Склероз схоластики

Несмотря на интересные попытки обновления, несмотря на построения Николая Кузанского, желавшего совместить традицию с новыми потребностями, схоластика чахнет. К тому же она не перестает терзать саму себя. По одну сторону стоят старые, каковыми теперь оказываются выдохшиеся в своих умствованиях аристотелики и томисты. По другую сторону помещаются новые – под стягом оккамовского номинализма. Но они с головой ушли в изучение формальной логики, в бесконечные разглагольствования по поводу значения слов, в искусственные деления и подразделения – в то, что называется терминизмом. В 1474 г. старые получают от Людовика XI запрет на преподавание, а за ним следует эдикт от 1481 г., налагающий запрет на их книги. Самыми активными были последователи Дунса Скота, которые безуспешно пытались сочетать делающийся все более впадающим в пустословие критицизм с волюнтаристическим фидеизмом, становящимся у них все более туманным. Они станут любимым объектом нападок Эразма и Рабле, которые обрушат на них иронию и | сарказм, сделав прототипами, всей схоластики скотистоб. Рабле причешет всех схоластов под одну гребенку и занесет их в шутливый каталог, который листает у него в библиотеке Сен‑Викторского аббатства юный Пантагрюэль. В нем перемешаны и осмеяны Фома Брико, зело хитроумный толкователь номиналистов, Пьер Татерэ, глава парижских скотистов после 1490 г., Пьер Крокар, обновитель томистского преподавания, известные оккамйсты – Ноэль Бедье, Джон Майр (Майор), Жак Эльмен.

Над этим пустословием смеется и Вийон, рассеянное ухо которого лучше прочих расслышало на лекциях в Сорбонне лишь пустые переливы словес.

Пока я в добром настроенье

Предуказанья составляя,

Как и всегда, к богослуженью

Вечерний колокол призвал.

Он о спасении вещал,

Что предрекает Анжелюс,

И я писание прервал,

Решивши тут же: помолюсь.

Вдруг что‑то сделалось со мной,

Сознанье разом мне затмила,

Но было не вино виной;

То Дама‑Память все взмутила

И вновь в укладке разместила

С набором средств необходимых,

Чтоб суть постичь возможно было

Познаний истинных и мнимых:

Условия формированья,

Оценочные означенья,

Взаимопреобразованья

Отождествленья и сравненья.

От этого столпотворенья

Любой лунатиком бы стал

Иль спятил. Я cиe ученье

У Аристотеля читал.

(Перевод Ю. Кожевникова.)

Именно такая извращенная, карикатурная, умирающая схоластика отвергалась гуманистами.

Университеты открываются гуманизму

И все же университетское образование открывалось для новых вкусов. Прежде всего в итальянских университетах, поскольку здесь схоластика не имела таких традиций, как в Париже или в Оксфорде; здесь лучше сохранились традиции античной литературы, здесь она раньше пробудилась – то ли вместе с возобновлением памяти о Риме, то ли с притоком византийской учености, которая перед лицом турецкой угрозы обратилась к эллинизму. В Болонье Пьетро ди Мульо с 1371 по 1382 гг. учит риторике, которая затем переходит Колюччо Салютати. Здесь с 1424 г. начинают учить греческому, и Филельфо удается обратить к нему ранее безразличных к греческому студентов. Между 1450 и 1455 гг. знаменитый кардинал Виссарион реорганизует университет, будучи папским правителем города и ректором. Преподавание гуманитарных наук (studia bumanitatis) с тех пор не прекращается в Болонье.

В Падуе этот процесс начинается еще раньше, а в XV в., вместе с ее присоединением к Венеции, тут получает блестящее развитие преподавание греческого, которым восхищался Альдо Мануццио. Вслед за Гуарино, Филельфо, Витторио ди Фельтро эту традицию продолжают византийские изгнанники во главе с Деметрием Халкидонским и Марком Мусуросом. Влияние Виссариона в Падуе было даже более глубоким, чем в Болонье.

Рождающиеся синьории способствуют этому процессу. Во Флоренции наряду со знаменитой платоновской академией существует университет, где Амвросий Камальдульский, Ауриспа, Гварино, Филельфо толкуют Цицерона и Теренция, Лукиана, Пиндара, Демосфена, Плотина, Прокла, Филона, Страбона. Когда Лоренцо Великолепный в 1472 г. переносит университет из Флоренции в Пизу, то сразу же создаются кафедры поэзии, красноречия, математики и астрономии. Висконти, а за ним и Сфорца делают то же самое в Павии, отношения которой с Францией будут столь тесными в XV в. и на протяжении итальянских войн. В Ферраре Эсте следуют этой политике и призывают в качестве профессора и ректора одного из лучших эллинистов того вре‑мени Теодора Газу. В римской Sapience мы наблюдаем то же рвение к классической литературе – ее преподают филельфо, Энос д'Асколи, Аргиропуло, Теодор Газа.

Но ни Оксфорд, ни Париж не остались непроницаемыми для гуманизма; не избежала этого и Прага, где в середине XIV в. при дворе Карла IV и вокруг нового университета образуется кружок утонченных гуманистов, открытых итальянским влияниям, – от Петрарки до Кола ди Риенцо. Уже в начале XIV в. преподававший в Оксфорде, Лондоне и Париже Никлас Трайвет комментирует Декламации Сенеки Старшего и трагедии Сенеки Младшего, а также Тита Ливия. Распространению духа гуманизма в Оксфордском университете во многом способствуют дары герцога Хэмфри Глочестерского (в 1439 и в 1443 гг.) из своей библиотеки, богатой как трудами греко‑латинских классиков, так и итальянцев. Оксфорд готовится к лекциям Линакра, Гроцина, Колета, Томаса Мора. Он ждет Эразма.

Первое поколение французских гуманистов – Жак де Монтрей, Николя де Кламанж, Гонтье Коль, Гийом Фийастр – сохраняло связи с Парижским университетом. В письме Гийому Фийастру Жак де Монтрей восхваляет канцлера университета Жерсона в качестве гуманиста: Хотя ты известен тем, что от тебя ничто не ускользает из заслуживающего познания, и тому у меня немало свидетельств, я не перестаю удивляться тому, что ты не пошел по следам знаменитого парижского канцлера, человека исключительной культуры. Не стану говорить о его жизни или нраве, ни даже о его учености в области христианской религии или теоретического богословия, в коих вы оба достигли таких отличий и высот. Я упомяну лишь его искусство рассказывать и убеждать, покоящееся прежде всего на правилах риторики и красноречия, благодаря которым это искусство достигается и без которого выразительность, кажущаяся мне целью культуры, остается бездейственной, пустой и бессодержательной… Богослов Гийом Фише, который в 1470 г. установил печатный станок в коллеже Сорбонны, был другом Виссариона, мечтал о возрождении платонизма, стремился сочетать свое восхищение Петраркой с почитанием томистской традиции. Робер Гаген, декан факультета канонического права, тесно связанный с флорентийцами, собирает вокруг себя восторгавшихся Петраркой гуманистов. Если у Эразма вызвала отвращение варварская дисциплина, царившая при Иоанне Стендонке в коллеже Монтегю, а потому от посещения университета у него осталось лишь презрение к упадочной схоластике, то Жак Лефевр д'Этапль, профессор в коллеже Кардинала Ле‑муана, распространяет по Парижу одну из чистейших форм гуманизма (об этом стоит перечесть прекрасные страницы Огюстена Реноде).

Но хотя гуманизм и нападал в первую очередь на пораженную склерозом схоластику, а университетские мэтры иной раз переходили на сторону гуманизма, то все же существовала глубокая оппозиция между средневековым интеллектуалом и гуманистом Возрождения.