Большое наступление

8 мая генерал‑майора Маннергейма срочно вызвали в город Бердичев, где находился штаб 8‑й армии. Генерал Каледин ознакомил Густава с секретным распоряжением № 01 404, в котором сообщалось:

1. Главнокомандующий приказал перейти в наступление… Артиллерийскую атаку начать на рассвете 19 мая (однако она началась только через три дня. – Л. В.)…

6. 12‑я кавалерийская дивизия, командир свиты Его Величества генерал‑майор Г. Маннергейм, передается в распоряжение 8‑й армии.

Каледин сказал Маннергейму, что в случае успеха наступления армии он выдвинет дивизию в прорыв с возможностью выхода ее в тыл врага.

Начальник штаба армии, передав барону оперативные карты, сообщил, что его дивизия, до того как 8‑я армия совершит прорыв фронта неприятеля, будет стоять в селении Варковичи за 32‑м армейским корпусом, но артиллерию дивизии надо установить на позиции, которые определил штаб фронта.

Территория Волыни, где должны были развернуться будущие бои, была основательно разделена небольшими высотами. Такие крупные реки, как Стырь и Стоход, текут в хорошо выработанных, резко очерченных долинах с волнистыми грядами, на склонах которых много балок и оврагов с крутыми, иногда совершенно отвесными склонами.

На рассвете 22 мая мощная артиллерийская канонада возвестила о начале наступления войск генерала Брусилова. На другой день штаб армии приказывает 12‑й кавалерийской дивизии, в состав которой вошла 20‑я самокатная рота, выступить в район селения Летчаны, оставив на позициях 32‑го армейского корпуса Донскую казачью дивизию.

Буквально на полпути к Летчанам поступает новый приказ № 01 960: «Дивизии изменить маршрут и отправиться к селению Бакурино».

25 мая генерал Брусилов в телеграмме № 1575 Каледину пишет: «…Сожалею, что 12‑я кавалерийская дивизия своевременно не была подведена и пущена для преследования противника». В этот же день командир 40‑го армейского корпуса генерал Каштолинский передал Маннергейму личную телеграмму № 01 988 командующего армией. Она говорила: «Оперативные колонны и обозы противника отходят от Луцка на Владимир‑Волынский и Стоянов. Приказываю вам переправиться через реку Стырь и двигаться на Чаруков, выдвинув разведку на фронте Торчин – Горохов. Донесения посылать через Луцк, сообщая все сведения в ближайшие штабы».

Выполняя этот приказ, дивизия утром через селение Бакурино подошла к деревне Осторжец, где авангард дивизии – третий эскадрон драгун – вступил в бой с противником, который засел в лесу около деревни Ярославичи. Эскадрон, встреченный сильным огнем врага, потерял много лошадей.

Генерал Маннергейм, оценив обстановку, приказал двум батареям открыть ураганный огонь по позициям врага юго‑западнее селения Ярославичи, и под его прикрытием полки дивизии вошли в селение. Одновременно 2‑я бригада дивизии выбила врага из леса.

Наступление шло широким фронтом. На правом фланге дивизии Маннергейма наступала 14‑я пехотная дивизия, на левом – 32‑й армейский пехотный корпус.

В своей телеграмме № 01 997 от 26 мая генерал Каледин сообщал командирам частей 8‑й армии: «12‑я кавалерийская дивизия преследует противника в общем направлении на Чаруков, выслав разведку на фронт Торчин – Горохов». Штаб армии телеграммой № 1600 дополнил: «12‑я кавалерийская дивизия преследует обозы противника от Луцка».

Полки дивизии Маннергейма неотступно шли за врагом. Почуяв, что русские начинают его обходить, противник быстро освобождал дорогу от войск и вперед пропускал свои обозы, прикрывая их сзади конницей и пехотой. Разгадав эту тактику врага, барон приказывает конной артиллерии под прикрытием казаков, идя по сторонам дороги, обогнать противника и ударить ему в «голову». Обойдя головную колонну обоза врага на два‑три километра, артиллеристы выбирали удобную позицию, маскировались и пропускали вперед головной разъезд противника. Как только появлялись первые повозки обоза, артиллеристы открывали огонь прямой наводкой. В голове вражеской колонны сразу создавалась каша. Лошади рвут постромки, повозки в канавах. На дороге горы подвод, которые пылают как костер, вперед двигаться невозможно.

Та же история повторялась в конце обоза, где действовала 2‑я конная батарея. Дорога для врага отрезана, ни вперед, ни назад, кругом ураган взрывов. За 10–15 минут вражеский обоз превращается в груду хлама. Казаки быстро расправляются с охраной обоза и вместе с артиллеристами отходят в сторону, не вступая в бой с главными силами противника.

Вскоре 12‑я кавалерийская дивизия, передав свой участок обороны пехотной дивизии, подошла к деревне Надчицы, чтобы накормить лошадей.

Обратив внимание на небрежное отношение к лошадям в одном из взводов драгун, Маннергейм вызвал растерявшегося вахмистра полка и провел с ним «нравоучительную» беседу, сказав:

– Вы знаете, наверное, что лошадь – доброе и чуткое животное. Умение понимать это животное – талант, и бывает он у людей, от природы наделенных доброй душой. А есть ли у вас и ваших солдат такая душа, вахмистр?

– Виноват, ваше превосходительство, все понял, больше подобного не будет.

– Надеюсь, Петров.

Хорошо отдохнуть солдатам и офицерам после непрерывных двухдневных переходов не удалось, в 4 часа ночи последовала команда генерала атаковать селение Торговицы.

Артиллерия быстро выдвинулась на позиции, полки приготовились к атаке, но в 10 утра поступил приказ штаба армии: «Действия против неприятеля остановить». В результате Маннергейму пришлось направить свои полки на север и ждать дальнейших указаний.

27 мая генерал с начальником штаба ознакомились с обстановкой у соседних пехотных полков, включая 4‑ю финляндскую дивизию, и после этого решили подвести дивизию к переправе через реку Стырь у деревни Вышково.

Приехав к переправе, Маннергейм выразил неудовольствие ее местом и неудачными подъездами, а также большим скоплением пехоты на берегах, что могло привлечь нежелательное внимание вражеских батарей.

Генерал Жуков, который обеспечивал переправу частей дивизии, начал возражать, доказывая, что это место враг из‑за холмов не видит и, кроме того, река здесь узкая и неглубокая.

После быстрой переправы полки сосредоточились у деревни Милуши, в пяти километрах от города Луцка. Дальнейший их путь лежал в район севернее шоссе Луцк – Владимир‑Волынский.

Несмотря на сильный огонь врага, кавалерия заняла селение Шепельи и переправу у деревни Заболотцы.

Около двух часов ночи авангардный отряд дивизии, подойдя к селению Борятин, был встречен плотным огнем противника. Перегруппировав части дивизии, Маннергейм приказал командиру Ахтырского полка полковнику Елчанинову выбросить немцев из Борятина.

После трех успешных конных атак, поддержанных казаками, красивое, утопающее в цветущих садах селение Борятин и его окрестности были освобождены от врага. Маннергейм высоко оценил эту победу, наградив Елчанинова Георгиевским крестом.

Военные историки русской эмиграции, в частности граф Гейден, рассматривая действия 12‑й кавалерийской дивизии с 23 по 30 мая 1916 года, принижают ее роль, используя фразу: «Действия дивизии ограничились лишь одной атакой у селения Борятина». Это совершенно не соответствует записям в журналах военных действий дивизии, хранящихся в военно‑историческом архиве России.

Утром 28 мая полки 12‑й кавалерийской дивизии были заменены пехотой и получили отдых, которого они не имели с вечера 22 мая, если не считать четырех 5–6‑часовых остановок для питания людей и кормления лошадей. Небольшая деревня в двух километрах от Борятина, где встали полки дивизии, уютно устроилась в ложбине холмов. Из окон дома священника, в котором барон смог немного поспать, на многие километры на запад открывались луговые дали.

Опять долгожданный отдых не состоялся. В 14 часов поступил приказ командира 6‑го кавалерийского корпуса генерала Павлова: «Выступить и освободить от неприятеля селение Торчин». В три часа дня авангард дивизии выступил на большое селение Торчин (с 1940 года поселок городского типа), расположенный в 23 километрах от города Луцка. Торчин известен в мировой истории с 1093 года, когда половцы опустошили его, уведя в плен всех жителей.

Совместной неожиданной конной атакой двух полков – Ахтырского и Стародубского, – которая продолжалась около часа, селение было освобождено от врага. Когда сражение окончилось, генерал Маннергейм проверил работу перевязочных пунктов и лазарета дивизии. Неприятный разговор состоялся с главным врачом из‑за грязи, в которой лежали раненые, и плохого использования попутного транспорта для доставки раненых в полевые госпитали армии.

Следующим пунктом движения дивизии было селение Затурцы. Лично обследовав район предстоящих боевых действий, Маннергейм приказал полковнику Черткову двигаться на Затурцы не по шоссе на Владимир‑Волынский, а по обе стороны его, отступив примерно на 400–500 метров. Сам же барон с основными силами своей дивизии направился севернее, в обход, через селение Зубильно, имея впереди три эскадрона ахтырцев.

Операция прошла успешно. Стародубцы вместе с пехотой ворвались в селение Затурцы и захватили мост через реку Турию. После освобождения от врага селения Зубильно генерал Маннергейм повел дивизию на ночлег в район Смогилев – Торчин. Штаб дивизии разместился в полуразрушенном доме большого помещичьего имения, в котором целыми сохранились только несколько комнат. В одной из них, имеющей странную треугольную форму, отдыхал Маннергейм. На полу когда‑то роскошного помещения, со стенами, покрытыми ярким оранжевым шелком, лежали груды затоптанных фотографий, вещественные следы немецкого вандализма. Красивые резные двери были изгажены похабными рисунками и надписями. Ванная комната – сплошная клоака.

Утром начальник штаба подполковник Георгиевич доложил генералу, что все переправы на реке Луге уничтожены врагом, а его конные части укрепились на правом берегу.

Барон по просьбе командира пехотной дивизии, которая решила обойти врага с юга, направил к деревне Конюхи белгородских улан, а в район деревни Свинюхи – эскадрон ахтырцев. Однако приказ штаба фронта: «12‑й кавалерийской дивизии перейти в район к северу от шоссе Владимир‑Волынский – Ковель», – свел на нет все тактические решения Маннергейма, «привязанные» к данному району военных действий. Так, к сожалению, на третий год войны, не зная фактической обстановки на полях сражений, руководили войсками некоторые армейские штабы.

Генерал Каледин в личном обращении к Маннергейму (телеграмма № 02 231 от 31 мая) писал: «Ввиду выдвижения завтра 7‑й кавалерийской дивизии для освещения полос Владимир‑Волынский – Сокаль поручаю вашей дивизии разведку фронта Обениж – Владимир‑Волынский – Русанов. Ядро дивизии держать к северу от большака».

Эта телеграмма была получена, когда дивизия, постоянно вступая в короткие стычки с врагом, вела его преследование, пытаясь оторвать обозы от идущей за ними пехоты. Головная бригада генерала Жукова, подойдя к селению Крухиничи, неожиданно столкнулась с немецким отрядом особого назначения, оснащенным большим количеством пулеметов. Попав под сильный огневой удар врага, Жуков отошел на север.

Оставив по эскадрону в селениях Свинюхи и Садова и переночевав в районе селения Еленов, дивизия продолжала преследовать противника.

Вечером 2 июня ахтырские гусары, перескочив полуразрушенный мост через реку Стоход, буквально на плечах врага ворвались в селение Киселин (сейчас Киселев), а затем, не останавливаясь, выбили противника из села Твердыни. Отступая, немцы на ветряной мельнице у села оставили своего наблюдателя с телефоном. Гусары его обнаружили и взяли в плен. Командир взвода корнет Векилов, великолепно владея немецким языком, стал руководить огнем немецкой артиллерии, которая открыла огонь по пустому месту. Награждая находчивого офицера, генерал шутливо заметил: «Как бы враги ни хитрили, мы их всегда перехитрим».

Генерал Маннергейм со своим штабом и бригада генерала Жукова заночевали в селении Киселин. Оно, разрушенное вражеской артиллерией, производило странное и тягостное впечатление. Среди развалин домов и сараев, обгоревших и вырванных с корнем деревьев лишь ветер носился, печально завывая.

Оба генерала и офицеры расположились в чудом сохранившемся свинарнике, «аромат» которого долго держался в шинелях и походных кроватях и не выветривался, несмотря на все старания денщиков.

В ночь на 3 июня полки дивизии, прикрывая перегруппировку пехотных частей 8‑й армии, заняли и основательно укрепились на важных в стратегическом отношении высотах у селений Твердыни, Зубильно, Оздютичи.

В 8 утра прибывшие на позиции и усилившие немецкую группировку части 10‑го армейского корпуса густыми цепями начали наступление на высоты, занятые 12‑й кавалерийской дивизией. Видя значительный перевес сил противника и зная, что позиции ему не удержать, генерал‑майор Маннергейм обратился к командирам пехотных частей, закончивших перегруппировку, с просьбой заменить на позициях его несущие большие потери полки. Те быстро ее выполнили, дав возможность кавалерии отойти за порядки пехоты.

Вечером 4 июня барон получает телеграмму командующего армией генерала Каледина о том, что его дивизия переходит в состав 40‑го армейского корпуса генерала Николая Кашталинского. Дивизия, согласно диспозиции штаба армии, должна перейти в район селения Киселин и быть готовой к наступлению на селения Осьмиговичи и Маковичи.

Когда дивизия под огнем тяжелой германской артиллерии подходила к печально знакомому и пылающему в огне разрывов Киселину, пришел приказ генерала Кашталинского: «Прекратить движение к Киселину. Прикрыть от неприятеля разрыв, который образовался между 39‑м и 40‑м армейскими пехотными корпусами». Установив по данным разведки и картам, что разрыв между соединениями составляет шесть километров и лежит он за огромным болотом к востоку от Киселина, барон направил туда свои полки. Преодолев за восемь часов тяжелый 40‑километровый путь, кавалеристы «заштопали» брешь между корпусами.

Разместив свои полки на позициях в месте «разрыва», генерал устроил свой командный пункт на одной из ветряных мельниц, которых много было в округе. С ее вершины в бинокль хорошо просматривались боевые порядки и действия 39‑го и 40‑го армейских корпусов.

После неудачной атаки 500‑го стрелкового полка на немецкие позиции неприятель начал активно теснить части 39‑го армейского корпуса. Артиллерийский наблюдатель на второй мельнице непрерывно доносил Маннергейму обстановку боя:

– Наша пехота наступает… она отходит… наши бросают винтовки и пулеметы… фланги немцев подходят к опушке леса.

Генерал быстро принимает решение и отдает приказ:

– Жуков, оренбургских казаков – в атаку. Прикрой их фланги ахтырцами.

Артиллерийский наблюдатель докладывает:

– Казаки идут в атаку… немцы отступают… на левом фланге враг бежит. Наша пехота собирается… она атакует!

Немецкие части позорно бежали. Было захвачено много пленных и пять пулеметов. Освобождены солдаты пехотных полков, взятые в плен. Положение и позиции 39‑го армейского корпуса были восстановлены, но командир 500‑го пехотного полка отказался дать командиру оренбургских казаков войсковому старшине Павлу Смирнову свидетельство об их героической атаке на врага. Этот вопрос был решен, когда ночью на командный пункт Маннергейма прибыл командир 39‑го корпуса, его старый варшавский знакомый генерал Станислав Стельницкий. Он с присущей полякам галантностью и чрезмерной любезностью выразил барону «свою и офицеров корпуса благодарность за спасение от разгрома».