12 Ноября 1925 года Совещание постановочной группы52

Мейерхольд. Для пьесы надо подбирать таких актеров, которые, хотя не блещут мастерством, но по своей природе подходящи, чтобы была свежесть исполнения, заштампованных не брать. Нужна кунсткамера, особенно для второстепенных ролей. Я считаю, что в «Ревизоре» Гоголь сделал городничего, Хлестакова, Анну Андреевну, Марью Антоновну, Осипа. А в остальных ролях ничего особенного, черт их знает, что они такое. Мы видели, что малоопытный Логинов читал Луку Лукича лучше других на семьдесят пять процентов. Может быть, оттого, что голос твердый, может быть, оттого, что мастодонт, в этой роли звучал уже не старый актер — понимание русского языка, понимание стиля важно. И я думаю, надо из этого исходить. Надо выбирать таких актеров, которые внесут свежесть типов, не надо надеяться на мастерство, а то мы сбиваемся на старомодную читку. […]

В отношении гостей дело обстоит плохо. В гости надо назначить тех, кто может танцевать, так как все сведется к кадрили и галопу.

Относительно костюмов. Вот затерянный участок! По моему наблюдению, все молодые художники не справляются с костюмной частью. Это наступление на вас, Шлепянов. Но и Дмитриев, и другие тоже. Я думаю, {50} мы коллективно тут будем работать — приемную комиссию сконструируем. Будем все принимать участие. Мы должны добыть журналы конца 30‑х годов — моды. Но надо прежде всего учесть, что это не столица — провинция. У Гоголя есть ремарка — «множество гостей в сюртуках и фраках и бог знает в чем». Уже одна эта ремарка говорит, что провинция. Тридцатые годы я хорошо знаю. Вы во мне найдете очень хорошего консультанта. Мы возьмем моды в пределах между 20‑ми и 30‑ми годами и будем брать в пределах этих десяти лет то, что наименее броско, без выкрутасов.

По части женских костюмов это эпоха блестящая. Возьмем другие альбомы — гоголевскую эпоху. Цетнеровичу поручается снестись с Дмитриевым, чтобы он немедленно выслал рисунки мебели. Ему же — пригласить Михаила Фабиановича Гнесина, попросить, чтобы он достал кадрили 30 – 40‑х годов. Если ему не удастся, можно воспользоваться материалами музыки из «Маскарада». Текст музыкальный к «Маскараду» — собственность Александрийского театра, но мы снесемся, попросим какой-нибудь morceau¹. Попросим Михаила Фабиановича взять на себя аранжировку. Для Жарова⁵³ надо романс в стиле Даргомыжского, романс того времени. Очень чувствительный романс — будет очень смешно.

Оркестр в составе: скрипка, альт, фагот, контрабас и медный инструмент — как еврейский оркестр. Почему я говорю об еврейском оркестре — потому что в Пензе, помню, всегда бывал на свадьбах еврейский оркестр. Было много евреев-музыкантов, потому что это был способ прорывать черту оседлости. В Пензе, я помню, ходили даже по улицам. Бывает же русский оркестр и еврейская свадьба. В «Вишневом саде» тоже говорят: «еврейский оркестр»⁵⁴ — ну что же, я не возражаю, что мы совпадаем.

Не можете ли, Шлепянов, как можно скорее дать размер девяти площадок, чтобы мы могли уже компоновать группы для «немой сцены», подготовить, кто направо, кто налево и т. д. […]

Теперь о работе с актерами. Кроме учителей сцены надо разработать доклад об игре актеров крупных — касается это, конечно, крупных ролей. Как бы у нас следовало протрактовать роли, когда пойдет трактовка. Поручается Кореневу⁵⁵.

А актерам задание — подумать о трактовке и дать всякие детали. В работе с актерами важно, чтобы они знали традиционные приемы игры.

Некоторое время идет на сцену. Во вторник еще рано устраивать репетицию, надо сделать характеристики.

Одно собрание отдадим для беседы о характеристиках. Пусть говорят сами актеры. А может быть, и два придется сделать, пожалуй не меньше. И во время читок заставить их говорить, чтобы не было молчаливых слушателей, пусть хоть скажут — верный тон или неверный. Это будет попытка установить коллективное начало. И для общения с режиссурой это хорошо.

На вторник 17 ноября мы назначим беседу с актерами⁵⁶.

На среду 18‑го — доклад Коренева.