
- •Часть I. XII век. Рождение интеллектуалов Возрождение городов и рождение интеллектуала в XII в.
- •Каролингское возрождение – было ли оно?
- •Современность XII века. Древние и новые
- •Вклад греков и арабов
- •Переводчики
- •Париж: Вавилон или Иерусалим?
- •Голиарды
- •Интеллектуальное бродяжничество
- •Имморализм
- •Критика общества
- •Святого евангелия от марка серебра – чтение.
- •Женщина и брак в XII веке
- •Новые бои
- •Св. Бернар и Абеляр
- •Моралист
- •Гуманист
- •Шартр и шартрский дух
- •Шартрский натурализм
- •Абсурдность мира
- •Шартрский гуманизм
- •Человек‑микрокосм
- •Фабрика и homo faber
- •Влияние
- •Интеллектуал‑работник и городская стройка
- •Исследование и обучение
- •Часть II. XIII век. Зрелость и ее проблемы Очертания XIII века
- •Против церковных властей
- •Против светских властей
- •Поддержка папства и переход под его юрисдикцию
- •Внутренние противоречия университетской корпорации
- •Организация университетской корпорации
- •Организация учебы
- •Программы
- •Экзамены
- •Моральный и религиозный климат
- •Университетское благочестие
- •Инструментарий
- •Книга как инструмент
- •Метод: схоластика
- •Словарь
- •Диалектика
- •Авторитет
- •Разум: теология как наука
- •Упражнения: quaestio, disputatio, quodlibet
- •Противоречия – как жить? Плата или бенефиций?
- •Спор черного и белого духовенства
- •Противоречия схоластики: опасность подражания древним
- •Соблазны натурализма
- •Трудное равновесие веры и разума: аристотелизм и аверроизм
- •Отношения между разумом и опытом
- •Отношения между теорией и практикой
- •Часть III. От университетского преподавателя к гуманисту Закат средневековья
- •Эволюция доходов
- •К наследственной аристократии
- •Коллежи и аристократизация университетов
- •Эволюция схоластики
- •Раскол между разумом и верой
- •Границы экспериментальной науки
- •Антиинтеллектуализм
- •Национализация университетов: новая университетская география
- •Университетские мэтры и политика
- •Первый национальный университет: Прага
- •Париж: величие и слабость университетской политики
- •Склероз схоластики
- •Университеты открываются гуманизму
- •Возврат к поэзии и мистики
- •Вокруг Аристотеля: возвращение к прекрасному слогу
- •Гуманист‑аристократ
- •Возвращение за город
- •Разрыв между наукой и преподаванием
- •Хронологические ориентиры
Раскол между разумом и верой
Вместе с великими докторами‑францисканцами Иоанном Дунсом Скотом (1266‑1308) и Уильямом Оккамом (прим.1300‑1350) теология начинает атаку на главную проблему схоластики – равновесие между разумом и верой. Начиная где‑то с 1320 г., как отметил Гордон Лефф 7, происходит отказ как от традиции, идущей от Ансельма (вера 6 поисках разума), так и от попыток найти единство тварного и божественного, что было, при всех различиях в подходе, общим стремлением августинианцев и томистов. К тому же августинианство в XIV‑XV вв. вновь начинает преобладать над духом томизма, против которого ополчаются мыслители того времени.
Именно Дунс Скот первым попытался отделить разум от веры. Бог настолько свободен, что ускользает от человеческого разума. Божественная свобода, ставшая центром богословия, недоступна для разума. Уильям Оккам следует за Дунсом Скотом и доходит до окончательного разрыва между практическим и теоретическим познанием, применяя следствия из учения Скота к отношениям человека и Бога. Он различает абстрактное и интуитивное познание. В противоположность интуитивному абстрактное познание не позволяет нам знать, существует ли вещь, которая существует, или что вещь несуществующая не существует… Интуитивное познание есть такое познание, посредством которого мы знаем, что вещь существует, когда она существует, и что она не существует, когда она не существует. Конечно, как показал Поль Виньё, оккамистская логика не обязательно ведет к скептицизму. Процесс познания не предполагает необходимого существования познаваемого объекта. Истина достигается двумя совершенно обособленными путями: доказуемо лишь то, что может быть подтверждено опытом; все остальное – дело умозрения, которое не дает не то что достоверного, но даже вероятного. Но применение этих принципов к теологии самим Оккамом ведет к скептицизму. Определяемый лишь как всемогущий, Бог делается синонимом неопределенности, он уже не является мерой всех вещей… Вследствие этого разум уже не может более подкреплять или подтверждать верование. Верование должно покинуть поле дискуссии, освобождая место факту; либо оно подлежит сомнению, которое распространяется на все сверхчувственное.
К. Мишальский хорошо показал, как оккамисты, отталкиваясь от этих предпосылок, развивали философию и теологию в сторону критицизма и скептицизма. Это развитие наложило глубокий отпечаток даже на университетское образование. Все более пренебрегают комментариями на Сентенции Петра Ломбардского, которые ранее были краеугольным камнем богословского образования. После Оккама уменьшается число проблем, они все более сосредоточиваются на всемогуществе и свободе воли. Одновременно нарушается всякое равновесие между природой и благодатью. Человек может совершить все требуемое от него Богом даже без помощи благодати. Все догматическое обучение не имеет никакого значения. Подрывается вся система ценностей. Добро и зло уже не исключают друг друга со всей непреложностью. Способности человека теперь можно обсуждать лишь в естественных терминах, сопоставимых с данными опыта.
Противники оккамизма, вроде оксфордца Томаса Брадвардина, согласны рассматривать вопросы в той же плоскости, они ставят те же самые проблемы. Их ссылки на авторитет, делающие из догмы центр всякой истины и всякого познания, ведут к столь же радикальному исключению разума. Как проницательно заметил Гордон Лефф, без разрушительной работы скептического богословия не смогли бы появиться ни Возрождение, ни Реформация. Отныне открыт путь для волюнтаризма, который в вырожденной и извращенной форме станет узаконивать волю к власти, сделается оправданием тирании государя. Будут отброшены последние угрызения совести – вроде тех, что были у Габриеля Биля, который, защищая своего мэтра Оккама, утверждал, что тот все же не предавал своего ремесла интеллектуала: Было бы постыдно, если бы богослов не мог дать каких‑то разумных оснований для веры; либо у Пьера д'Айи, со всей осторожностью говорившего: При истинности и спасительности нашей веры было бы недопустимо не защищать и не поддерживать ее вероятностными аргументами.