Иные источники

Труды видных российских, зарубежных, советских государственных, политических, партийных, военных, научных и общественных деятелей. Несомненно, это важный источник для понимания глубины рассматриваемой проблемы, ибо несет информацию как документально-фактического, так и аналитического порядка. Особое место занимают труды Ленина, написанные в годы революции и Гражданской войны (1917 – 1920 гг.) и опубликованные в Полном собрании сочинений⁴³⁴. В них содержатся не только идейно-политические и организационные установки по проблемам борьбы с контрреволюцией и Белым движением, но и конкретные документы.

Такая специфика обусловлена тем, что Ленин являлся лидером правящей партии большевиков. При анализе ленинских трудов учитывалось следующее принципиальное обстоятельство. В советской историографии было обязательным в трудах о Гражданской войне подчеркивать значимость Ленина как ее первого историка. Данная тенденция особенно рельефно проявлялась в трудах историографического плана. Например, И.В.Берхин утверждал: «Каждая (курсив авт.) работа В.И. Ленина представляет огромный интерес»⁴³⁵. Надо полагать, что если убрать эпитеты и метафоры в превосходной степени (их происхождение — гипертрофированная политизация и идеологизация советской исторической науки), то можно, в принципе, согласиться с изложенным выше тезисом. По крайней мере, если не об «огромном», то уж о большом значении трудов Ленина для осмысления Гражданской войны можно говорить с полной уверенностью.

По моим подсчетам, проблемам Гражданской войны почти целиком посвящены работы основателя Советского государства, опубликованные в томах 37 – 42, 50 – 51, частично в томах 36 и 54 Полного собрания сочинений⁴³⁶. В сорока Ленинских сборниках, изданных в разное время, опубликовано 8 тыс. документов (в том числе в XXXIV – XXXVIII — именно о проблемах Гражданской войны), а в фундаментальном двенадцатитомном издании «Владимир Ильич Ленин. Биографическая хроника. 1870 – 1924» — 6 тыс.⁴³⁷ Только в ее IV – IX тт. было введено в оборот свыше 3 тыс. документов о Гражданской войне, связанных с именем Лениным⁴³⁸.

Однако, с моей точки зрения, данные публикации представляют собой своего рода комментированные издания, содержащие богатый арсенал того, к чему имел отношение Ленин. Причём, если в полном собрании его сочинений много документов приводится в более-менее полном объёме, то в «Биографической хронике» публикуются, главным образом, некоторые выдержки из документов, позволяющие в совокупности представить себе образ вождя в том виде, в каком он утверждался в момент публикации. Имеются также ссылки на ленинскую причастность к подготовке тех или иных материалов.

Нельзя не учитывать того обстоятельства, что научному осмыслению ленинского наследия в советское время мешал монополизм Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС на публикацию ленинских произведений. От широкой общественности скрывалось 3724 ленинских документа⁴³⁹.

Думается, что их публикация во многом может изменить наше отношение к Ленину и как человеку, и как к крупному политическому деятелю. Вот мнение доктора философских наук Б. М. Пугачева, руководителя группы экспертов российской парламентской комиссии, который первый познакомился с неизвестными документами Ленина. Он заметил: «Да, мы нашли целый ряд его (Ленина — Г. И.) писем, документов, ранее никогда не публиковавшихся. Знаете, даже мне, человеку, долгие годы связанному с обществоведением, читать эти бумаги было … ну, удивительно что ли. Письма Ильича характеризуют его как человека крайне жестокого, более того — как человеконенавистника»⁴⁴⁰.

Впрочем, здесь субъективизм. Но пока что документы Ленина, которые могут многое прояснить, не увидели свет.

Изучив работы Ленина, имеющие отношение к рассматриваемой теме, я пришел к выводу: их подбор в советское время проходил избирательно, чтобы обойти острые углы и проблемы недавно закончившейся Гражданской войны.

Но я старался, несмотря на характерное для нашего времени переосмысление роли Ленина в истории России, анализировать ленинские труды объективно, в контексте конкретно-исторической обстановки к моменту публикации. Не подходить к их оценке с позиции политграмоты как это имело место в отдельных публикациях 90-х гг. XX в. Только таким путем возможно внести весомый вклад в преодоление тяжкого наследия советского периода, когда обществоведы вращались в кругу догматического восприятия ленинских идей через призму неисторического подхода к его наследию.

Стоит отдельно порассуждать вот о чем. Переосмысление роли и места Ленина в истории Отечества в 90-е гг. XX в. шло в историографии по двум основным направлениям:

1. Освещение проблемы с позиций прежнего, идеализированного восприятия Ленина как основателя первого в мире государства рабочих и крестьян. В таком ключе работы выполнялись, главным образом, в 1992 – 1994 гг.⁴⁴¹ Однако раздавались голоса ученых, призывавших не к апологетическому, а к диалектическому подходу в оценках Ленина и ленинизма. Так, упоминавшийся выше ученый из Санкт-Петербурга С. Н. Полторак в докторской диссертации, защищенной в 1992 г., то есть на заре постсоветской историографии, писал: «Идеи В.И. Ленина нуждаются не в оправдании, а в осмыслении с диалектических позиций для того, чтобы в новых условиях подойти к их пониманию»⁴⁴².

2. Исследование темы, исходя из иных характеристик Ленина и ленинизма⁴⁴³. Большая часть сделанных оценок и выводов в таких трудах основана на архивных документах, ставших достоянием исследователей в последнее время. Особенно это относится к произведениям Д. А. Волкогонова и А. Латышева — исследователей, открывших много принципиально новых граней в исторической персоналии Ленина и ленинизме.

Для меня более приемлемо второе направление. Солидаризируюсь и с точкой зрения Полторака, изложенной выше. Это, естественно, не отнимает права критического осмысления публикаций о Ленине, вошедших во второе направление, ибо в них также присутствуют излишне категоричные оценки и суждения, а порою и апологетика с точностью до наоборот.

Кроме работ Ленина использовались труды Троцкого, Сталина⁴⁴⁴, других лидеров правящей партии большевиков⁴⁴⁵. Методологический ключ их анализа — аналогичный, как и работ Ленина.

Важным источником являются работы лидеров Белого движения и белой эмиграции. В них содержится много информационного, документально-фактического, а также и аналитического материала. Здесь их сходство с работами большевистских лидеров. Следует учитывать, что данные труды издавались в условиях, где не было идеологического диктата государства, политической цензуры. Такое положение дел способствовало тому, что на первый план выходила научная добросовестность авторов.

В данной связи представляется крайне важным констатировать: лидеры Белого движения старались добросовестно подбирать документы для трудов и обычно использовали их иллюстративным методом⁴⁴⁶. Тем не менее, приходится отмечать: публикуя в работах документы без преднамеренных искажений, они все-таки подгоняли их под авторскую концепцию.

Особо значимый источник среди работ лидеров Белого движения и белой эмиграции — произведения А.И. Деникина и, в первую очередь, его пятитомное сочинение «Очерки Русской Смуты»⁴⁴⁷. История написания данного сочинения, его оценки в исторической науке заслуживает отдельных рассуждений (см. прил.5).

Анализ «Очерков» начнем с утверждения, что в них Деникин выступает в трех качествах: мемуарист, историк-исследователь и публикатор документов.

Деникин-мемуарист раскрылся в «Очерках» во всем богатстве литературных приемов, яркости языка. Конечно, современному читателю некоторые фрагменты могут показаться написанными тяжеловесным, архаичным языком. Но таких мест в «Очерках» меньшинство. Автор корректен в оценке не только своих противников внутри Белого движения, но старается придерживаться данного правила и при характеристике противников из лагеря большевиков. Последнее, правда, удается ему меньше. Чувствуется горечь побежденного, мешающая объективности. Но генерал не опускается до унизительных ярлыков.

«Очеркам» присущи и все недостатки жанра, характерные для мемуаристики:

— ретроспективность;

— описание событий, детерминированное возможностями человеческой памяти;

— личностное начало, выражающееся в субъективизме оценок явлений и т.д.

Аспекты «Очерков», где Деникин выступает в качестве историка, наиболее противоречивы и уязвимы с точки зрения критики. Можно согласиться с Мельгуновым, что генералу не хватало базовой исторической подготовки.

Именно поэтому он допустил ошибки:

— работа не снабжена научно-справочным аппаратом;

— произвольно, необоснованно смещены акценты (некоторые масштабные события описываются штрихами, а мелкие — излишне детализированы);

— достоверность отдельных фактов вызывает сомнения (например, Деникин бездоказательно утверждает, что якобы один палач из ЧК «пил стаканами человеческую кровь»⁴⁴⁸);

— кое-где нарушена логика изложения материала;

— некоторые противоречия, имеющиеся в труде, автором никак не объясняются, он как бы не замечает их;

— нет четких выводов и обобщений.

Подобные ошибки усугубляются субъективизмом генерала. Небезынтересно, что он в «Очерках» пытался сохранить объективность, но понимал одновременно, что этого достичь невозможно⁴⁴⁹. Иногда его субъективизм приобретает ярко выраженный характер, особенно при исследовании социально-политических аспектов.

В освещении военных аспектов генерал более объективен. Видимо, здесь сыграла роль фундаментальная военная подготовка. Все отмеченное необходимо учитывать при использовании материалов «Очерков» в научной работе.

Однако в абсолют возводить субъективизм Деникина, как историка-исследователя, не следует. Ведь даже историки-профессионалы всегда испытывают искушение скатиться на позиции субъективизма, что признавал, например, такой авторитет зарубежной исторической науки, как Э. Карр. Он считал, что историк отражает общество, в котором работает. По его мнению, не только события постоянно меняются, но и сам ученый подвержен изменениям. Карр считал, что имеет значение время написания и публикации работы.

Если философ прав, что мы никогда не сможем дважды войти в одну и ту же реку, то «видимо, верно, и то, что две книги не могут быть написаны абсолютно одним и тем же историком»⁴⁵⁰.

Такое утверждение подходит к характеристике сочинения генерала. «Очерки» действительно писал, выражаясь языком Э. Карра, не «абсолютно один и тот же историк». В первом и втором томах у Деникина больше субъективизма, так как не располагал соответствующими документами, больше надеялся на свою память (особенно во втором томе). В 3, 4, 5 томах он базировался в заключениях на соответствующих документах, что привело к большей объективности. Причем, начиная с 3-го тома, генерал значительно расширяет проблематику внутри своего исследования.

В данной связи представляется несколько односторонней оценка Федюком 3, 4, 5 тт. «Очерков» как «классических записок военачальника»⁴⁵¹. Под нее не подходят размышления генерала по аграрному и рабочему вопросам на белом Юге России, характеристика Белого движения, перипетии борьбы Деникина за власть с Красновым, Врангелем, борьба с казацким сепаратизмом и другие вопросы, поднимаемые автором «Очерков» именно в 3, 4, 5 томах.

Анализ привел к заключению, что наиболее успешно Деникин выступил в «Очерках» в качестве публикатора документов. Он ввел в научный оборот уникальные материалы, которыми располагал. Необходимо подчеркнуть, однако, что автор избирательно подходил к подбору документов для опубликования в сочинении. Они должны были соответствовать его концепции.

Но не всегда, по моему мнению, подбор документов осуществлялся Деникиным удачно. К примеру, в его личном фонде, хранящемся в ГАРФ, имеется текст воззвания, написанного генералом в самый разгар отступления Добровольческой армии от Екатеринодара. Оно, между тем, не вошло в «Очерки», в которых автор вводит в оборот первые политические документы периода Первого Кубанского («Ледяного») похода⁴⁵².

Хотя архивный вариант, как показывает сравнительный анализ, более четко определяет цели Добровольческой армии и написан более эмоционально. Из него видно, что идет борьба «с большевиками-изменниками и предателями родины, разрушившими армию и предавшими ее немцам», что задача — уничтожение большевизма и установление в России нового строя, который «признает будущее Верховное Учредительное собрание»⁴⁵³.

Вместе с тем, тот бесспорный факт, что не одно поколение отечественных, зарубежных историков и историков русского зарубежья на протяжении длительного времени обращается к документам, введенным генералом в научный оборот в «Очерках», свидетельствует, что бывший вождь Белого движения с задачей публикатора справился успешно.

Таким образом, «Очерки Русской Смуты» Деникина — самое крупное произведение из написанных лидерами Белого движения. Они имеют большую познавательную и научную ценность.

Но необходимо подчеркнуть, что современный исследователь, работая с деникинским трудом, должен учитывать следующие обстоятельства:

— в нем содержатся уникальные документы, оригинальные мемуарные зарисовки, небесспорные авторские оценки событий, вытекающие из их анализа;

— отсутствует научно-справочный аппарат;

— есть факты, достоверность которых вызывает сомнение;

— налицо субъективистские трактовки исторических явлений;

— труд выполнил не профессиональный историк.

Не меньший интерес представляют и «3аписки» последнего белого диктатора Врангеля. Небезынтересно, что барон отдал свои «Записки» для публикации в редакцию сборника «Белое дело» бесплатно⁴⁵⁴. Они вызывали большой интерес у эмигрантской общественности. После смерти Врангеля А.А. фон Лампе написал его матери: «У меня есть основания считать, что «Записки» будут читать»⁴⁵⁵. Он не ошибся. «Записки» и сегодня представляют интерес не только для специалистов, но и для всех, интересующихся историей Белого движения. Не случайно, труд одного из колоритных вождей Белого движения переиздается и в XXI в.⁴⁵⁶

Подобно Деникину, Врангель ввел в научный оборот уникальные документы, которыми располагал. Одна из ключевых проблем в труде барона — взаимоотношения с Деникиным, а также борьба за власть. Борьба, сыгравшая далеко не последнюю отрицательную роль в проигрыше белых. Следует учитывать, что в воспоминаниях Врангеля доля субъективизма увеличивается тем, что у него были сложные, конфронтационные отношения с Деникиным. Автор включил в труд многочисленные письма главкому, где выражалось категорическое несогласие с его военно-политической линией.

Данные письма являлись и попыткой самооправдания Врангеля перед Деникиным, да и потомками, за не всегда порядочное поведение по отношению к главкому ВСЮР, которое барон проявлял в ходе борьбы за власть. Но Врангель не оговаривается, что письма были написаны по горячим следам, что они нуждаются в переосмыслении с дистанции времени.

Поэтому я подходил очень осторожно к аналитическому и фактическому материалу, почерпнутому из «Записок» Врангеля. Особенно касавшихся борьбы за власть двух выдающихся лидеров Белого движения. Мемуары Врангеля исследовались в обязательном сравнении с деникинскими «Очерками Русской Смуты». Тем не менее, в «Записках» имеется уникальный материал по проблеме укрепления морального духа белых.

Таким образом, вышепроанализированная группа источников занимает одно из ведущих мест в источниковой базе монографии. Здесь не встретишь одной только фактографии в чистом виде.

Мемуарная литература, дневники, эпистолярии. Они служат своеобразным источником для исследования проблемы, дополнительным средством восстановления исторической правды, так как расширяют свидетельства, восполняют недостающие звенья. Мемуары — специфический жанр литературы, особенностью которого является документальность. При этом документальность основывается на свидетельских показаниях мемуаристов, очевидцев описываемых событий. Воспоминания позволяют восстановить множество фактов, не нашедших отражения в других источниках. Мемуарные частности могут иметь решающее значение для реконструкции в историческом пространстве и во времени того или иного события.

В исторической науке уже давно не ставится под сомнение, что только мемуаристика дает возможность восстановить колорит эпохи, раскрыть чувства и мысли участников событий. В данной связи можно согласиться с мнением А.А. Курносова, считающего, что в мемуарной литературе с определенной последовательной полнотой и четкостью реализуются самосознание личности⁴⁵⁷.Читатель вправе надеяться узнать из мемуаров историческую правду. Увы, здесь есть, по крайней мере, три серьезных препятствия:

1. Память, которая с годами все сильнее включает защитный механизм человеческого мозга — забывать.

2. Особенности индивидуального психического склада, в силу чего человек помнит одно и забывает другое.

3. Особенности условий, эпохи, когда создавались мемуары.

Данные особенности так или иначе, но обязательно накладывают отпечаток на мировоззрение автора, на степень правдивости, сокрытия или искажения тех или иных фактов. Воспоминания — не только беспристрастная фиксация событий прошлого, это и исповедь, и оправдание, и обвинение, и раздумья личности. Поэтому мемуары, как никакой другой документ, субъективны. Это не недостаток, а свойство мемуаров, ибо они несут на себе отпечаток личности автора.

Все достоинства и недостатки мемуариста невольно переносятся и на воспоминания. В противном случае мемуары безлики. Такую специфику хорошо подметил И. Бунин, заявивший, что настоящей беспристрастности никогда не будет, но пристрастность очевидцев станет дорога для будущего историка⁴⁵⁸.

Работа с мемуарами, как историческим источником, требует от исследователей учета ряда трудностей, встречающихся на пути источниковедческого познания истины:

1. Значимость выяснения побудительных мотивов для написания мемуаров. Так, А. Тартаковский справедливо отмечал, что диапазон мемуаров колеблется от внутриполитических (потребность разобраться в прошлой жизни, извлечь из нее уроки в назидание детям, близким, крепить преемственность семейных традиций и т.д.) до вызванных животрепещущими интересами, когда мемуары «пишутся для сведения счетов с бывшими политическими противниками, самоопределения в глазах современников, утверждения мемуаристами своей роли в событиях прошлого»⁴⁵⁹.

Последние мотивы (самоопределение и утверждение), по моему суждению, наиболее характерны для воспоминаний участников Белого движения. Но подобное было присуще и красным мемуаристам.

2. Проблема авторства в мемуарах, классифицирующаяся отдельными учеными как коренная⁴⁶⁰. Например, такой знаток литературы русского зарубежья, как А. Геринг, посчитал дневник М. Дроздовского⁴⁶¹ поздним апокрифом⁴⁶². По моей оценке, особо весомых аргументов для доказательства своего тезиса Геринг, между тем, не выдвинул.

Но с дневником, как с историческим источником, надо обращаться очень осторожно. В нем есть места, подготовленные сослуживцами генерала Дроздовского и вставленные в текст после его гибели. Они разительно отличаются, например, и по тональности, и по оценкам личности и деятельности Деникина, свидетелем и участником которой мемуарист являлся. Здесь преобладают отрицательные характеристики вождя Белого движения.

3.Проблема соотношения объективности, достоверности и субъективизма. Исходя априори из субъективности мемуаров вообще, я полагаю, что элементы объективности и достоверности сведений большинства мемуаров по рассматриваемой теме обусловлены, в значительной степени, положением их создателей в противоборствующих сторонах, компетентностью, уровнем культуры и образования, степенью критичности при анализе властных структур, которым сами же и служили. Субъективизм же мемуаристов еще больше усиливается тем, что некоторым из них недоставало воли приподняться над политическими пристрастиями, личными обидами.

Особенно это характерно для мемуаров побежденных. Концептуальные положения, содержащиеся в большинстве мемуаров участников Белого движения, спорны и недостаточно аргументированы. Они пытаются разобраться в причинах поражений, но сознательно умалчивают о силе Красной армии, о том, что большевики смогли выдвинуть пленительные для масс лозунги и повести на их основе за собой большую часть народа.

В мемуарах же победителей с годами все больше на первый план выступала безгрешность деяний большевиков, искажение фактов, придание им гротескной окраски. Субъективизм авторов возводился в абсолютную истину.

Поэтому вердикт о достоверности, лживости, тенденциозности тех или иных мемуаров белых выносился в советской историографии зачастую на основании сопоставления с аналогичными воспоминаниями красных. Следовательно, два вида источников заранее ставились в неравное положение.

По моему суждению, субъективизм белых мемуаров во многом детерминируется психологическими факторами, особенно, синдром побежденного и потерявшего Отечество. Субъективизм же красных мемуаров, детерминируется эйфорией победителей, усиленной идеологизацией и политизацией.

Кроме того, нельзя не учитывать и того, что, как установлено современным источниковедением, советским мемуарам присущи следующие основные характерные черты и особенности:

— идеологическая заданность и «выдержанность» (эти качества на всех уровнях контролирующих инстанций соблюдались особенно строго). Причем, такая тенденция имела место даже и в годы горбачевской перестройки. Так, в 1986 г. вышли в свет избранные произведения о Бела Куне, видном большевике-интернационалисте времен Гражданской войны. Здесь же были помещены воспоминания об этом деятеле. Однако из них мы не можем узнать о том, как Б. Кун проводил карательную политику в рамках красного террора в годы Гражданской войны⁴⁶³;

— выбор тем и выбор сюжетов; не личные переживания авторов, а событие или вождь — объект воспоминаний;

— стремление быть сопричастным тому или иному событию; стандартизация в характеристике ситуаций, людей;

— недоговоренность, наличие фигуры умолчания, эзопов язык⁴⁶⁴.

Особенно следует заострить внимание на том, что в советский период ряд мемуаров исполняли роль социального заказа, идеологического оружия. Так, М. Д. Бонч-Бруевич в мемуарах «Вся власть Советам» (М., 1958) показал генерала Деникина не только «нечистоплотным», но и ограниченным, бесталанным человеком. Тенденциозность и субъективизм мемуариста были так ярко выражены, что он подвергся критике даже в советской литературе. В 1962 г. генерал-лейтенант А. И. Тодоровский опубликовал в «Литературной газете» размышления по поводу мемуаров. Причем размышления, где политизация была ослаблена (в условиях хрущевской оттепели такое представлялось еще возможным). Отмечая, в частности, поверхностные характеристики Деникина, других белых генералов, данные Бонч-Бруевичем, автор размышлений писал, что не следует изображать врагов советской власти «людьми безвольными и глупыми». Критик резонно замечает далее, что если бы враги были таковыми, то «стоило ли так затягивать борьбу с ними, да и велика ли честь Красной Армии разгромить таких противников»⁴⁶⁵.

Крупным событием в источниковедении можно считать реализацию проекта В. А. Благово и С. А. Сапожникова — издание серии, посвященной Белому движению⁴⁶⁶. Книги данного многотомника выходят под рубрикой «Россия забытая и неизвестная. Белое движение»⁴⁶⁷. Помещенные в томах материалы, главным образом мемуарного характера, в нашем Отечестве никогда не издавались (за небольшим исключением). Они публиковались в русском зарубежье и представляли библиографическую редкость.

Книги снабжены добротным научным комментарием, имеют солидный научно-справочный аппарат, вступительные статьи и редакционный комментарий. Их, в частности, подготовил на высоком профессиональном уровне московский ученый С. В. Волков, известный в кругах научной общественности как специалист по проблемам русского офицерского корпуса, Гражданской войны, Белого движения.

Думается, что выход в свет такой уникальной серии источников не следует расценивать только просто как источниковедческий факт. Значимость их для совершенствования научно-исследовательской работы в сфере изучения проблематики Гражданской войны, в том числе и по теме монографии, достаточно высока.

Подытоживая характеристику мемуаров как исторического источника для исследования рассматриваемой проблемы, выражу личное научное кредо: мемуаристика является необходимым, но далеко недостаточным источником. Требуется тщательный, осторожный, компаративный анализ, проверка фактов по другим источниками, где это возможно.

Периодическая печать заняла много места в монографии в качестве источника. При работе с ней учитывался ряд специфических условий, важнейшими среди коих являются следующие:

— насыщенность периодики в информационном отношении, богатая фактография, телеграфная подача информации как основной способ;

— актуальность информации к моменту выхода в свет изданий, оперативность реакции на злобу дня, осуществляемая подачей основного массива информации не в аналитическом, а в фактографическом, констатирующем ключе;

— принадлежность периодики к какой-либо политической силе, либо к официальным государственным органам, наличие относительно независимых изданий;

— функция публикации официальных документов.

Если в советской периодике в 1920 – 1980 гг. материалов о Красной армии много, то о ее противнике — Белой армии — мало. Небольшое же их количество носит исключительно обличительный характер. Налицо следствие жесткого идеологического и организационного контроля над средствами массовой информации со стороны КПСС.

Кстати, генерал Деникин это хорошо подметил. В статье, написанной незадолго до смерти и опубликованной за рубежом через три года после кончины отмечалось, что СССР — «единственная страна, где нет общественного мнения, так как все средства массовой информации государственные»⁴⁶⁸.

Напомним, что начало установления монополии на прессу было положено большевикам в конце 1917 г. Тогда закрыли около 150 оппозиционных газет, а с началом Гражданской войны, к осени 1918 г., было осуществлено массовое закрытие альтернативных большевистских газет⁴⁶⁹. Небезынтересно и то, что этого не избежали и социалистические газеты. До 22 февраля 1918 г. ликвидировали 168 газет, в том числе 36 эсеровских⁴⁷⁰.

Потомкам остались, в данной связи, оригинальные воспоминания А.В. Аросева, помощника командующего войсками Московского военного округа. Он по поручению Ленина весной 1918 г. закрывал газеты по указанному списку. В ту памятную ночь, писал Аросев, «не раз пришлось в телефонную трубку слышать густой, немного глухой, немного картавящий голос Владимира Ильича. Он внимательно меня выслушивал и опять, и опять старался поконкретнее предусмотреть все препятствия»⁴⁷¹. Есть некоторые основания считать, что Ленин лично руководил акцией по ликвидации неугодных советской власти газет и привлекал для решения данной задачи военных.

Значительно больше сведений о белых имеется в советском официозе времен революции и Гражданской войны. Но все они носят агитационно-пропагандистский характер. Информация составлена по диаметрально-противоположному принципу: все, что исходит от советской власти — благо, все, что от белых — зло. Поэтому информация о Белом движении перемешана с фальсификациями, имеющими целью психологическое воздействие на население.

Кроме преднамеренных фальсификаций, некоторые неточности фактического порядка, а порою и фантастические вымыслы, возникали в силу того, что в годы Гражданской войны было затруднительным получение правдивых сведений из надежных источников. Не имелось развитой коммуникативной сети, обслуживавшей СМИ, как сегодня, в XXI веке.

Следовательно, информация, почерпнутая из периодики подобного рода, требует тщательной проверки по другим источникам.

Вышесказанное имеет место, как показывает анализ, и в официозе белых политических режимов. Но на территориях, подконтрольных им, существовало множество партийных, частных изданий различной ориентации. Монопольного контроля над прессой у белой администрации, в отличие от советского правительства, не было. Поэтому в анализируемой периодике наличествует критический материал.

В белоэмигрантской периодике и периодике русского зарубежья сведений о белых армиях значительно больше, нежели в советских изданиях. Сам по себе данный вид периодики богат и разнообразен. Уже в 1932 г. в библиотеке РЗИА насчитывалось 105 названий журналов.

О размахе периодики русского зарубежья говорит и тот факт, что Гуверовский институт войны, революции и мира (Стэнфорд, Калифорния) к середине 1984 г. собрал коллекцию из более чем 400 тысяч книг и брошюр, приблизительно 7000 заголовков и свыше 2000 номеров газет и журналов⁴⁷².

Много материалов в интересах темы монографии можно почерпнуть в таких солидных белоэмигрантских изданиях, как парижский журнал «Часовой», газеты «Последние новости», «Дни», «Возрождение», «Руль». При этом необходимо подчеркнуть, что в 20-е гг. минувшего века шел процесс выкристаллизации идейной позиции белоэмигрантской прессы. В качестве аргумента заметим, что имеются разноречивые данные о политической ориентации подобных изданий. Так, Струве утверждает, что в начале 20-х годов 85% белоэмигрантских газет являлись монархистскими. Но немецкий историк Х. фон Рауш считает, что 90% придерживались «февральской» ориентации⁴⁷³.

По моему суждению, оба автора отчасти правы. Здесь отразилась неустойчивость идеологической ориентации белоэмигрантской прессы в период генезиса белоэмигрантского социума. Но к 30-м гг. прошлого века ориентация большинства изданий четко определилась, что необходимо учитывать при работе с белоэмигрантской периодикой.

Различные дополнительные и специфические источники. Своеобразным источником для написания монографии послужили материалы научных конференций⁴⁷⁴. В связи с финансовыми затруднениями, которые испытывает сегодня российская наука, всевозможные научные форумы стали проводиться значительно реже, чем в советское время. Поэтому нельзя не отметить энтузиазм и организаторские способности крупного питерского ученого профессора Полторака, реализовавшего, в том числе, личный проект издания материалов Всероссийских заочных научных конференций. В такой форме Сергей Николаевич дал возможность для самореализации историков. В интересах монографии почерпнуты из вышеупомянутых научных форумов небезынтересные материалы как непосредственного, так и опосредованного характера⁴⁷⁵.

Вторым удачным реализованным личным проектом ученого-энтузиаста явилось создание Международной ассоциации исторической психологии — отделения Санкт-Петербургской Ассоциации философов Российского философского общества. Результаты работы данной общественно-научной организации материализовались и в изданных материалах международных и российских научных конференций по исторической психологии⁴⁷⁶. Они тоже дали «источниковую пищу» для монографии.

Общие представления об исследуемой теме дают учебные пособия и учебники, изданные в вузах России. Так, для освещения контуров проблемы, в самых общих чертах, есть ценный материал в учебном пособии «Политическая Россия в годы гражданской войны»⁴⁷⁷, подготовленном авторским коллективом Нижегородского университета. В учебнике «История России с древнейших времен до наших дней»⁴⁷⁸, подготовленном авторским коллективом исторического факультета Московского государственного университета им. М.В.Ломоносова, налицо небезынтересные сжатые обобщения по проблемам Белого движения в общем контексте Гражданской войны в России. Рассматриваемая тема отражена и в учебных пособиях, изданных в Военном университете Минобороны РФ и Саратовском государственном социально-экономическом университете⁴⁷⁹.

Представляет повышенный научный интерес учебное пособие В.П.Федюка «Белое движение на Юге России. 1919 – 1920 гг.», изданное в Ярославском государственном университете⁴⁸⁰. Автор сделал достоянием вузовской общественности личные наработки докторской диссертации. Он также повторил некоторые оценки, данные ранее в учебном пособии, посвященном деникинской диктатуре⁴⁸¹. Здесь налицо оригинальный фактографический, фактологический и аналитический материал. Особенно неординарны, по нашему суждению, подсчеты автора о количестве офицеров во ВСЮР, проведенные по оригинальной методике.

Неординарные оценки, суждения почерпнуты нами из двух учебных пособий, изданных в конце XX в. Речь идет об уникальном учебном пособии Л.И.Семенниковой «Россия в мировом сообществе цивилизаций» и коллективном труде Ш.М. Мунчаева и В.М. Устинова. «Политическая история России. От становления самодержавия до падения Советской власти»⁴⁸². Первый автор строит выводы с позиций цивилизационного подхода, а вторые — преимущественно с позиций формационного подхода. Отсюда и серьезные разночтения. Думается, в условиях плюрализма мнений все они заслуживают внимания. Нельзя не отметить, что отдельные суждения и оценки Мунчаева и Устинова, имеющие отношение к теме монографии, излишне категоричны.

Оригинальное учебное пособие вышло в свет в 2004 г. в издательстве «Высшая школа»⁴⁸³. В него включены важнейшие документы по истории России XX в. Есть и те, что представляют интерес для анализа темы настоящей монографии. В частности, здесь опубликовано теперь получившее печальную широкую известность постановление СНК о красном терроре⁴⁸⁴.

Характерно, что вышедшие в свет в начале 90-х гг. XX в. учебные издания в свете приращения новизны к проблематике, раскрытой в монографии, сегодня устарели. Это относится, например, к учебнику «Наше Отечество», изданному в 1991 г. в Российском государственном гуманитарном университете⁴⁸⁵. Книга состоит из отдельных очерков, каждый из которых достаточно самостоятелен. Авторы не пошли традиционным путем для коллективных работ — унификации изложения материала. В разделах учебника поэтому имеются некоторые различия, есть также ряд проблем, вызывающих дискуссию.

Однако сами авторы в то время посчитали издание более чем первым шагом по пути написания действительно нового учебника. Если учесть, что он вышел в свет в 1991 г., то с такой постановкой вопроса, для того времени, можно согласиться. Но сегодня многие позиции анализируемого труда уточнены в историографии. Собственно говоря, это естественный ход событий.

К источникам исследования проблемы следует отнести и всевозможные научно-справочные издания⁴⁸⁶. Некоторые из них стали раритетами⁴⁸⁷. Именно в научно-справочных издания сосредоточена, в том числе, и статистика, столь необходимая историку. А статистические документы, как известно, — наиболее сложный вид источников. Как тут не вспомнить изречение крупного английского политического деятеля Б. Дизраэли: «Есть три способа обманывать людей: уклончивый ответ, прямая ложь и статистика»⁴⁸⁸.

Особенно много материала почерпнуто из фундаментального научно-справочного издания, подготовленного историком русского зарубежья Н.Н. Рутычем «Биографический справочник высших чинов Добровольческой армии и Вооруженных Сил Юга России: Материалы к истории белого движения»⁴⁸⁹. Ученый выполнил труд на фундаментальной источниковой базе. В частности, много данных почерпнуто из Бахметьевского фонда Колумбийского архива (США).

Безусловно, особенный колорит характеризуемому труду придает то, что его автору довелось встречаться как с представителями старшего поколения Белого движения, в том числе с генералами А.П. Архангельским, Е.В. Масловским, А.А. фон Лампе, так и с представителями «молодого», например с полковником П.В. Колтышевым и редактором журнала «Часовой» капитаном В.В. Ореховым. Они снабдили Рутыча поистине бесценной информацией. Выглядит закономерным, что его труд получил положительные рецензии в постсоветской историографии⁴⁹⁰.

Большое событие в изучении истории Белого движения в XXI в. — выход в свет фундаментального научно-справочного издания, автором которого является уже упоминавшийся московский историк С.В. Волков — «Белое движение. Энциклопедия гражданской войны»⁴⁹¹. Автор впервые предпринял удачную попытку на основе огромного фактического материала объединить достоверную информацию о наиболее известных офицерах и участниках Белого движения и систематизировать сведения о воинских формированиях белых армий всех фронтов Гражданской войны. В книгу включены также сведения об организациях (подпольных и эмигрантских). Приведены сведения о полках российской императорской армии, которые возродились в белой армии. Значительный объем издания занимают персоналии — около трех с половиной тысяч статей о наиболее известных участниках Белого движения.

Не может, с моей точки зрения, быть незамеченным и справочное издание, автор которого Валерий Васильевич Клавинг. Он сосредоточил в справочнике богатый фактический материал, посвященный военному аспекту Белого движения. Пред нами результат более чем полувекового труда автора. Уникальная особенность данного научно-справочного издания — полнота и глубина освещения вопроса при относительно небольшом объеме (637с.) книги.

В первой части работы В. Клавинг перечисляет все армии, действовавшие против большевистского политического режима, кратко описывает их боевой путь, приводит боевой состав и структуру в разные периоды времени до полков включительно. Вторая часть справочника посвящена старшему командному составу Белого движения. Здесь приводятся биографии главных военных руководителей, включая их судьбу после окончания Гражданской войны⁴⁹².

К сожалению, В. Клавинг не смог в работе над книгой использовать архивные документы в полной мере. В результате, основным источником данных для автора послужили мемуары, статьи и некрологи, появлявшиеся в иностранных издательствах (доступ к ним Валерий Васильевич имел благодаря профессии капитана дальнего плавания).

Думается, что качество работы исследователя стало бы еще более высоким, если бы он снабдил справочник списком использованных источников и литературы (как сделал, например, С. В. Волков).

Я склонен рассматривать в качестве дополнительного источника научно-исследовательскую литературу, а также и защищенные диссертации, ибо в них вводятся в научный оборот некоторые документы. Расцениваю в качестве источника и все научные книги, монографии, да и некоторую научно-популярную, публицистическую литературу⁴⁹³.

Нельзя открещиваться и от такого источника, как художественная литература. Правда, источниковеды давно утвердили в мире служителей музы Клио довольно осторожное отношение к художественной литературе при оценке степени ее достоверности⁴⁹⁴. И вряд ли стоит ломать копья, доказывая обратное. В то же время, никто не отрицает значимости художественной литературы.

Подчеркнем, в любом художественном произведении ярко выражены психологические аспекты, ибо подобно тому, как невозможно получить мед, когда улей пуст, так и невозможно написать художественное сочинение, не заселив его людьми. И не просто людьми, а личностями.

Определяя степень достоверности художественной литературы о Гражданской войне, полагаю, что можно исходить из следующих положений:

1. Нужно разобраться, сколько прошло времени с момента написания труда. Чем дальше временная дистанция, тем меньше эмоциональный шлейф, мешающий объективности в изображении героев. В то же время, человеческая память имеет свойство забывать.

2. Требуется учитывать творческую масштабность фигуры автора в тесном диалектическом единстве с личной степенью причастности к Гражданской войне (участник или очевидец), а также его статуса в стане противоборствующих сторон. Вряд ли правомочно ставить в один ряд И. Бабеля («Конармия»), Д.Фурманова («Чапаев»), А. Толстого («Хождение по мукам»), А. Веселого («Россия, кровью умытая»), Р. Гуля («Ледяной поход»), М. Шолохова («Тихий Дон»), А. Куприна («Купол св. Исаакия Далматского»), А. Серафимовича («Железный поток»), К. Тренева («Любовь Яровая»), Н. Островского («Как закалялась сталь). А. Деникина («Офицеры»).

3. Необходимо уяснить, к кому принадлежит автор — к победителям или побежденным. В первом случае — налет эйфории, серьезно притупляющий самокритичность. Во втором — горечь поражения, породившая озлобление, что является плохим подспорьем к достижению исторической достоверности.

4. Немаловажно, где написано произведение — в Советской России (СССР) или в белой эмиграции.

В первом случае — исключительно жесткий идеологический пресс, все больше набиравший мощь примерно со второй половины 1920-х гг., когда была развернута атака на имевшуюся еще пока относительную творческую свободу, увенчавшуюся победой сталинских мастеров мифологем во славу культа личности. Причем, идеологический пресс сопровождался не только цензурными рогатками, но и физическим уничтожением тех, кто писал (например, И. Бабель, А. Веселый).

Во втором случае — психологический дискомфорт, порожденный потерей Отечества, серьезно искажавший достоверность в толковании событий, фактов, исторических персоналий.

Изложенные положения — своего рода звенья общего дополнительного методологического подхода (общепринятых источниковедческих теоретико-методологических подходов никто не отменял) к оценке достоверности художественного произведения как собственно исторического источника.

Специфическим источником для монографического исследования стали информационные ресурсы всемирной компьютерной «паутины» Интернет (World Wide Web / WWW/). Так, в последние несколько лет наметилась тенденция по созданию тематических интернет-сайтов, посвященных истории Белого движения. Отдельные материалы из них проанализированы во время подготовки монографии⁴⁹⁵. 

Подчеркну, что к электронным ресурсам отношение осторожное. Не в силу ретроградства, а в силу того, что, как показывает анализ, многие данные, имеющиеся в них интернет-сайтов требуют дополнительной экспертизы на достоверность.

***

Монография базируется на разнообразной источниковой базе, в состав которой вошли архивные и опубликованные документы и материалы, произведения видных государственных, политических, партийных, военных, научных, государственных и общественных деятелей, мемуарная литература, периодические, научно-исследовательские, учебные и научно-справочные издания.

Особенность источниковой базы — наличие большого количества документов, которые были в советский период засекреченными.

Не будет преувеличением сказать, что архивный массив документов и материалов по проблеме монографии представляет предмет самостоятельного исторического исследования, а также соответствующей археографической обработки.

Из строгого, стройного храма

Ты вышла на визг площадей...

— Свобода! — Прекрасная Дама

Маркизов и русских князей.

Свершается страшная спевка, —

Обедня еще впереди!

— Свобода! — Гулящая девка

На шалой солдатской груди!

Марина Цветаева

Часть II

Раздел 5

«КУДА ДА ТЫ, УСОБИЦА, НАС ЗАВЕЛА?». ГРАЖДАНСКАЯ ВОЙНА В РОССИИ: ОЦЕНОЧНЫЕ СУЖДЕНИЯ

Печальные итоги «бала Люцифера». Дефиниции Гражданской войны. Обобщенные причины Гражданской войны в России. Сущность и содержание Гражданской войны — безумие братоубийства. Понятие «Белое движение». Четыре существенных заключительных замечания

Над всем теперь царит злоба и месть. Мы живем в страшные времена озверения, обесценивая жизни.

М. Г. Дроздовский

Настоятельная необходимость данного раздела для монографии заключается в том, что прежде чем приступить к раскрытию основных ее проблем, следует составить общие представления о российской Гражданской войне посредством построения ряда оценочных суждений.

Гражданская война…

Какое страшное словосочетание. Ведь русский стреляет в русского!

Но сколько поколений советских людей воспитывалось на «героике Гражданской войны»! Понадобилось более семидесяти лет, чтобы постепенно пришло горькое понимание того, что и поручик Голицын, и Анка-пулеметчица принадлежат истории России. В той безумной Гражданской войне у не столь уж далеких предков наших, у каждого была своя правда. И в жестокой битве за нее, матушку-правду, захлебнувшейся собственной кровью ее бойцов, никто не хотел уступать.

Анатоль Франс как-то высказал такую мысль: из всех видов кровавого безумия, которое называется войной, наименее безумной является все же Гражданская война, ибо в ней люди, по крайней мере, сознательно, а не по приказу, делятся на враждебные лагери⁴⁹⁶. Однако с такой сентенцией не согласился Троцкий. По его мнению, когда в России шла Гражданская война, «создалось ожесточение, всегда сопровождающее гражданскую войну»⁴⁹⁷. По моему суждению, Троцкий намного ближе продвинулся к истине в своих оценках, нежели Франс.

Абсолютная непримиримость противоборствующих сторон — вот, пожалуй, одна из самых отличительных черт именно русской Гражданской войны. Лучше, чем М. Волошин не скажешь. Одна из самых ярких звезд на звездном небосводе Серебряного века русской культуры летом 1919 г., когда ВСЮР предприняли поход на Москву, писал:

Одни идут освобождать Москву и вновь сковать Россию

Другие, разнуздав стихию, хотят весь мир пересоздать.

И там, и здесь между рядами звучит один и тот же глас:

Кто не за нас, тот против нас. Нет безразличных: правда с нами!

Именно ради правды своей и красные, и белые, и зеленые применяли неограниченное насилие. Но оно выпускает на волю бесов, прячущихся где-то в глубинах человеческих душ. Люди становятся рабами этой машины, а потом сами попадают под ее колеса: океан крови, море слез, горы трупов. Тотемные знаки России…

Вот печальные итоги «бала Люцифера».

Пожалуй, самое емкое слово, характеризующее положение Советской России после окончания гражданской войны — разруха. Многочисленные данные, часто совпадающие, часто расходящиеся друг с другом, не отвергающие общих выводов, свидетельствуют о колоссальном ущербе, нанесенном безумием братоубийства экономике страны. Притом, что в тот период не было еще такого явления войн второй половины XX в. как, например, ковровые бомбардировки. Поэтому разрушение городов в результате боевых действий были невелики (за исключением Ярославля в ходе подавления левоэсеровского мятежа в 1918 г.). Однако в целом запустение (в смысле территориального охвата и распада инфраструктуры) не знало равных в истории России.

Конечно, потери в результате монгольского нашествия и смуты начала XVII в. были огромными. Но надо учитывать несоизмеримость цивилизационных уровней. Уничтожение производственных структур в начале XX в. значительно тяжелее поражало экономику, чем разрушения в древности и в Средние века. Экономическая жизнь страны находилась на грани полного коллапса. Ленин не преувеличивал, когда говорил, что Россия после Гражданской войны оказалась в положении человека, избитого до полусмерти: «Семь лет колотили ее (Россию — Г. И.) и тут, дай бог, с костылями двигаться»⁴⁹⁸.

Промышленное производство уменьшилось в 1920 г. по сравнению с 1913 г. в 5 раз, добыча угля — в 3 раза, нефти — больше чем в 2 раза, выплавка чугуна — в 33 раза⁴⁹⁹. Хлопчатобумажное производство упало до уровня середины XIX в., о металлургии и говорить не приходиться.

Сократились посевные площади, поголовье скота, снизилась урожайность. Страна задыхалась от нехватки продовольствия.

Предварительно подсчитанная сумма ущерба, нанесенного стране, составила 39 млрд. золотых рублей, что превышало четвертую часть всего довоенного достояния страны⁵⁰⁰.

Созданное в 1924 г. в СССР «Общество содействия жертвам интервенции» организовало учет индивидуальных претензий, поступивших от граждан. К июлю таких заявлений поступило 1135 тыс. Получается, что потери от интервенции понесли около 7,5 млн человек, или 8,8% населения, пораженных интервенцией районов.

Иными словами, в оккупированных районах почти каждый десятый житель, включая детей и стариков, был либо убит, либо ранен, либо подвергся насилию, аресту, ограблению. Дальнейшие подсчеты показали, что, что общая сумма ущерба должна быть дополнена еще нескольким миллиардами рублей⁵⁰¹.

В безумии братоубийства сгорели почти 13 млн человек⁵⁰². Это означает, что страна лишилась одного из каждых 10-11 своих граждан.

Причем, основная часть потерь приходятся не на боевые действия на фронтах. Безвозвратные потери, например, Красной армии за 1918 – 1920 гг. составили 742833 человека⁵⁰³. Большая их часть пришлась на голод и эпидемии, прежде всего сыпного тифа. Именно они стали подлинным бичом народа, парализуя в иных городах производство и общественную деятельность. Драматичность положения отражают произнесенные Лениным в декабре 1919 г. слова: «Или вши победят социализм, или социализм победит вшей» ⁵⁰⁴.

Если же учитывать снижение прироста населения по сравнению с мирным временем, то потери превысят 25 млн человек⁵⁰⁵.

Массовая эмиграция (2 млн чел.⁵⁰⁶), в которой значительную часть составляли представители интеллигенции⁵⁰⁷, была чувствительным ударом для интеллектуального потенциала.

Нельзя не отметить также и того, что появление 4,5 млн беспризорных⁵⁰⁸ породило множество проблем от чисто практических до нравственно-психологических.

Сегодня у нас есть счастливая возможность с высоты ушедшего времени, более широкого, освобожденного от эмоций и страстей, порожденных свежестью событий, взгляда на историю и ее героев, оценить прошлое, настоящее и спрогнозировать будущее⁵⁰⁹.

Что же такое русская Гражданская война?

По мнению академика РАН Ю.А.Полякова —

«длившаяся около 6 лет вооруженная борьба между различными группами населения, имевшая в своей основе глубокие социальные, национальные и политические противоречия, проходившая при активном вмешательстве иностранных сил в различные этапы и стадии, принимавшая различные формы, включая восстания, мятежи, разрозненные столкновения, крупномасштабные военные операции с участием регулярных армий, действия вооруженных отрядов тылу существовавших правительств и государственных образований, диверсионно-террористические акции»⁵¹⁰.

И, думается, что можно согласиться с такой дефиницией (по основным позициям) даже десять с лишним лет спустя.

Точно так же, как и с другим определением, принадлежащим Полякову:

«История Гражданской войны — гигантское поле для ученого, сложнейший узел социальных, национальных, политических, экономических, военных, нравственных проблем, переплетенных между собой с такой причудливостью, какую не придумать ни одному писателю-фантасту, — пишет маститый ученый. — Невиданные перемены в жизни десятков миллионов людей, крутые изломы. Чистота помыслов и немыслимая грязь, благородство и подлость, верность идеалам и предательство. Непрерывно раскручивающаяся спираль насилия. Опаленная огнем межа, пролегшая не только между классами, партиями, бойцами, но раскалывавшая семьи, разлучавшие любящие сердца»⁵¹¹.

Правда, не всегда дефиниции гражданской войны бывают столь емки. Иногда здесь прослеживается тяга к излишней категоричности, некоторой упрощенности. Так, профессор из Костромы В.Н. Маин свел понятие гражданской войны к вооруженному столкновению людей, «представляющих полярные социально-политические интересы»⁵¹².

Но даже столь емкие определения, принадлежащие Полякову, не могут раскрыть до конца сущности и содержания российской Гражданской войны. Поэтому я предлагаю вниманию читателей оценочные суждения, излагаемые ниже. Прошу расценивать это как своего рода личностное исследовательское кредо:

I. Революция 1917 года в России — закономерность. Отечество наше выстрадало ее всем ходом исторического развития. Пусть не до конца ученые разобрались в причинах данного феномена, пусть здесь сталкиваются порою диаметрально противоположные точки зрения⁵¹³, тем не менее, отрицать закономерный характер революции 1917 года — ни что иное, как насиловать историческую истину. «Социальные потрясения — неизменная составная часть исторического процесса. Наивны рассуждения о том, что революция нарушает естественный ход истории. Как бы мы ни называли историю — естественной или неестественной — человечество другой не имеет», — отмечает в данной связи Поляков⁵¹⁴. Полагаю, что, хотя в подобных суждениях имеется дискуссионное поле, но вряд ли их можно отбросить напрочь.

И вообще: революция, какой бы трагической она ни была, выступает всегда средством саморегуляции общества. Как тут не вспомнить крылатый афоризм Наполеона, что революция — «сильная порка для нации»⁵¹⁵.

Судить о революциях — хорошие они или плохие — пустая трата времени либо упражнения в софизме, морализаторстве вне пространства и времени. Правильнее изучать их. Как и любой исторический факт, революции должны подвергаться всестороннему исследованию.

Отмена крепостного права в 1861 г. дала мощный импульс развитию капитализма, ростки которого появились значительно раньше. Либерально-демократические реформы Александра II способствовали эволюционному обновлению общества. Резко усилилось, однако, и революционное движение, в котором террор народников уступал место быстро распространявшемуся марксизму.

Подобное положение стало причиной того, что Александр III начал контрреформы, развернув наступление реакции по всему фронту и не добившись особых успехов. Страна вступила в полосу эпохальных экономических, социально-политических и духовных перемен, венцом которых стали российские революции 1905 – 1907 гг. и 1917 г. Трудно не согласиться с Н.Бердяевым, писавшим, что революция «в значительной степени есть расплата за грехи прошлого»⁵¹⁶.

Но еще сложнее не согласиться с суждением малоизвестной исторической персоналии — Генерального штаба подполковником В.М. Прониным, участником корниловского мятежа. 6 октября 1917 г. (по ст. стилю) он писал: «Горе той стране, армия которой ввергнута в бушующую огненную стихию политической борьбы; она сожжет, испепелит душу армии, обратит ее в многоголового трусливого дракона с бесчисленными когтями, бегущего от врага, но жестоко презирающего свою родину, заливающего ее кровью и ужасом анархии, влекущей за собой гибель страны…»⁵¹⁷.

Увы, господин подполковник, Вы оказались правы.

II. Русская Гражданская война — прямое следствие поражения России в Первой мировой войне и революции 1917 г. К началу революции Россия, как и большинство развитых стран мира, была втянута в мировую войну.

Окопы, окопы, заблудишься тут.

От старой Европы остался лоскут

Так образно отреагировала на ситуацию, порожденную мировой войной прекрасная муза прекрасного Серебряного века Анна Ахматова.

Тенденции мирового развития в рассматриваемые годы в значительной степени определялись реальной ситуацией, в которой оказались те или иные страны. Несмотря на то, что Россия и Германия являлись представителями консервативного начала в цивилизованном мире, а Англия и Франция — сторонниками демократического начала, обстоятельства оказались сильнее этих особенностей. Обе противоречащие друг другу коалиции испытывали огромные трудности.

Особенно тяжелым оказалось положение центральных держав. Правительство Германии подчеркивало, что их состояние являлось «почти безвыходным». Ближайший союзник Германии — Австро-Венгрия находилась в состоянии почти полного развала. В странах Антанты обострился вопрос обеспечения населения продовольствием. Все попытки Временного правительства России ликвидировать продовольственный кризис привели к революционной ситуации в стране.

Германия, Австро-Венгрия делали попытки вступить в переговоры с Англией и Францией по поводу заключения сепаратного мира, надеясь только на сохранение своих довоенных границ. Однако страны Антанты надеялись в 1917 г. одержать над центральными державами окончательную победу. Им нужно было военное поражение Германии. Такая политическая близорукость лидеров ведущих мировых держав привела к тем последствиям, которые произошли в последующие годы в мире и в России, в частности.

Правда, это «в частности», имеет страшные показатели, материализованные в загубленных человеческих жизнях, поставленных злой иронией истории на «баланс смерти». В среднем на протяжении войны русская армия теряла каждый день по 175 тыс. человек убитыми, ранеными, пропавшими без вести. В отдельные периоды статистика выглядела еще мрачнее: 1915 г. — «год великого отступления»⁵¹⁸, с августа по ноябрь армия теряет каждый месяц соответственно 585, 418, 366 и 347 тыс. человек; в 1916 г.: в феврале — 293 тыс. человек, в августе — 274, в сентябре — 334, в октябре — 364, в декабре — 278 тыс. человек.

Свои рекорды мельница смерти ставит в те месяцы, когда противник переходит в крупные наступления, поддерживаемые тяжелой артиллерией, а русские корпуса за недостатком техники и боеприпасов вынуждены «отмалчиваться», отвечая преимущественно штыковыми контратаками. Одним из таких месяцев являлся август 1915 г, когда на жерновах неравной борьбы было перемолото почти 600 тыс. жизней русских солдат и офицеров⁵¹⁹.

Общий печальный итог. Согласно статистике Главного штаба, на 1 февраля 1917 г. потери русской армии убитыми, ранеными, пропавшими без вести, контуженными, отравленными газами, попавшими в плен составили: солдат — 6 млн человек; офицеров — свыше 63 тыс. человек. К концу войны данные показатели изменились следующим образом: мобилизовано было свыше 15 млн; общее число потерь (рядовые и офицеры вместе) возросло до 8 млн человек⁵²⁰.

Таким образом, потери превысили половину мобилизованных мужчин лучших возрастов — цвет населения России. Удивительно тонко прочувствовал трагедию гений Анны Ахматовой:

Не бывать тебе в живых,

Со снегу не встать

Двадцать восемь штыковых,

Огнестрельных пять.

Горькую обновушку

Другу шила я.

Любит, любит кровушку

Русская земля

Первая мировая война поставила наше Отечество на край пропасти. Экономика была измотана войной. Если принять экономическое производство 1913 г. за 100 %, то дальнейшее экономическое развитие будет выглядеть следующим образом:1914 — 101,2%; 1915 — 113,7% ; 1916 — 121,5%; 1917 — 77,3%⁵²¹.

На Урале по разным причинам бездействовало 66 домен, или 50% общего их числа. С потерей западных губерний страна лишилась ряда крупнейших предприятий угольной, химической, металлургической и текстильной промышленности.

В сельском хозяйстве посевные площади сократились на 10%, сбор хлеба — на 20%.

В упадке находилась оборонная промышленность. В докладе генерала Л.Г.Корнилова Временному правительству от 10 августа 1917 г. отмечалось, что сократилось производство орудий — на 40%, тяжелых снарядов — на 60%, взрывчатых веществ — на 40%, винтовок и пулеметов — на 25%⁵²².

Уже к 1917 г. дефицит госбюджета достиг 39%. На Россию давил мощный пресс военных расходов. Если один день в войне 1914 года обходился России в 10 млн рублей⁵²³, то в апреле 1917 года эта цифра выросла до 50 млн⁵²⁴, а в сентябре — до 65,7 млн рублей⁵²⁵.

Небезынтересно отметить, что если Крымская война (1853 – 1856 гг.) стоила России 583,2 млн руб., Русско-турецкая (1877 – 1878 гг.) — 1075 млн. руб., Русско-японская (1904 – 1905 гг.) — 2294,9 млн руб., то Первая мировая война —около 40 млрд. руб., то есть в 70 раз дороже, чем Крымская война. Россия тратила на войну 1/3 национального дохода (для сравнения: доход на душу населения в Англии составлял в то время 243 доллара, а в России — 44 доллара)⁵²⁶.

Усиливался финансовый кризис. Государственный долг России вырос в 4 раза — с 8,5 до 33,5%. Галопировала инфляция. К февралю 1917 г. курс рубля на внутреннем рынке упал до 27 копеек. Все больше бумажных денег приходилось выпускать, особенно после Февраль­ской революции, для покрытия расходов на войну. За восемь ме­сяцев после февраля 1917 г. их выпустили столько, сколько за предшествующие 32 месяца войны. Было реализовано шесть внутренних займов, не раз повышались налоги⁵²⁷, а заработная плата, вопреки логике, снижалась. Например, в ноябре 1914 г. авторский гонорар понизился на 17%, а январе 1915 г. — еще на 12% ⁵²⁸.

III. Гражданская война в России сложнее, чем противоречия между рабочими и капиталистами, крестьянами и помещиками. Она включала в себя борьбу следующих основных сил: социалистических; анархических; буржуазно-демократических; реакционно-монархических.

Кроме того, в Гражданской войне столкнулись центробежные и центростремительные тенденции; национальные и политические течения⁵²⁹.

Нельзя не отметить, что в рамках Гражданской войны прошла еще и советско-польская война. Война специфическая, на которую существенный отпечаток наложила вторая русская смута. Это нашло отражение, в частности, в столкновении национальных и интернациональных идей⁵³⁰.

IV. Причины Гражданской войны в России — не в попытках различных партий и группировок захватить (или вернуть) политическую власть. Они значительно глубже и кроются в тех глубинных социально-политических, экономических и духовных процессах, приведших общество к той грани, за которой начался этап вооруженного насилия и массового насилия. Того самого страшного красного и белого террора.

Слева забор, справа забор,

И ничего кроме тьмы.

Красный террор, белый террор —

Пир во время чумы

Ротмистр — враг. К стенке, моряк,

Ставь его, гада, скорей…

Хорошо, со всей присущей его таланту энергией, схватил сущность дикого действа красного и белого террора замечательный поэт, автор-исполнитель А. Розенбаум.

Безусловно, положительно, что сегодня красный и белый террор стал предметом исследования в постсоветской и современной зарубежной исторической науке⁵³¹. В частности, выдержала второе издание уникальная монография профессора А.Литвина. В ней автор смог с позиций беспристрастности (насколько, конечно, возможно) показать всю паталогичность террора, в какие бы одежды он ни рядился⁵³².

Ниже я буду обращаться к столь животрепещущей проблеме. Пока же позволю себе заметить следующее: удивляет и возмущает, когда некоторые публицисты, надо полагать, в угоду политической конъюнктуре, начинают полемизировать на тему: «Чей террор был лучше, красный или белый?». И, как правило, склоняются к мысли, что белый был «гуманнее»! Прямо цинизм какой-то с элементами некрофилии. Конечно, можно найти различия между тем и другим. Например, белые считали достаточным основанием для расстрела причастность обвиняемого к деятельности коммунистических властей; большевики расстреливали людей не только за их политические взгляды, но и за принадлежность к «эксплуататорским классам».

Белые политические режимы не принимали нормативно-правовых актов, подобных печально известному нынче постановлению Совета народных комиссаров от 5 сентября, «О красном терроре»⁵³³. Деникин не подписывал таких телеграмм, какие подписывал Ленин. Например, в Пензенский губисполком от 10 августа 1918 г.:

«Товарищи! Восстание пяти волостей кулачья должно повести к беспощадному подавлению. Этого требует интерес всей революции, ибо теперь взят «последний решительный бой» с кулачьем. Образец надо дать.

1) Повесить (непременно повесить, дабы народ видел) не меньше 100 заведомых кулаков, богатеев, кровопийц.

2) Опубликовать их имена.

3) Отнять у них весь хлеб.

4) Назначить заложников — согласно вчерашней телеграмме.

Сделать так, чтобы на сотни верст кругом народ видел, трепетал, знал, кричал: душат и задушат кровопийц и кулаков.

Телеграфируйте получение и исполнение.

Ваш Ленин

Найдите людей потверже»⁵³⁴.

Но это все представляет чисто академический исследовательский интерес. Мизантропская сущность политики красного и белого террора не меняется.

«…Когда пришли деникинцы, они вытащили из общей ямы 16 разлагающихся трупов и положили их напоказ. Впечатление было ужасное, но — к тому времени они сами расстреляли уже без суда несколько человек, и я спрашивал у их приверженцев: думают ли они, что трупы расстрелянных ими, извлеченные из ям, имели бы более привлекательный вид».

Почитать бы современным «жуликам эфира, мошенникам пера» эти строки из письма В.Г.Короленко, писателя-гуманиста, адресованные в 1920 г. одному из видных большевистских политических деятелей А.В. Луначарскому⁵³⁵. Быть может, не стали бы тогда полемизировать о «прелестях» белого или красного террора…

Вот сцены расправ, творимых колчаковскими «рыцарями белой мечты»:

«Само убийство представляет картину настолько дикую и страшную, что трудно о ней говорить даже людям, видавшим немало ужасов и в прошлом, и в настоящем. Несчастных раздели, оставили лишь в одном белье: убийцам, очевидно, понадобились их одежды. Били всеми родами оружия, за исключением артиллерии: били прикладами, кололи штыками, рубили шашками, стреляли в них из винтовок и револьверов. При казни присутствовали не только исполнители, но также и зрители. На глазах этой публики Н.Фомину нанесли 13 ран, из которых лишь 2 огнестрельные. Ему, еще живому, шашками пытались отрубить руки, но шашки, по-видимому, были тупые, получились глубокие раны на плечах и под мышками. Мне трудно, тяжело теперь описывать, как мучили, издевались, пытали наших товарищей»⁵³⁶.

А вот уже люциферовы деяния «красных орлов»:

«…ученица 5 класса одной из екатеринодарских гимназий подверглась изнасилованию в течение двенадцати суток целою группой красноармейцев, затем большевики подвязали ее к дереву и жгли огнем и, наконец, расстреляли»…

В Таганроге в январе 1918 г. «на металлургическом заводе красногвардейцы бросили в пылающую доменную печь до 50 человек юнкеров и офицеров, предварительно связав им руки и ноги, в полусогнутом положении. Впоследствии останки этих несчастных были найдены в шлаковых отбросах на заводе».

В Таганроге после изгнания большевиков «медико-полицейским осмотром вырытого из могил 51 трупа было установлено, что у 26 из них разможены и разбиты черепа, три трупа совершенно обезображены, у шести обнаружены переломы рук, у 20 штыковые и рубленые раны, на троих хирургические повязки, в двух трупах опознаны ученики, в одном рабочий и, наконец, … обнаружен труп генерала Ренненкамфа с огнестрельным ранениями в голову»⁵³⁷.

Главным принципом сторонников и красного, и белого террора являлось устрашение методом скорого действия. Вот что в данной связи писал, к примеру, генерал Донского войска С.В. Денисов: «Трудно без власти… Миловать не приходилось… Каждое распоряжение — если не наказание, то предупреждение о нем… Лиц, уличенных в сотрудничестве с большевиками, надо было без всякого милосердия истреблять. Временно надо было исповедовать правило: «Лучше наказать десять невиновных, нежели оправдать одного виноватого». Только твердость и жестокость могли дать необходимые и скорые результаты»⁵³⁸.

Откровенное признание, ничего не скажешь. Только сколько пролитой невинной крови кроется за ним. А ведь кровь казненных по плану была красной. Забыли все в те годы тотального помешательства, что кровь людская — не водица, она не меняет цвета.

V. Последствия Гражданской войны ощущаются до сих пор. Можно по-разному относиться к первому президенту суверенной России Б.Н.Ельцину, но вряд ли стоит ставить под сомнение его оценку, данную в 1994 г. о том, что проклятие Гражданской войны витает над Отечеством и сегодня⁵³⁹. Ее подтверждают печальные страницы нашей истории.

Вот только некоторые факты, в которых можно усмотреть влияние Гражданской войны:

— геноцид казачества;

— насильственная коллективизация;

— депортация целых народов в годы Великой Отечественной войны;

— расстрел демонстрации рабочих в Новороссийске (1962 г.);

— этнические региональные конфликты в СССР (1988 – 1991 гг.);

— ГКЧП (1991 г.);

— события в г. Москве (октябрь 1993 г.);

— первая чеченская война (1994 – 1996 г.).

И данные факты, по моей оценке, ставят под сомнение вывод исследователя С.Г. Кара-Мурзы. Он считает, что бывшие противники примирились на основе признания новой советской государственности. «Всем уже было очевидно, что в этой оболочке восстановилась Россия и смогла укрепиться для большой войны с новым тевтонским нашествием. В этой Отечественной войне на взаимных обидах гражданской был поставлен крест»⁵⁴⁰.

Слишком категоричная позиция Кара-Мурзы. Причем, подобное серьезное обобщение не базируется на соответствующем фактографическом, фактологическом и аналитическом материале. Не все так однозначно и прямолинейно с «проклятием Гражданской войны», что витают над Отечеством. Видимо, нет оснований утверждать, что оно снято с России…

VI. Под каким бы углом зрения ни оценивалась Гражданская война в исторических источниках и литературе, ее сущность и содержание — безумие братоубийства. Можно, конечно, спорить (особенно, если оставаться апологетом марксистско-ленинского классового подхода к оценке событий и явлений в истории), но, в конечном итоге, нельзя не согласиться с Волошиным, утверждавшим, что молитва во время Гражданской войны может быть только за тех и за других. «Когда дети единой матери (России — Г.И.) убивают друг друга, надо быть с матерью, а не с одним из братьев»⁵⁴¹…

А вот оценка безумия братоубийства, данная Мариной Цветаевой:

Все рядком лежат —

Не развесть межой.

Поглядеть: солдат.

Где свой, где чужой?

Белый был — красным стал:

Кровь обагрила.

Красным был — белый стал:

Смерть побелила.

Сегодня, когда мы знаем о годах второй русской смуты значительно больше, нежели в советское время, можно утверждать, что и красные, и белые, и «зеленые», и «жовтоблакитные» — все они являлись детьми великой России, «кровью умытой»⁵⁴².

Теперь, с дистанции времени, не приходится удивляться, что обезумевший народ, разойдясь по разные стороны баррикад, пел на один мотив одни и те же песни. Только слова были разные (см. табл.3).

Таблица 3