1520-Х годах - в пору развертывающихся работ в капелле Медичи, -

хотя и это десятилетие довольно скудно стихами; тут больше

набросков и отрывков, чем законченных вещей. Но вместе с тем в

них непосредственнее, чем в 1510-е годы, отразился зреющий стиль

Микеланджело - усугубляющаяся, величавая отвлеченность формы с

четкими контрапостами частей в пределах могучего единства

целого. Таковы стихотворные наброски: "Есть неподвижность в

славе эпитафий" (ок. 1521), "День с Ночью, размышляя, молвят

так..." (ок. 1521), "Живу в грехе, погибелью живу я..." (1525) и

т. п. Их ритмы очень замедленны и широки) мысли развертываются

большими параллелями и противоположениями, отоварь пренебрегает

украшенностью. образы внешне просты, внутренне сложны.

В 1530-х годах живописью "Страшного суда" (1535 - 1541)

обозначается новый рубеж микеланджеловского искусства: дотоле

подавляемая неистовость мироощущения, взрыв чувств и ярость

мыслей, страстность вызова действительности прорываются наружу,

находят себе проявление в протоманьеризме грандиозной фрески, с

ее отчетливостью отдельных фигур и запутанностью их группового

сочетания, со схематизмом общего замысла и усложнением

частностей. Стихи 1530-х годов того же склада, хотя и иного

содержания. Микеланджело в этих стихах как бы отдыхает от

катаклизма "Giudizio Universale", он отдается интимным чувствам,

стихи наполнены преимущественно мотивами страстной привязанности

к другу, воплотившему идеальный образ душевной красоты и

физического совершенства. В личной жизни Микеланджело - это пора

Томмазо Кавальери; стихи: "Высокий дух, чей образ отражает..."

(1529 - 1530), "Будь чист огонь, будь милосерден дух..." (1532 -

1533), "Верните вы, ручьи и реки, взорам..." (1534 - 1538), "в

ком тело - пакля, сердце - горстка серы..." (1534 - 1538) и т.п.

- связаны с ним и посвящены ему. Но стилистически в этой

интимной поэзии происходит то же, что в монументальной живописи

"Страшного суда"; ее маньеризм отражается в стихах новым

наплывом "прециозности", сближением с господствующим

петраркизмом, в его микеланджеловском преображении - тяжелом и

многомысленном.

Собственно, лишь с этого времени можно говорить о том

стихотворном строе, за который выносят Микеланджело

обвинительный приговор. В самом деле, обильная образность,

прихотливая метафорика облегают темнотами, контрастами, трудными

скрепами идею, тему стихов, обычно простую и задушевную. Обилие

усеченных слов, вводные речения, переносы строк, сложная

расстановка предложений, ведущая читателя по некоему лабиринту

звуков и смыслов и выводящая его на свет лишь после борьбы с

текстом и усилий понять его, - именно в этих стихах впервые

принимают специфический микеланджеловский облик. Отныне и впредь

он сохранится на все то время, пока Микеланджело будет

продолжать писать стихи, - на четверть века, до 1550-х годов, то

есть обнимая наибольшую часть микеланджеловской поэзии. Однако и

здесь продолжают меняться соотношения частей и приемы,

соответственно с дальнейшими этапами идейной жизни Микеланджело.

Это происходит, во-первых, в период 1537 - 1547 годов и,

во-вторых, в период 1547 - 1556 годов. Первое десятилетие - пора

Виттории Колонна, микеланджеловской любви к ней и создания

стихов для нее; второе десятилетие - после ее кончины, когда

ожидание собственной смерти стало заключительной темой всей

поэзии Микеланджело. Вынужденный платонизм взаимоотношений с

Колонна - любовь, переведенная усилиями этой светской инокини в

сферу идей неоплатоновского общения душ и католической любви во

Христе, аскеза в жизненном выявлении чувств и желаний, которой

помогают возраст - Виттории было сорок семь, а Микеланджело

шестьдесят два года, когда они встретились, и пятьдесят семь -

семьдесят два, когда они расставшись, - все это освободило стихи