные лета, с

того его поместья крестьянам его государевых всяких податей не давати До тех

урочных лет, а как отсидит льготу, и ему с того поместья потянути во всякие

государевы подати". Пользуясь правом "называть" крестьян на пустые дворы,

владелец обязывал их договором не со "старожильцами" своего поместья или

вотчины, а с самим собой. Таким образом, функции выборных властей тяглого

мира переходили на землевладельца и в его руках обращались в одно из средств

прикрепления крестьян.

Нет сомнения, что описанное выше развитие служилого и вообще частного

землевладения было одним из решительных условий крестьянского прикрепления.

Неизбежным последствием возникновения привилегированных земельных хозяйств

на правительственных землях был переход крестьян от податного самоуправления

и хозяйственной самостоятельности в землевладельческую опеку и в зависимость

от господского хозяйства. Этот переход в отдельных случаях мог быть легким и

выгодным, но вообще он равнялся потере гражданской самостоятельности.

Коренное население тяглой черной волости -- крестьяне старожильцы,

"застаревшие" на своих тяглых жеребьях, с которых они не могли уходить, не

получали права выхода и от землевладельца, когда попадали со своей землей в

частное обладание. Прикрепление к тяглу в самостоятельной податной общине

заменялось для них прикреплением к владельцу, за которым они записывались

при отводе ему земли. Эта "крепость" старожильцев, выражавшаяся в потере

права передвижения, была общепризнанным положением в XVI в.: возникшая в

практике правительственно-податной, она легко была усвоена и

частновладельческой практикой. Охраняя свой интерес, правительство разрешало

частным владельцам "называть" на свои земли не всех вообще крестьян, а лишь

не сидевших на тягле: "От отцов детей, и от братей братью, и от дядь

племянников и от сусед захребетников, а не с тяглых черных мест; а с тяглых

черных мест на льготу крестьян не называти". И частные землевладельцы не

отпускали от себя тех, кого получали вместе с землей, кто обжился и застарел

в их владении; таких "старожильцев" они считали уже крепкими себе и в случае

их ухода возвращали, ссылаясь на писцовую книгу или иной документ, в котором

ушедшие тяглецы были записаны за ними. За такой порядок стояли не только

сами землевладельцы, -- его держалось и правительство. С точки зрения

правительственной, он был удобен и необходим. Крепкое владельцу рабочее

население служило надежным основанием и служебной исправности служилого

землевладельца, и податной исправности частновладельческих хозяйств.

Но для рабочего населения переход в частную зависимость был таким

житейским осложнением, с которым оно не могло примириться легко. В данном же

случае дело обострялось еще тем, что передача правительственных земель

частным лицам происходила не с правильной постепенностью. Мы видим, что она

была осложнена опричниной. Обращение земель подгонялось политическими

обстоятельствами и принимало характер тревожный и беспорядочный. Пересмотр

"служилых людишек" с необыкновенной быстротой и в большом количестве

перебрасывал их с земель на земли, разрушая старинные хозяйства в одних

местах и создавая новые в других. Все роды земель, от черных до

монастырских, были втянуты в этот пересмотр и меняли владельцев, -- то

отбирались на государя, то снова шли в частные руки. К этому именно времени

более всего приурочивается замечание В. О. Ключевского, что в Московском

государстве XVI в. "населенные имения переходили из рук в руки чуть не с

быстротой ценных бумаг на нынешней бирже". Только эта "игра в крестьян и в

землю" доведена была до такого напряжения не одними иноками богатых

монастырей, как говорит Ключевский, но прежде всего самим правительством

Грозного. Монастыри лишь пользовались, и притом умело пользовались,

земельной катастрофой и удачно подбирали в свою пользу обломки разбитого

Грозным вотчинного землевладения царских слуг. Крестьяне, таким образом,

переживали разом две беды: с одной стороны, государевы земли, которыми они

владели, быстро и всей массой переходили в служилые руки ради нужд

государственной обороны; с другой стороны, этот переход земель благодаря

опричнине стал насильственно-беспорядочным. На малопонятные для крестьянства

ограничения его прав и притеснения оно отвечало усиленным выходом с земель,

взятых из непосредственного крестьянского распоряжения. В то самое время,

когда крестьянский труд стали полагать в основание имущественного

обеспечения вновь образованного служилого класса, крестьянство попыталось

возвратить своему труду свободу - через переселение.

Вот в чем мы видим главную причину усиления во второй половине XVI в.

крестьянского выхода из местностей, занятых служилым землевладением.

Писцовые книги и летописи того времени объясняли сильное запустение

центральных южных областей государства главным образом татарским набегом