Тебя из рук сестры твоей я принял, Увел, и этим спас, и возрасти До зрелых лет — да отомстишь убийцам!

В пространном монологе Орест излагает свой план, продикто­ванный ему Фебом, т.е. Аполлоном: «хитростно, без войска, без оружья, месть праведную довершить он должен». Орест предъявит Клитемнестре бронзовую урну якобы с прахом умершего сына, тем самым усыпит бдительность ее и Эгисфа. «Пускай жи­вой я мертвым назовусь», — объясняет свой замысел Орест. В этот момент раздавался скорбный голос Электры:

О, горе мне, злосчастной.

Неизбывное горе сопровождало несчастную дочь Агамемно-

на:

Солнца свет непорочный!

Ты, о землю объемлющий воздух!

Вы ль не слышали, как я стенаю?

Вы ль не слышали, как я горюю?

Участники хора выражали сочувствие «злосчастной матери дочери, другу Электре» и провозглашали: «Смерть! Смерть ви­новным!» Они протягивали руки к Электре, царской дочери, которой уготована горькая судьба, и бремя мести матери. О своей униженной доле она говорит:

Я изнываю одна, без родителей,

Милый супруг за меня не заступится.

Но в большей мере, чем личная униженность, ранит ее без­жалостное зло, с которым она столкнулась, аморальность, уко­ренившаяся в ее родном доме. Она находит для этого жестокие, но справедливые слова:

Во-первых, мать, моя родная мать

Врагом мне лютым стала. Во-вторых,

С убийцами отца, в своем же доме,

Я жить принуждена, от них завишу.

…………………………………………………..

Её оскорбляет то, что Эгисф на троне.

Лежит убийца нашего отца

В постели с нашей матерью злосчастной, -

Коль матерью еще возможно звать

Ее, с ним разделяющую ложе!

ЭЛЕКТРА И ХРИСОФЕМИДА. Подобно тому, как Антигона противопоставлена робкой Йсмене, решительный характер Электры оттеняется фигурой ее сестры Хрисофемиды. Та — олицетворение кротости и скромности — желает предостеречь сестру от опасности, подстерегающей ее. Но Электра не желает Хрисофемиду слушать: «Я действую иначе». С ней солидарен хор.

На сцене Клитемнестра. Она — само спокойствие, величие и непоколебимость. Воплощение власти, грозной и безжалост­ный. Она объясняет справедливость убийства Агамемнона, по­скольку тот принес в жертву Ифигению. Хрупкая Электра стра­стно обвиняет мать.

Жертва Ифигении была вынужденной. А вот преступлению матери нет прощения. За это Клитемнестра обрушивает на дочь, «тварь наглую», проклятья, грозит карами.

Приход Наставника, сообщающего о мнимой смерти Орес­та, повергает Электру в отчаяние. «О горе, горе мне... Орест мой милый! Ты убил меня».

Но в эту сцену отчаяния врывается нота надежды. Хрисофемида сообщает ей, что нашла на могиле Агамемнона прядь све­жесрезанных волос «любимого Ореста»: «близко избавленье от долгих бед, тебе — от горьких слез». Возможно, брат все-таки жив. Но Электра не надеется на добрые вести, она все еще счи­тает, что Орест умер. А потому отныне на нее и Хрисофемиду ложится тяжкая задача мести.

Появляется сам Орест и протягивает Электре черную урну с прахом. Происходит одна из самых потрясающих в эмоциона­льном отношении сцен — «сцена с урной». Перед Электрой — безусловное доказательство смерти ее брата. Выражению ее скорби соответствует танец хора.

О памятник того, кто всех любимей!

Душа Ореста — здесь... Увы, о том ли

Мечтала я, когда его спасала!

И вот держу в руках своих — ничто...

А уходил ты, милый мой, цветущим!

Зачем я раньше не лишилась жизни,

Чем в край чужой отправила тебя!

Электра хочет с Орестом разделить могилу. Но живой Орест перед ней. Он хочет отобрать у сестры урну. Теперь он понима­ет, кто передним. Электра не отдает урну. Происходит быст­рый обмен репликами. В итоге — «узнавание». Орест — живой. Страстно, горячо она восклицает: О, счастья день!

Электра жаждет, чтобы хор разделил радость, от которой не­льзя сдержать слез. Происходит зримое преображение Электры. Она — свет, энергия, активность.

ГИБЕЛЬ КЛИТЕМНЕСТРЫ И ЭГИСФА. В спектакле театра греческой трагедии зрители не видели сцены убийства матери, но до них доносился ее вопль: «Сын мой, пощади родную мать!» Появлявшаяся на сцене Электра ободряла брата: «О, рази еще!» А затем: «Погибель и Эгисфу». Затем появлялся Эгисф. Перед ним был постамент с трупом, закрытым покровом. Эгисф полагал, что Орест, эта по­стоянно довлевшая над ним кара, мертв. Электра хладнокровно скрывала чувства. Когда Эгисф открывал покров, то видел Кли­темнестру и понимал, что попал в «ловушку».

Казнь Эгисфа происходила за сценой. Сестра и брат удаля­лись туда, чтобы совершить месть. Орест предрекал Эгисфу:

...Не так умрешь.

Как хочешь сам. Конец тебе готовлю

Горчайший.

Трагедию завершала песнь хора:

О, Атреев познавший все бедствия род!

Наконец ты желанной свободы достиг, —

Осчастливленный нынешним делом.

Эсхил

(Aischylos)

525—456 до н. э.

Семеро против Фив (Hepta epi Thebas)

Трагедия (467 до н. э.)

В мифической Греции были два самых сильных царства: Фивы в Средней Греции и Аргос в Южной Греции. В Фивах был когда-то царь по имени Лаий. Он получил пророчество: «Не роди сына — по­губишь царство!» Лаий не послушался и родил сына по имени Эдип. Он хотел погубить младенца; но Эдип спасся, вырос на чужой сторо­не, а потом нечаянно убил Лаия, не зная, что это его отец, и женился на его вдове, не зная, что это его мать. Как это случилось, и как это открылось, и как за это пострадал Эдип, нам расскажет другой дра­матург — Софокл. Но самое страшное — гибель царства — было еще впереди.

СЕМЕРО ПРОТИВ ФИВ

У Эдипа от кровосмесительного брака с собственною матерью ро­дились два сына и две дочери: Этеокл, Полиник, Антигона и Йемена. Когда Эдип отрекся от власти, сыновья отвернулись от него, попре­кая его грехом. Эдип проклял их, посулив им делить между собою власть мечом. Так и случилось. Братья договорились править попере­менно, каждый по году. Но после первого же года Этеокл отказался

Уйти, и изгнал Полиника из Фив. Полиник бежал в южное царство — в Аргос. Там он собрал себе союзников, и они всемером пошли на семивратные Фивы. В решающем бою два брата сошлись и убили друг друга: Этеокл ранил Полиника копьем, тот упал на колено, Эте­окл навис над ним, и тут Полиник ударил его снизу мечом. Враги дрогнули, Фивы были на этот раз спасены. Только поколение спустя, на Фивы пришли походом сыновья семерых вождей и надолго стерли Фивы с лица земли: пророчество сбылось.

Эсхил написал об этом трилогию, три трагедии: «Лаий» — о царе-виновнике, «Эдип» — . о царе-грешнике и «Семеро против Фив» -— об Этеокле, царе-герое, отдавшем жизнь за свой город. Со­хранилась только последняя. Она по-старинному статична, на сцене почти ничего не происходит; только величаво стоит царь, приходит и уходит вестник и жалостно стенает хор.

Этеокл объявляет: враг подступает, но боги — защита Фивам; пусть же каждый исполнит свой долг. Вестник подтверждает: да, семь вождей уже поклялись на крови победить или пасть и мечут жребий, кому идти на какие ворота. Хор фиванских женщин мечется в ужасе, чует гибель и молит богов о спасении. Этеокл унимает их: война — мужское дело, а женское дело — сидеть дома и не смущать народ своим страхом.

Вновь является Вестник: жребии брошены, семь вождей идут на приступ. Начинается центральная, самая знаменитая сцена: распреде­ление ворот. Вестник пугающе описывает -каждого из «семерых;'' Эте­окл спокойно отвечает и твердо отдает приказы. «У первых ворот — герой Тидей: шлем с гривою, щит с колоколь­цами, на щите звездное небо с месяцем». «Не в гриве сила и не в ко­локольцах: как бы самого его не настигла черная ночь». И против аргосского начальника Этеокл посылает фиванского.

«У вторых ворот — гигант Капаней, на щите его воин с факелом; грозит огнем спалить Фивы, не страшны ему ни люди, ни боги». «Кто богов не боится, того боги и покарают; кто дальше?» И Этеокл вы­сылает второго вождя.

«У третьих ворот — твой тезка, Этеокл аргосский, на щите его воин с лестницей лезет на башню». «Повергнем обоих — и того, кто со щитом, и того, кто на щите». И Этеокл высылает третьего вождя.

«У четвертых ворот — силач Гиппомедонт: щит — как жернов, на щите змей Тифон пышет огнем и дымом». «У него на щите Тифон, у нас Зевс с молниями, победитель Тифона». И Этеокл высы­лает четвертого вождя, «У пятых ворот — красавец Парфенопей, на щите его чудо-Сфинкс, загадками терзавшая, Фивы». «И на живую, Сфинкс нашелся разгадчик, а рисованная нам и подавно нестрашна».. И Этеокл высы­лает пятого вождя.

«У шестых ворот — мудрый Амфиарай: он пророк, он знал, что идет на смерть, но его залучили обманом; чист его щит, и знаков на нем нет». «Горько, когда праведный делит судьбу со злыми: но как предвидел он, так и сбудется». И Этеокл высылает шестого вождя.

«У седьмых ворот — сам твой брат Полиник: или сам умрет, или тебя убьет, или выгонит с бесчестьем, как ты его; а на щите его писа­на богиня Правды». «Горе нам от Эдипова проклятия! но не с ним святая Правда, а с Фивами. Сам пойду на него, царь на царя, брат на брата», - «Не ходи, царь, — умоляет хор, — братскую кровь грех проливать». —. «Лучше смерть, чем позор», — отвечает Этеокл и ухо­дит.

На сцене — только хор: женщины в мрачной песне предчувству­ют беду, поминая и пророчество Лаию: «Царству — пасть!» — и проклятие Эдипа: «Власть — мечом делить!»; пришло время распла­ты. Так и есть — входит вестник с вестью: шесть побед у шести ворот, а перед седьмыми лали оба брата, убив друг друга, — конец царскому роду фиванскому!

Начинается погребальный плач. Вносят носилки с убитыми Этеоклом и Полиником, выходят навстречу их сестры Антигона и Йсмена. Сестры заводят причитания, хор им вторит. Поминают, что имя Этеокла значит «Велеславный», поминают, что имя Полиника значит «Многобранный» — по имени и судьба. «Сразил сраженный!» — «Убит убивший!» — «Умыслив зло!» — «Терпя от зла!» Поют, что было у царства два царя, у сестер два брата, а не стало ни одного: так бывает, когда меч делит власть. Протяжным плачем заканчивается трагедия.