V акт, явление 7

(Старковскому.) Вы должны дать необыкновенную сухость. Этот монолог — гром без дождя, сухие удары, трескотня — без дождя. У Гоголя тут все раскаты сухие. Можно ли энергично, крепко? Да. Тут распущенности нет. Нет окружения мясом. Сухость везде. Это будет так. Я ясно слышу. Сухие слова, без пены сухие рты, а не жирная подача. И дальше так пойдет: «Убит, убит, совсем убит». Как будто молено быть не совсем убитым. Глупо смотрит куда-то в пространство: «Ничего не вижу. Вижу какие-то свиные рылы вместо лиц». Потом вдруг — «воротить, воротить его!» — неистовство. Чтобы все время были срывы в трагедию. Тогда это будет не комедия, а трагедия, страшная трагедия. У Гоголя ремарки — «в исступлении». «Грозит самому себе кулаком». Как в белой горячке. Потом он что-то выкинет — может быть, на руки встанет. Поэтому публика начнет смеяться. Он сделает вроде того, что залезет под стул и встанет вместе со стулом, чтобы публика засмеялась действительно. Вот тогда-то вы скажете: «Чему смеетесь… над собою смеетесь». Потом лезет на публику с кулаками и начинает про журналистов.

Теперь мне ясно, будет хорошо.

Пятый акт легче пойдет, почти найден.

II акт

[…] «Здорово, братец», — [Хлестаков] играет с офицером, говорит [слуге] через плечо. Надо затеять игру с офицером, а слуга убирает, и между двумя делами строится диалог, а вы затеваете монолог. У слуги только потому выходит, что он работает.

Карты в руках. Игра трех сортов: стоя, во-вторых, что-то показывает. Непременно стоя должен играть. Во время слуги — первый прием. Про Иохима — новый¹⁰². Офицер должен придумать движения, которые нужны.

Я еще не знаю, когда Хлестаков снимет штаны (нельзя ли сейчас снять, по-настоящему?). Снять-то снял и, видно, забыл, что он без штанов. А когда принесут обед, тогда уселся на лежанке по-турецки, тарелка на коленях. Нет трафаретной игры. Офицер подсядет, стульчик пододвинет. Осип сзади из-за лежанки. Композиция будет удобной. У Осипа слюнки текут. Это удобно. Тогда останется только сбросить сюртучок. Он без штанов, а в сюртучке. Тут нелепость нужна, в этой сцене. Чем нелепее, тем лучше. Офицер ест тоже. Вот и все. Я вообще думаю, что беспокоиться за эту сцену нет оснований. Куда же легче, чем городничий. Это адовая роль. У вас идет уже. Идет, идет. В расстановке слов {84} нет еще виртуозности. Еще не двигается текст — в смысле виртуозного овладения им. Авантюризм его проявляется во владении текстом: черт возьми, ловко как-то складываются фразы. Ну, это все-таки в сто раз легче, чем городничий.

На этом сегодня кончаем.

6 Марта 1926 года II акт Хлестаков — Гарин, Осип — Фадеев103

Мейерхольд (Гарину). Вы боитесь, когда он скажет — «мошенники», часто говорит: «а ты уж и рад». У Гарина какие-то придыхания. Эти придыхания мешают. Лучше увязать текст, но не прибавлять — «а», «и» и т. д., а то затрачиваете время, пропадает время, и происходит утрата энергии, а важно ее сохранить.

Слова «мошенники», «плут» должны произноситься как ругательства, а ты знаешь, Фадеев, как ругаются. Они придадут характер необычайной наглости.

При этом условии постоянных реплик Осип действительно будет отвечать, а ты, Фадеев, ругайся, ругательные слова выворачивай вот как, и тут «плут». Нагло смотри ему в лицо и нагло преподноси. Вы друг другу давайте реплики.

«Скотина» — выждать.

«Шерамыжников» — не должно пропадать, а то обрывается нить спора. Тут «зуб за зуб», и поосновательнее. Теряете чудный глагол «пересказывать». В этом «пересказывать» максимум неудовольствия, а вы говорите резонабельно, резонируете безразлично, не вкладывая в это «пересказывать» — «ведь вот какая дрянь». «Пересказывать» — это чудесный глагол, его надо «иих» как сказать.

«Ничего из этого не будет». «Не будет» — в этом глаголе есть простонародный оттенок, а если этого не дать — «интеллигентно» уж очень, кукиш с маслом получится.

Опять нет ударности в каком-то глаголе, в каком-то слове. «Обедать» — неважно, больше ударения на «не даст». Слово «обедать» ты, Фадеев, совсем забудь, как будто его нет. А то ерунда, сути дела не слышно.

У Гоголя нарочно такая большая тирада. Естественно, что после трамплина предыдущего основное ударение — «не даст».

«Хозяин сказал» — неважно, это в одно сказать, одним ударением. Это не важно, можно одинаково сказать оба слова, а вот «не даст» — это существенно.

«Не бу-удит» — пой, тут чуть-чуть бытовая окраска, знаешь, как маляры говорят.

«Видали» — тут две фразы, а ты хочешь в одну вместить.

«Третью неделю» — больше дразнения в этом другого, народный оттенок тут есть.

Он в задор вошел, его подмывает, ему интересно — нагромождение глаголов. Там нагромождение подлежащих, а тут сказуемых. С удовольствием говори, купайся в глаголах.

{85} «Да так. Все равно, хоть и пойду, ничего из этого не бу-удит», — дразнит его. Понимаешь, в построении фразы такой смысл — «на, выкуси», язык как бы высовывает. В этом есть хулиганство. Мы и в него внедряем элементы авантюризма — хулигана, обнаглевшего, разжиревшего на барских хлебах. Правда, около Хлестакова он не очень отъедался, но, когда жил в Петербурге, научился за ворота бегать, компании разные водить и при случае умеет «шмыгнуть за ворота». Это действительно так, и при образе жизни Хлестакова он заодно сам развратился, и мы заставляем Осипа проявить эту развращенную натуру. Все карты для этого налицо. В городе ты тут плохо устроился по его вине, отвечать ты ему уже привык и с удовольствием выкладываешь, что и городничему-то на него пожалуются, и шерамыжник-то он, и мошенник. Вот какая история. Понимаешь, надо смаковать все эти словечки. Совершенно другой смысл получится, чем если все это быстро говорить, не учитывая их отношений. Он не просто остроты смакует, он дразнит, кукиш ему показывает — что, съел? «Ничего не будет», «потому что хозяин сказал, что не даст». Ты сейчас выкладываешь текст немного со студенческим пафосом. «Мошенники» перед «шерамыжников» — я слушаю, ты прямо с пафосом Чацкого жаришь. Студент в тебе говорит, а ты по-деревенски; «видали» — снизить надо, кричать не надо.

«Вы, де, с барином, говорит» — не «говорит», а «гвырит», это даст трамплин, скачок, без этого не скажешь.

«Приедет, обживется» — ты должен дурака валять, а ты «этак всякий приедет» резонируешь, и потому плохо. Этот глагол имеет определенную окраску. Это издевательство, его он как бы передразнивает — «приехал, нате пожалуйста». «На что же хозяина» — оставить. Это поможет разрешить заключительную сцену очень хорошо.

«Пехотный капитан» — отчетливо опорные согласные.

«Все» — сволочь, в этом «все» звучит какое-то отношение, вся картина рисуется. Звонкость должна быть такая хорошая. «Насвистывает» и т. д. — мне кажется, что это настоящая ремарка. Это очень хорошо, но, может быть, просто пропеть, из «Роберта-Дьявола» можно найти.

Свист надо возобновить. Конечно, запомнить надо мотив. Это существенно. В настроении Хлестакова существует такой кусочек лиризма.

«Несут, несут, несут» — мне кажется, что он не говорит, а распевает, что он как бы распевает из итальянской оперы, рад и, подпрыгивая на этих словах, запускает какие-то рулады. Так интереснее — уж очень он обрадовался; а просто сказать — скука нестерпимая, а тут вдруг выскочил посетитель опер Мариинского театра¹⁰⁴ — так веселее.

Стоп. Это и будем в следующий раз.