9 Февраля 1928 года IV акт, явление 4 эпизод XVI. Каминная Репетилов — Сибиряк

Мейерхольд. […] Эта сцена происходит в каминной комнате. Здесь сервированный стол, где стоят бутылки с вином, фрукты. Я хочу, чтобы этот монолог был интимным, вот я его и изолирую. Я колеблюсь, стоит ли вводить сюда людей. Здесь нужно, чтобы был такой заброшенный угол в доме, где царствует Петрушка.

Здесь должен быть камин, кресло, в котором сидит Репетилов, люди только проходят мимо него, так как через эту комнату можно пройти.

{230} Репетилов пришел с заднего крыльца. Это даже психологически верно. Он опоздал, и ему неловко показаться. Если он придет с парадного крыльца, то придется о нем доложить, а если он придет с заднего крыльца, то он прямо примажется к толпе гостей.

В этой комнате находится большой круглый стол, на котором стоит большой серебряный поднос, на котором стоят бутылки. Репетилов знает, что если сюда проникнуть, то он получит лучшие вина. Сцену можно начать с того, как Петрушка проводит Репетилова. Репетилов входит на цыпочках, снимает перчатки и сразу начинает у стола что-то есть. Чацкий сюда случайно может забрести. Потому что он все время бродит по комнатам. И вот он где-то здесь проходит — и вдруг: «Сердечный друг…»

Репетилов вошел полупьяный, идет как «денди». Он мистифицирует Чацкого. Нужно в стиле Диккенса дать этот выход. Это будет загадочная фигура. Пусть нас обвиняют в мистицизме.

Репетилова еще не видно, Петрушка смотрит во все стороны, зовет его рукой, потом показывает бутылку и наливает стакан. Вот тогда Репетилов выходит. Он идет крадучись, сразу начинает что-то есть. У Домье есть такая сцена. Он ест так утонченно, смакует какие-то мокрицы в миндале (это как у китайцев — ведь черт знает что они едят). Потом он пьет. Потом вдруг сразу выходит Чацкий и Репетилов говорит: «А, друг сердечный», «… а у меня к тебе [влеченье]…» — идет раскрыв руки, тянется к Чацкому, обнимает его — «… любовь какая-то…» — отклоняется — «… и страсть…». Несколько раз делает наклоны. Стихи не порвутся от этого. После «… и страсть» — бухнулся в кресло. Пауза. Правой рукой щелкнул Петрушке, тот наливает ему стакан. Он пьет, держит все время стакан, в который время от времени Петрушка подливает.

Цилиндр лучше дольше не снимать, это заинтригует публику. После «… зови меня вандалом» на минуточку снимает цилиндр, но сейчас же надевает. Публика опять заинтригована.

Кресло имеет здесь огромное значение. Это должно быть стариннейшее вольтеровское кресло с большой спинкой. Это кресло должно стоять перед камином, и мы дадим из камина рыжевато-красный луч и осветим его. Можно будет лунный свет бросить на натюрморт. Будет смесь лунного света из верхнего окна со светом из камина. Нужно репетировать вечером со световыми эффектами, тогда сцена сразу пойдет. Должно быть ощущение ночи, ощущение световых бликов, это имеет колоссальнейшее значение для этой сцены. Здесь должна быть координация света и актера.

«… Зови меня вандалом» — говорит сразу, не надо рвать фразу. Он держит в левой руке перчатки и после «вандалом» закрывает рот перчатками. Должна быть сплошная закутанность, это еще больше заинтригует публику. Такое интимное построение сцены дает нам страшную свободу действий. Если бы это было в вестибюле, его бы вывели. А в этой комнате можно себя держать свободно — в каминной комнате, где каждый может выпить стакан редерьера²⁷⁹.

После «… чтоб исповедь начать…» подходит в Петрушке, вытурил его ногой, потом садится на ручку кресла, чтобы быть ближе к Чацкому, и говорит ему почти на ухо. Репетилов закрывает правую часть лица цилиндром и начинает: «… Пожалуйста, молчи…» — говорит быстро, «у нас есть общество…» — страшно заглушенно, но напряженно. Репетилов {231} встает, обнимает Чацкого и, крепко держа его, жарит в ухо. «… у нас тебя недоставало…» — целует его несколько раз. После «Сок умной молодежи» — валится снова в кресло. После слов Чацкого: «Шумите вы, и только» — Репетилов свистнул Петрушке, чтобы тот ему налил еще вина. Когда он свистнул, он правой рукой снял цилиндр, но не отдает его — это важно, чтобы цилиндр был все время у него в руках, он может с ним играть, это очень важный аксессуар.

После «Как он поет…» он должен построить отдельную сцену, чтобы зазвучала какая-то ария. После «О! Диво!» — переход. Становится в позу, надел цилиндр на затылок, поет… При повторении этой фразы он опять садится. Тут можно сделать так, чтобы цилиндр у него скатился с головы, Петрушка поднял его, он опять надел, и опять цилиндр скатывается. Он роняет три раза цилиндр — в это время нужно прогнать текст не менее десяти — пятнадцати строчек. Это даст такую бесшабашность, это очень подходит к его характеристике. Это можно скомпоновать с эпизодом в кабачке. Певица поет в кабачке, и во время пения он вспомнит: «А нон лашьяр…»²⁸⁰. После падения цилиндра он ему надоедает, и он надевает его на ногу.

Когда он говорит «… читал ли что-нибудь, хоть мелочь», — он вынимает из кармана тетрадочку стихов, маленькую тетрадочку, как тогда издавали. Когда он говорит «… да он не пишет ничего…», это значит, что он написал одну книжку и больше не пишет. Как я написал одну книжку в тринадцатом году²⁸¹ и больше не пишу.