Б. Что такое политика?

Высказанные выше замечания в общих чертах применимы практически ко всем академическим дисциплинам, которые существенно разнятся между со­бой главным образом по стоящим перед ними задачам и методологиям, при­меняемым для их решения. Хотя, как мы собираемся доказать, политическая наука обладает целым рядом полезных приемов, применяющихся исследова­телями, работающими в большинстве ее субдисциплин, X. Алкер (гл. 35 наст. изд.), бесспорно, прав, отмечая, что данная отрасль знания не обладает соб­ственной единой методологией, как некоторые другие научные дисциплины, и тем более не пытается определять стоящие перед ней задачи исходя из собственной методологии. Цели политической науки как самостоятельной дис­циплины, скорее, определяются предметом ее изучения, интересом к «поли­тике» во всем многообразии ее проявлений.

Представляется, что наиболее точно «политику» можно охарактеризовать как ограниченное применение социальной власти. В соответствии с этим опреде­лением изучение политики — как академическое, так и практическое — мож­но было бы обозначить как изучение природы и источников этих ограничений и техники применения социальной власти в рамках данных ограничений⁵.

Определяя политику через категорию власти, мы следуем за нашими мно­гочисленными предшественниками⁶. Ныне уже ни для кого не секрет, что концептуальное осмысление понятия «власть» таит в себе немало скрытых опасностей⁷. Будучи достаточно хорошо осведомлены о сложности этой пробле­мы, мы не хотели бы погрязнуть в трясине бесплодных дискуссий, полагая, что неовеберианское определение власти, данное Р. Далем, сохраняет свою актуальность. В соответствии с ним некто Х обладает властью над неким Y постольку, поскольку, во-первых, Х тем или иным способом может заставить Г сделать нечто, что, во-вторых, соответствует интересам Х и что, в-третьих, сам У иначе не стал бы делать.

Наш подход к проблеме расходится с традиционным, так как в нем поли­тика определяется через понятие ограничений в применении власти. С нашей точки зрения, неограниченная власть является не более чем обычной грубой

⁵ Такая трактовка, в свою очередь, проявилась в виде акцента, который делается в политической науке на «свойствах политических институтов и на критериях их оценки» (гл. 2 наст. изд.).

⁶ Наиболее известными из них являются М. Вебер, Г. Лассвелл, Р. Даль, М. Дюверже (Weber. 1978; Lasswell, 1950; Lasswell, Kaplan, 1950; Dahl, 1963; Duverger, 1966). Как и они, мы заостряем внимание именно на «социальной» власти, власти одних людей над другими.

⁷ К числу классических работ Б. Рассела, В. Жувенеля и Р. Даля (Russell, 1938; Jouvenel, 1948; Dahl, 1957; 1961b; 1963), позднее добавились исследования С. Льюкса, Б. Бэрри и П. Морриса (Lukes, 1974; Barry. 1989, ch. 8-11; Morris, 1987).

33

силой. Она не имеет никакого отношения к политической власти как тако­вой, за исключением разве что отдельных отклонений, сфера действия кото­рых достаточно узка. Грубая сила в ее чистой форме является предметом изу­чения физики (или таких ее общественных аналогов, как военное дело и боевые искусства), но никак не политической науки⁸. Сущность политики, как нам представляется, состоит именно в ограничениях, налагаемых на по­литических деятелей, и в тех стратегических маневрах, которые предприни­маются для того, чтобы не выходить за очерченные ими пределы⁹. Как нам представляется, именно анализ этих ограничений: откуда они возникают, как действуют, какие шаги могут предпринимать политические агенты, не выхо­дя за их рамки,— и лежит в основе изучения политики¹⁰.

В данном случае при широком понимании термина «политика» речь идет об использовании социальной власти (а не об «исполнении» ею функций, как это характерно для узкого понимания этого термина), о тех многочисленных воз­можностях маневрирования, которыми политические агенты располагают в пределах имеющихся ограничений. При этом мы имеем в виду не только их преднамеренные действия, но и те непредвиденные последствия, которые могут возникнуть в результате этих целенаправленных действий (Merton, 1936). Кроме того, предполагаются как скрытые, закулисные политические мани­пуляции, так и откровенные политические игры, происходящие на виду (Schattaschneider, I960; Goodin, 1980; Riker, 1986). В наше определение политики включены на равных основаниях пассивные и активные действия властей, ин-тернализованные нормы поведения, а также внешние угрозы (Bachrach, Baratz, 1963; Lukes, 1974). Кроме того, широкое понимание политики содержит в себе и печально известный «закон ожидаемых реакций», а также последствия несво­евременно или вообще не принятых решений и господствующие среди широких слоев населения предпочтения (Laclau, Mouffe, 1985).

Здесь уместно сделать еще одно замечание, имеющее непосредственное от­ношение к нашей концепции. Давая определение политики (и предмета политологии), мы намеренно отмежевываемся от чисто распределительной тради­ции, содержащейся в классической трактовке «политики» Г. Лассвелла: «кто, что, когда и как получает»¹¹ (Lasswell, 1950). Вполне вероятно, что послед­ствия всех политических акций в той или иной степени связаны с распределе­нием благ; возможно, справедливо и то, что именно этим по преимуществу

⁸ Так, например, об абсолютном диктаторе, стремящемся к ничем не ограниченной власти, с полным на то основанием иногда говорят, что он пытается (причем, всегда безуспешно) выйти за рамки политики.

⁹ Рассмотрим следующую аналогию, заимствованную из сходной дисциплины. Филосо­фы привыкли рассуждать с позиций «убедительных» соображений, «неотразимых» доводов и т.п. (Nozik, 1981, р. 4—6). Но представьте себе такой довод, согласившись с которым, участник диспута умрет; пусть этот довод будет совершенно неотразимым, однако отстаи­вание какой-либо позиции с его помощью представляется своего рода антитезой подлин­ному философскому диспуту, суть которого заключается в поиске компромисса. Сравним:

если смысл политики составляет стратегическое маневрирование (Riker, 1986), то непреодо­лимые силы, не оставляющие пространства для необходимых маневров, составляют ее ан­титезу (вне зависимости от того, насколько больших успехов добьются те, кто управляет этими непреодолимыми силами в деле подчинения себе других).

¹⁰ В данном случае мы позволили себе вольно интерпретировать точку зрения Б. Крика (Crick, 1962).

¹¹ Или в соответствии с определением Д. Истона, по которому политика рассматривает­ся как властное распределение ценностей особенно в тех случаях, когда дело касается рас­пределения «ценных вещей» в обществе (Easton, 1965).

34

объясняется наш интерес к данному явлению. Но если рассматривать смысл, который имеет данный акт для самого актора, то многие политические дей­ствия, по крайней мере на начальной стадии, оказываются не связанными с процессом распределения. Более того, даже на завершающей стадии некоторых политических процессов большой общественной значимости они никак: ни объективно, ни субъективно — не могут быть сведены к банальным вопро­сам, связанным с дележом общественного пирога. Распределительная, регули­рующая, перераспределительная и отождествляющая — каждая из этих разно­видностей политики может обладать только ей присущими отличительными чертами (Low, 1964; Sandel, 1982). Аргументы сторонников концепции рас­пределительной политики, которая, как считают экономисты, вытекает из концепции всеобщего благоденствия, представляют собой лишь пустые раз­глагольствования по поводу того, насколько общество приблизилось к завет­ной цели, определенной В. Парето. Вместе с тем сам по себе вопрос о возмож­ности создания такого общества представляет собой достаточно спорную про­блему, решение которой во многом зависит от политических маневров совсем иного рода, которые зачастую — по крайней мере, вначале — никак не связаны с распределением. Важность вопроса о распределении при изучении политичес­ких проблем очевидна, однако наш подход к исследованиям в этой области не должен быть априорно привязан к анализу всей совокупности сложных поли­тических процессов исключительно с этих позиций.