Софокл «Царь Эдип». «Антиго­на». «Электра».

Срединное место в великой триаде трагиков занимает Со­фокл, младший современник Эсхила. Он продолжил его дело и дал греческой трагедии совершенное художественное воплоще­ние. Он запечатлел расцвет афинской демократии. Его творчест­во, исполненное гармонии и величия, явилось одним из ярчай­ших художественных феноменов, выразивших «век Перикла».

«Любимец богов»

Софокла называли «любимцем богов» — так щедра оказалась к нему природа, наделив его талантами, долголетием и здоровьем. Немного сыщется в истории литературы художников слова, проживших столь плодотворную, пре­красную жизнь. Жизнь драматурга овеяна легендами. Греки определяли свой нравственный идеал человека словом «калокагатия». Оно происходит от двух слов: «прекрасный» («калос») и «хороший» («агатос»): человек красив сочетанием в себе внеш­ней привлекательности, гармонией тела, физической силой и нравственным благородством, духовным богатством. Достигает­ся это как физическими упражнениями, занятиями спортом, так и целеустремленным воспитанием и образованием. Достойный гражданин обязан и отстаивать, если потребуется, родной полис с оружием в руках, и прославлять его добрыми делами в самых разных областях. Привлекательность внешнего облика впечатля­ет, лишь, будучи соединена с красотой, скрытой духовной.

МИФОЛОГИЧЕСКАЯ ОСНОВА ТРАГЕДИИ. Сюжет «Царя Эди­па», подобно многим другим трагедиям, — это обработка мифа. Он относится к особому циклу мифов, Фиванскому. Это сказа­ния, связанные с городом Фивы, с судьбой его героев. Грече­ский писатель Аполлодор так излагает запечатленные в мифе со­бытия, лежащие в основе софокловской трагедии.

Лай воцарился в городе Фивы и женился на Иокасте. Одна­ко дельфийский оракул предрек ему, что он не должен иметь детей, ибо его ребенок станет отцеубийцей. Когда ребенок поя­вился на свет, Лай отдал его пастуху и повелел отнести на гору Киферон, предварительно проколов ему пряжкой голени. От­сюда имя ребенка — Эдип, что означает: с проколотыми ногами. Но пастух из города Коринфа нашел ребенка и передал его без­детному царю Полибу, который его усыновил. Ребенок рос си­льным и смелым. Долгое время он ничего не знал о своем про­исхождении. Однажды его назвали подкидышем. Тогда Эдип обратился за разъяснением к дельфийскому оракулу, прося от­крыть ему тайну его происхождения. Оракул ответил уклончи­во. Он лишь сказал, чтобы гот не возвращался на родину, по­скольку ему суждено убить своего отца и жениться на своей матери. Услышав это и полагая, что он — сын Полиба, Эдип, надеясь уйти от судьбы, оставляет Коринф. Однажды, проезжая по узкой горной дороге, он повстречал ехавшего на колеснице царя Лая, который потребовал, чтобы Эдип уступил ему дорогу. Когда Эдип проявил медлительность, Лай ударил одного из коней Эдипа. Вспылив, Эдип убил Лая и его слугу, не зная, кто на самом деле был перед ним. После этого он прибыл в Фивы.

В это время город постигла беда. Боги наслали на него чудо­вище — Сфинкса, имевшего лицо женщины, грудь, лапы и хвост льва, а крылья птицы. Сфинкс уселся на горе и стал одо­левать фиванцев загадкой: кто, имея один и тот же голос, утром является четвероногим, днем — двуногим, а вечером трехногим су­ществом. Бессильных разгадать загадку Сфинкс пожирал. Нахо­дившийся в Фивах Креонт, брат овдовевшей Иокасты, жены погибшего Лая, объявил, что тот, кто разгадает загадку Сфинк­са, займет освободившийся престол в этом городе и получит в жены Иокасту. Услышав загадку Сфинкса, Эдип ответил ему, что речь идет о человеке: в младенчестве он ползает на руках и ногах, повзрослев, ходит на двух ногах, а в старости пользуется еще и палкой. После этого Сфинкс бросился в пропасть и раз­бился насмерть. Счастливые фиванцы избрали Эдипа царем, который женился на Иокасте, и она родила от него двух сыно­вей, Полиника и Этеокла, и двух дочерей, Антигону и Исмену. Таковы события, которые непосредственно не показываются, но о которых будет упоминаться по ходу действия.

ЭДИП В ПОИСКАХ ИСТИНЫ. Однако было бы не вполне справедливо истолковывать софокловский шедевр лишь как трагедию рока, демонстрирующую неотвратимое всесилие судь­бы и бессилие человека. Пафос «Царя Эдипа» — в страстном поиске истины, в том «трагическом анализе», если употребить выражение Шиллера, который осуществляет главный герой.

При этом Софокл вносит некоторые коррективы в миф: непосредственное действие трагедии происходит примерно че­рез двадцать лет после гибели Лая и освобождения Фив от Сфинкса.

РАЗВИТИЕ ДРАМАТУРГИЧЕСКОГО ДЕЙСТВИЯ. Исходная си­туация такова. Эдип, уже немолодой человек, по праву назван­ный «славным», «спасителем», принимает делегацию горожан, умоляющих царя избавить город от поразившей его страшной болезни, чумы. Подобные эпидемии, как известно, считались карой богов, выражавших так свое недовольство. Эдип испол­нен сочувствия к своим согражданам:

...Ни один из вас

Всё ж не страдает так, как я страдаю:

У нас печаль лишь о самих себе,

Не более — а я душой болею

За город мой, за вас и за себя.

Он отправляет своего зятя, Креонта, к оракулу Аполлона выяснить, «какой мольбой и службой град спасти». Вернувший­сь, Креонт сообщает мнение Аполлона, выраженное следующим образом:

Ту скверну, что в земле взросла фиванской,

Изгнать, чтоб ей не стать неисцелимой.

Эта «скверна» — пребывание в городе убийцы царя Лая, ко­торого необходимо найти и покарать. В свое время считалось, что на царя напали разбойники, из близких царя в живых остался лишь один человек. Тогда поисками убийцы не заня­лись из-за нависшей над Фивами страшной опасности — Сфинкса. Эдип полон решимости найти преступника. Обраща­ясь к подданным, он уверяет их:

Союзника во мне вы обретете:

Я буду мстить за родину и бога.

Он, «мститель за убитого царя», обещал денежную награду тому, кто поможет найти убийцу. Требует: кто бы ни был убийца, не давать ему крова, не допускать его к молениям, жертвам, гнать его отовсюду, ибо он — «виновник скверны, поразившей город».

Драматизм ситуации заключается в том, что Эдип ищет са­мого себя. Это знали зрители, те, кому был известен миф. Поэ­тому они с таким напряженным вниманием следили за перипе­тиями эдиповых поисков.

ЭДИП И ТИРЕСИЙ. Между тем, истина ведома слепому про­рицателю Тиресию. К нему обращается Эдип с настоятельной просьбой о содействии в розыске преступника: Мы в тебе одном заступника и своей напасти знаем.

Однако Тиресий уходит от прямого ответа, в его словах — невнятные, но грозные намеки. Прорицатель сетует: «Как страшно знать, когда от знания нет пользы нам». Это вызывает резкое недовольство Эдипа, человека вспыльчивого, который обрушивает на Тиресия жестокое обвинение: «...Будь ты зряч, сказал бы я, что ты и есть убийца». Подобного уже не может перенести Тиресий, бросающий в лицо всемогущему царю:

Страны безбожный осквернитель — ты!

Эдип возмущен «бесстыдством» Тиресия, грозит ему «воз­мездием». Но прорицатель «силен правдою». Эдип усматривает в высказываниях Тиресия козни Креонта, якобы замыслившего таким образом отнять у него престол. Он искренне возмущен:

О деньги! Власть! О, мощное оружье

Сильней всех прочих в жизненной борьбе!

Креонт, в минувшем преданный мне друг,

Подполз тайком, меня желая свергнуть.

ЭДИП И КРЕОНТ. После ухода Тиресия происходит новое столкновение характеров. На этот раз — Эдипа с Креонтом. Их диалог — образец драматургического мастерства Софокла. Эдип обвиняет Креонта в «сговоре» с Тиресием, ибо тот назвал Эдипа убийцей Лая. Креонт достойно держится с Эдипом, ко­торый, лишь заподозрив, уже поспешил высказать страшное обвинение. «Отвергнуть друга преданного — значит лишиться драгоценнейшего в жизни», — уверяет Креонт Эдипа, желаю­щего не просто изгнать Креонта, но и «умертвить» его.

Если в дальнейшем, в «Антигоне» Креонт, ставший царем-деспотом, то здесь он способен вызвать сочувствие и хора, и зрителей. Несправедливость Эдипа заставляет его воскликнуть: «Дурная власть — не власть».

ЭДИП И ИОКАСТА. На сцене появляется новый персонаж. Это жена Эдипа Иокаста, которая прекращает ссору. Желая ус­покоить мужа, Иокаста объясняет ему, сколь ложны бывают прорицанья. Она рассказывает ему, как жрецами было предсказано, что ее первый муж Лай погибнет от их же сына. Поэтому на третий день рождения младенца Лай бросил его на недоступ­ную скалу. Сам же погиб не от руки сына, как было предсказа­но, а от «разбойников безвестных» на перекрестке трех дорог. Но, желая успокоить Эдипа, она лишь усиливает ею подозренья:

О, как мне слово каждое твое

Тревожит душу и смущает сердце!

Эдип вспоминает о том, что когда-то очень давно, при сход­ных обстоятельствах он совершил убийство. Он чувствует, что «страшные проклятья в неведенье назвал я на себя», что «сле­пой провидец зрячим был». Эдипу важно узнать дальнейшие подробности гибели Лая: был ли он убит несколькими разбой­никами, как гласила молва, или все-таки одним человеком. Эдип бесстрашно ведет розыски, зная, какой страшный резуль­тат они могут иметь.

РАССКАЗ ЭДИПА. Герой так излагает свою историю:

На пире гость один, напившись пьяным,

Меня поддельным сыном обозвал.

И, оскорбленный, я с трудом сдержался

В тот день и лишь наутро сообщил

Родителям. И распалились оба

На дерзость оскорбившего меня.

Их гнев меня обрадовал, — но все же

Сомненья грызли: слухи поползли.

И не сказавши, матери с отцом

Пошел я в Дельфы. Но, не удостоив

Меня ответом, Аполлон лишь много

Предрек мне бед, и ужаса, и горя:

Что суждено мне с матерью сойтись,

Родить детей, что будут мерзки людям,

И стать отца родимого убийцей.

Чтобы уйти от судьбы, Эдип покидает Коринф. Вспоминает он и о ссоре на развилке трех дорог, о том, как возница и ста­рик стали его сгонять с дороги, как старик грубо его ударил, а он с «лихвой им отплатил» и «всех их умертвил». Его охватывает ужас: что если есть «родство меж ним и Лаем». В подозрении Эдип не щадит себя:

И это — я,

Сам на себя обрушивший проклятья! Я оскверняю ложе мертвеца Кровавыми руками. Я ль не изверг? Я ль не безбожник?..

ФИНАЛ ТРАГЕДИИ. Все ждут прибытия раба, которому было приказано умертвить ребенка Иокасты. Но неизбежная развяз­ка вновь оттягивается. Софокл применяет здесь прием «ретар­дации», т.е. замедления действия.

Появляется Вестник, прибывший из Коринфа, приносящий «и радость, и скорбь». Он сообщает о смерти Полиба, приемно­го отца Эдипа. Жители Коринфа избрали Эдипа своим царем. Это известие, опечалившее Эдипа, вселяет в него и надежду: значит, не сбылось предсказание, что он станет убийцей своего отца. Правда, возможно, что отец умер «с тоски по сыну». Иокаста его в этом поддерживает. Но он боится ехать в Ко­ринф, чтобы не жениться на своей матери. Однако выясняется, что Полиб не был родным отцом, а Вестник — тот самый пас­тух, который получил младенца в ущелье Киферона, спас его и передал бездетному Полибу.

Иокаста, уже догадавшаяся, какова тайна рождения Эдипа и всей его последующей жизни, умоляет его прекратить дальней­шие розыски. «Несчастный, — умоляет его Иокаста. — О, не узнавай, кто ты!»

Но не случайно Софокл выводил на сцену личности герои­ческие. Людей таких, «какими они должны быть». Для Эдипа истина выше личного благополучия. Доставляется раб, отно­сивший ребенка на гору Киферон. Он страшится отвечать на вопросы Эдипа. Наконец он признается, что получил младенца из рук царицы Иокасты с приказом умертвить. Но он его пожа­лел и отдал пастуху из Коринфа. В отчаянии старый раб вос­клицает:

Для бед великих спас дитя, и если

Ты мальчик тот, знай, ты рожден на горе!

И это вызывает скорбное признание Эдипа:

Увы, мне! Явно все идет к развязке. О свет! Тебя в последний раз я вижу!

Хор поет песню о том. что «жизнь людская, увы, ничто». Счастье переменчиво. Эдип удостоился высшего почета, он свершил немало благодеяний.

А ныне сыщется ль несчастней кто из смертных?

Томится ль так другой у бед и мук в плену.

Дальнейшие страшные события происходят за сценой. О них сообщает Домочадец. С той же страстью, с какой допыты­вался истины, Эдип, узнав правду, казнит себя. Увидев в спаль­не повесившуюся царицу Иокасту, царь карает себя:

С ее одежды царственной сорвав

Наплечную застежку золотую,

Он стал иглу во впадины глазные

Вонзать, крича, что зреть очам не должно

Ни мук его, ни совершенных зол.

Затем на сцене появляется несчастный Эдип, который, «трижды проклят меж людей»:

Вернулись бы с весельем, а не с плачем?

Когда же вы войдете в брачный возраст,

О, кто в ту пору согласится, дочки,

Принять позор, которым я отметил

И вас и вам сужденное потомство?

Каких еще недостает вам бед?

Отец убил отца; он мать любил,

Родившую его, и от нее

Вас породил, сам ею же зачатый...

Так будут вас порочить... Кто же вас

Присватает? Такого не найдется.

Безбрачными увянете, сироты.

Сын Менекея! Ты один теперь

Для них отец. И я и мать, мы оба

Погибли. Их не допусти скитаться —

Безмужних, нищих и лишенных крова,

Не дай им стать несчастными, как я,

Их пожалей,— так молоды они! — Один ты им опора. Дай же клятву,

О благородный, и рукой коснись!..

А вам, о дети,— будь умом вы зрелы,

Советов дал бы много... Вам желаю

Жить, как судьба позволит... но чтоб участь

Досталась вам счастливей, чем отцу.

Еще недавно он приказал «гнать безбожника, в ком божий глас укажет преступного оскверните­ля страны». Теперь им оказался он сам. И Эдип готов испить горькую чашу. Он прощается с детьми, передает заботу о них Креонту и отправляется в добровольное изгнание. Трагедию за­вершает торжественная песнь хора, еще раз напоминающего о перепадах человеческой судьбы:

О, сограждане фиванцы! Вот пример для вас: Эдип,

И загадок разрешитель, и могущественный царь,

Тот, на чей удел, бывало, всякий с завистью глядел,

Он низвергнут в море бедствий, в бездну страшную упал!

Значит, смертным надо помнить о последнем нашем дне,

И назвать счастливым можно, очевидно, лишь того,

Кто достиг предела жизни, в ней несчастий не познав.

«Царь Эдип» — яркая иллюстрация мысли Аристотеля о том, что фабулой трагедии является «переход от счастья к несчастью,

переход не вследствие преступления, а вследствие большой ошибки человека, как мы сказали, скорее лучшего, чем худшего». Этим «лучшим человеком» предстает Эдип. Не лишенный недостатков, вспыльчивый, но удивительно цельный.

«ЭДИП В КОЛОНЕ». История Эдипа завершается во второй части трилогии «Эдип в Колоне», последней трагедии Софокла, написанной 90-летним драматургом незадолго до кончины. В этой трагедии, овеянной тихой грустью и лиризмом, тонко пе­реданы ощущения человека на пороге небытия. В Колоне, род­ном городе Софокла, Эдип получает приют у местного царя Тесея. Вместе с ним его преданные дочери Антигона и Исмена. Эдип в трагедии — много страдавший, передумавший, искупив­ший свою вину человек. Просветленным он уходит в священ­ную рощу Эвменид, трогательно прощается с дочерьми, с ца­рем Тесеем и расстается с жизнью «без стона и без боли, с чудесной благодатью». Счастье даруется земле, в которой он погребен.

Трилогию о царе Эдипе заключает трагедия «Антигона». Ее героиня — дочь несчастного царя, скончавшегося в Колоне. Личность сильная, героическая. Поставлена заключительная точка в горестной судьбе этой семьи.

ПРЕДЫСТОРИЯ. Как и в «Царе Эдипе», в «Антигоне» выявля­ется своя предыстория, события, непосредственно не показан­ные на сцене. Но они играют важную роль в сюжете, являются его завязкой, определяют драматургический конфликт. После смерти Эдипа два его сына, Этеокл и Полиник, развязали меж­доусобную борьбу. Новый правитель Фив Креонт, тот самый, который в «Царе Эдипе» едва не стал жертвой подозрительно­сти царя, теперь незаконно захватил престол и превратился в деспотического самодержца. Оба брата гибнут под стенами Фив. Одного из них, Этеокла, как патриота, защищавшего род­ную землю, Креонт велит похоронить с почестями. Полиника же, прибегшего к помощи аргосцев против родного города, Креонт запрещает предать земле, оставляет его тело на съеде­ние зверям. Обнародовав подобный приказ, Креонт желает устрашить народ. Креонт, как и Эдип, — властолюбив. Но если Эдип стремился употребить свою власть в интересах сограждан, то Креонт — деспот, уверенный в своей непогрешимости.

АНТИГОНА И ИСМЕНА. Непосредственно трагедия начинает­ся с Пролога, играющего важную роль экспозиции, в котором действуют дочери Эдипа, сестры Антигона и Йемена. Решитель­ная и волевая Антигона задает вопрос Йемене, знает ли та о приказе Креонта, готова ли она помочь ей выполнить долг, предать земле тело брата Полиника. Но Йемена робка, она страшится «закон нарушить и царя веленье». «Мы женщинами рождены, и нам с мужчинами не спорить», — отвечает Йемена. Убедившись, что Йемена не станет ей союзницей, Антигона восклицает:

Мне сладко умереть, исполнив долг,

Мила ему, я лягу рядом с милым,

Безвинно согрешив.

Она выполняет высший долг перед богами, долг любви.

Между тем, обнародовав свой приказ, Креонт объясняет гражданам его значение: Полиник повинен в том, что желал ра­зорить родной край. Он враг государства.

О нем мы возвещаем всем: его

Не хоронить, и не рыдать над ним,

И хишным птицам там без погребенья,

И псам его оставить в знак позора.

Так я решил.

Но подобное единоличное решение Креонта, какими бы «государственными» мотивами оно не диктовалось, — вызов традициям эллинов: тело умершего должно быть предано земле. Однако всесильному абсолютному деспоту, уверовавшему в свою непогрешимость, — это нипочем. «"Злые люди" не могут быть почтены богами», — настаивает Креонт, даже если его ре­шение вызывает ропот в Фивах.

И в противовес этой мрачной философии Софокл, верный своему принципу контраста, вкладывает в уста хора слова на­дежды: