2.2 Этика экономических отношений в православии.

Исследователи отмечают, что православие гораздо более опосредованно связано с хозяйственно-экономической сферой жизни в отличие от католицизма, протестантизма или ислама. Православие не создавало своей «политэкономии», поэтому говорят о его дистанцированности от хозяйственно-экономических проблем. Для православия наиболее важны «духовная, внутренняя жизнь человека, внутренние его побуждения». Это своеобразие сказывается на особенностях религиозного правосознания, которое выражается в этике труда, отношении к собственности, богатству и бедности.

Православие выстраивает систему ценностей, в которой духовное обуславливает телесное. Современный исследователь Татьяна Коваль в своей статье «Этика труда православия», объясняя мотивации труда в православии, ссылается на известного русского философа начала прошлого века С.Н. Булгакова, который подчеркивал, что «этика труда есть в конечном итоге вопрос о господстве духовного начала над материальным».

«Внутренняя, исходящая из сердца и сокрытая в сердце мотивация труда, неизмеримая внешними средствами духовная жизнь в конечном счете и определяют ценность труда в православии. Полезность труда, таким образом, измеряется прежде всего его "душеполезностью". Из всего этого следует, что труд, превращенный в религиозное служение, совершаемый ради любви к Богу и ближнему, направленный на раскрытие данного Богом таланта, на совершенствование и воспитание души, признается в христианстве безусловно благим трудом, угодным Богу деланием человека на Земле. Напротив, труд, целью которого является только самоутверждение, самодостаточный труд ради труда, труд, являющийся средством удовлетворения разного рода страстей, гордыни, тщеславия, жажды власти, самопревозношения и пр., признается в православии суетным, лишенным смысла, а иногда и просто пагубным для души», - пишет Коваль. В католицизме и более в протестантизме полезность труда определяется в большей степени объективной полезностью чем «душеполезностью».

Так, Коваль добавляет: «... из учения одного из главных идеологов пуританства Р. Бакстера следует, что если Бог указует вам путь следуя которому вы можете честным способом заработать больше чем на каком-либо другом пути, и вы отвергаете это и выбираете менее доходный путь, то тем самым вы совершаете грех и препятствуете осуществлению одной из целей вашего призвания».

Если выразить основной догмат православия о труде, то высшим трудом признается «душеделание». Как следствие, высшим трудом в православии (в этом схожесть с католицизмом) признается труд монахов. Эксперты утверждают, что русское религиозное сознание ориентировано на монашеский идеал, который служит духовнонравственным ориентиром. В то время как протестантизм отрицает, что молитвенный труд выше любого другого, как отрицает и сам институт монашества. Православие призывает «молиться и трудиться», католицизм - «трудиться и молиться», а протестантизм считает что «сам труд есть молитва».

Православие не различает по значимости физический и интеллектуальный труд: «труд по перекапыванию грядок не хуже и не лучше труда па "хлеботворне", па постройке сарая или какой-либо умственной, творческой работы». В то время как в западном христианстве труд «высших» считается принципиально выше труда «низших». «Это ярко проявлялось в монастырской жизни. За исключением страдной поры и других особых случаев образованные монахи в католических монастырях не занимались, как правило, "низкой" работой. Весь грязный, "мужицкий" труд в некоторых орденах вообще исполняли не полноправные монахи, а так называемые "конверзы", которые хотя и жили в монастыре по уставу, никогда не могли и мечтать о том, чтобы стать полноправными монахами».

В православии профессионализм не связывается непосредственно с призванием служения Христу и не представляется религиозной добродетелью. На примере жизни православных святых поощрялось мастерство на все руки. Это во многом объясняется, тем, что Россия до относительно недавнего исторического времени (еще до начала XX в.) была аграрной страной, а в крестьянском хозяйстве данные качества были необходимы. Разделение труда стало распространяться с развитием ремесел в городах и, в большей степени, с возникновением капиталистического способа производства, с распадом крестьянского уклада, созданием фабрик и заводов. Однако стремление к профессионализму в определенной профессии не получило религиозного одобрения, как это сделал протестантизм.

Как православие относится к богатству? В отличие от протестантизма оно не рассматривает имущественное положение человека как свидетельство о том, угоден или не угоден он Богу. Культ богатства и нравственность здесь считаются несовместимыми. В начале XX в. С. Булгаков и другие исследователи Фомы Аквинского отмечали, что невозможно одновременно служить Богу и мамоне. Это означает, что богатство в основном осуждается, в особенности, если оно становится объектом поклонения «любостяжателя».

Позже, во второй половине XX в., архиепископ Иоанн Сан-Францисский (Шаховской) разъяснял, что это представление не совсем верно, ссылаясь на то, что Евангелие осуждает не само пользование имуществом, но неправильное, внутреннее отношение к нему, привязанность к земным благам. «Смиренный обладатель богатства, считающий себя лишь "управляющим" этого богатства, принадлежащего Творцу, и справедливо владеющий им, приобретающий милостивое отношение к миру через него, конечно, не может быть причислен к тем богатым, о которых Спаситель сказал, что "горе" им. Нет, таким богатым не горе, а радость, и - радость вечная».

Иными словами, согласно православным взглядам, блага пагубны, когда они становятся предметом поклонения и порабощают человека (в этом схожи все религии авраамического происхождения).

В то же время возможно разумное пользование имуществом. Правильное распоряжение «может быть и обычным экономическим хозяйствованием, построением хорошего фабричного или сельскохозяйственного предприятия. По виду оно будет как "все дела мира сего", но по внутреннему содержанию своему оно уже будет малым осуществлением Царства Божия... Так, А.С. Хомыков имел землю и даже прикрепленных к себе крестьян, но по существу он являлся не хозяином земель своих и людей, а заботливым отцом и даже слугой их. Таково миросозерцание всех имеющих состояние христиан: хозяев, промышленников, фабрикантов... Говоря миру: "Больший да будет слуга", Господь Иисус Христос под "большим" разумел богатого, все равно чем: деньгами, положением, талантом. Больший должен служить, а не властвовать через те дары (материальные и духовные), которые даны ему лишь на время».

А.В. Савка в статье «Социокультурные традиции России и философия хозяйства» говорит о том, что «в культуре России духовное богатство первичнее материального, у русского народа есть черта, которая ставит в тупик многих экономистов и социологов. - "дух нестяжательства", выражающийся в отсутствии у значительной его части стремления к материальному богатству, накопительству, энергичному стяжанию материальных ценностей. "Дух нестяжательства" отражает иной приоритет жизненных ценностей, сложившихся в народной культуре: материальные блага не занимают главного места в жизни».

Отличием православия, так часто отмечаемым исследователями, является и принцип соборности. Данный принцип также может рассматриваться как следствие монашеского идеала в качестве нравственного эталона. Совместный труд, совместная деятельность, коллективное владение подразумевают соборность. Этот принцип оказал большое воздействие на формирование в России представления о потреблении и распределении производимых благ. Хотя, по мнению экспертов, в настоящее время отмечается некоторое преувеличение значения этого принципа.

Особое отношение в православии и к бедности. Этот вопрос связан с трактовкой подвига социального опрощения. На Руси социальное опрощение предписывалось «жаждущему спасения иноку». «Святые подвижники чаще представали как бедняки, одетые в «худые ризы», как кроткие и смиренные труженики, никогда не остающиеся без работы, забывшие о своем некогда высоком социальном статусе, о дворянском или боярском происхождении и занятые грубым, тяжелым, «низким» трудом». Таким образом, простота и аскетизм во всем в большей степени свойственны русскому характеру. Монашеский идеал, подвиги социального опрощения, особое почитание аскезы нестяжания привели к тому, что «... русское религиозное сознание почитало бедность, в то время как богатство считало более сомнительным. Бедность сама по себе уже как бы предполагала добродетель».

Т. Коваль делает вывод, что «православная этика труда ориентирует не на "формальную рациональность" экономики, не на стремление к эффективности ради эффективности, к прибыли ради прибыли, к развитию хозяйства ради хозяйства, но на цель, лежащую вне экономики и вне хозяйства как такового. В этом смысле православная этика труда не создает (подобно этике протестантской) духовной основы для формирования человека "буржуазного типа".

Скорее, наоборот, она предохраняет от этого.

Православная этика труда, ее отношение к собственности и богатству дают определенные ориентиры, исполненные высокой духовности. Они могут помочь нам выработать по-настоящему нравственную мотивацию труда и вдохнуть жизнь в профессиональное творчество, предохраняя от "искушения хлебами" и от соблазна увидеть только в экономическом развитии залог счастья и благоденствия».

Таким образом, мы видим, что православная этика труда соответствует идеалам «сверхэкономизма». По нашему мнению, это во многом результат того, что православные богословы в недостаточной степени занимались вопросами, касающимися хозяйственной жизни верующих, разъяснением норм поведения в меняющихся социальноэкономических условиях. Россия, как уже отмечалось, до начала XX в. была аграрной страной, и религиозное сознание ориентировалось на аграрно-патриархальную, а не индустриальную модель общества. Католические и протестантские священники еще на несколько веков ранее освятили ростовщичество и расчистили дорогу для развития банковской системы. А православие до сих по не высказалось по этому поводу⁵.