По поводу 6-го выпуска «Этнографического сборника»

[атериалы, собранные в этой книге, настолько важны для науки, что мы не считаем излишним еще раз остановить на ней внимание наших читателей '>. Не касаясь других более или менее любопытных статей, скажем несколько слов о помещенных здесь монгольских сказках, известных под именем Шидди-кур, и о сборнике великорусских загадок, составленном г-ном Худяковым. В кратком предисловии к переводу монгольских сказок, академик Шифнер" говорит: «Заключающееся в этом сочинении собрание повестей или сказок имеет для нас особый интерес потому, что мы здесь знакомимся не только с образцами монгольской и калмыцкой поэзии, но и с источниками самой древнерусской поэзии. Наукою дознаио, что большая часть распространенных в Европе и Азии сказок и повестей происходит из Индии: в Европу они проникали в разное время посредством аравитян и персиян, а частью и других народов, в Азии же распространились преимущественно вместе с буддизмом; так что в настоящее время в Китае и Тибете и до сих пор уцелело большинство поэтических созданий древнеиндийского народного духа. Из Тибета же, как известно, буддизм перенесен к разным племенам монгольским. Таким образом, находя значительное сходство между народными русскими сказками и былинами, с одной стороны, и монгольскими или калмыцкими повестями или сказками, с другой, не только в главных чертах, но и в самых подробностях, мы получаем возможность изучать основы нашей народной поэзии и восходить постепенно до первообразных ее типов в санскритской литературе, причем монгольские

'> См «Кн<ижный> в<естник>», 1864 г , № 22

 

==344

A. H. Афанасьев

 

или калмыцкие редакции служат одним из посредствующих звеньево. Шидди-кур есть сборник различных по содержанию сказок, соединенных в одно целое такою же внешнею, искусственною связью, как и сказки, вошедшие в состав «Тысячи и одной ночи». Царевич Амугуланг должен достать святой труп и принести его, не отдыхая и не произнеся ни единого слова дорогою. На возвратном пути труп начинает рассказывать ему сказку, описывая положение героев, он вызывает невольное восклицание царевич?, и тотчас же исчезает, как скоро оно вылетит из его уст. Царевич снова идет за трупом, выслушивает от него дорогою другую повесть, опять нарушает молчание, и вслед за тем обязан приниматься за свой подвиг сначала, и так далее. Некоторые из рассказов Шидди-кур, действительно, сходны с русскими сказками, равно как и со сказками других европейских народов; начало сборника (с. 7—9) напоминает предание о хитрой науке оборотничества (Н. р. ск., вып. VIII, с. 339); глава 1-я представляет сходство, впрочем не близкое, со сказкою о семи Семионах, а эпизод о летающей деревянной птице встречается в народных пересказах, заимствованных из «Тысячи и одной ночи» ( Сборн. Худякова, № 102 и Чудинского, № 16) ; во II главе упоминается шапка-невидимка и сапоги-скороходы, а в VI главе дубинка-самобой и молот, строящий дворцы-диковинки, играющие значительную роль в сказочном эпосе у всех индоевропейских народов; глава III тождественна со сказкою о мужичке-с-ноготок борода-с-локоток (Н. р. с., вып. VIII, с. 586); глава XII со сказкою о воре (ibid., с. 286); гл. XIII со сказкою о волшебном кольце (ibid., с. 540) ; гл. XIV с рассказом о горе, внутри которой скрываются великанами или разбойниками богатые сокровища (ibid., с. 681); главы VII и XXIII говорят о сожжении птичьей сорочки и звериной шкурки оборотней: мотив, довольно известный в преданиях и сказках у разных народов; глава XXII сходна с сербскою сказкою о козьих ушах Трояна (Нар. прилов. Караджича, № 39). Несмотря на то, мнение, высказанное г-ном Шифнером, не может быть принято во всем его объеме. Сравнительное изучение сказок, живущих в устах индоевропейских народов, приводит к двум заключениям: во-первых, что сказки создались на мотивах, лежащих в основе древнейших воззрений арийского народа на природу, и, во-вторых, что, по всему вероятию, уже в эту древнейшую арийскую эпоху были выработаны главные типы сказочного эпоса и потом разнесены разделившимися племенами в разные стороны — на места их новых поселений, сохранены же преданием, как и все поверья, обряды и мифические представления. Мы не думаем отвергать влияния книжной литературы на

 

==345

По повода 6-го выпуска «Этнографического сборника»

устные народные произведения; но не придаем ему того широкого значения, как хотят некоторые исследователи. Чужеземные сборники повестей и сказок могли действовать на народную восприимчивость и творчество, но для этого нужно, чтоб они были не только давным-давно переведены, но и распространены в массе простонародья и чтоб самое простонародье могло их читать, т. е. было бы грамотно. А где этому доказательства? По мнению г-на Шифнера, монгольские или калмыцкие редакции служили посредствующим звеном при распространении индийских сказок у нас на Руси; мы думаем, что прежде, нежели утверждать такое положение, надобно доказать, что сборник Шидди-кур был давно известен на Руси в старинном переводе. Без этого оно лишено всякой опоры. Сходство, замечаемое в некоторых главах означенного памятника с русскими сказками, еще не говорит в пользу заимствований. Перевод Панчатантры и разыскания Бенфея доказали, что монгольские племена, вместе с распространением буддизма, усвоили себе и индийские повести; поэтому нет ничего удивительного, если в сборнике Шидди-кур встречаются черты, сходные с преданиями и рассказами славян и других индоевропейских народов.

В 1861 году г-н Худяков издал «Великорусские загадки», соединивши в своей книге загадки, прежде изданные Сахаровым и другими лицами, и дополнивши их собственным собранием. Ныне он перепечатал в «Этнографическом сборнике» свой труд, значительно умноженный материалами, присланными в разное время с разных сторон в Географическое общество. Тексту загадок г-н Худяков предпослал предисловие, в котором говорит о значении их в народном быту и поэзии, о их форме и главных периодах развития; нового самобытного в его заметках мы почти ничего не встретили*. Автор, к сожалению, не входил в ближайшее рассмотрение издаваемых им загадок и не дал необходимых пояснений их смысла, между тем ничто, может быть, так не нуждается в подобной работе, как эти памятники, не раз поражавшие исследователей своей странностью.

Народные загадки сохранили для нас обломки старинного метафорического языка. Вся трудность и вся сущность загадки именно в том и заключается, что один предмет она старается изобразить чрез посредство другого, какой-нибудь стороною аналогического с первым. Кажущееся бессмыслие многих загадок удивляет нас только потому, что мы не постигаем, что мог найти народ сходного между различными предметами, по-видимому, столь непохожими друг на друга; но как скоро мы поймем это уловленное народом сходство, то не будет ни странности, ни

 

==346

A. H. Афанасьев

 

бессмыслия. Приведем несколько примеров: «черненька собачка, свернувшись, лежит: не лает, не кусает, а в дом не пускает» (замок); ^лежит баран — не столько шерсти на нем, сколько ран» (колода, на которой дрова рубят) ; •ев хлеву у быка копна на рогах, а хвост на дворе у бабы в руках» (ухват с горшком) ; «сивая кобыла по полю ходила, к нам пришла — по рукам пошла» (сито) ; «сквозь лошадь и корову свиньи лен волокут» (тачать сапоги). С первого взгляда кажется нелепостью назвать замок — собакою, колоду — бараном, ухват — быком, сито — кобылою; но если вглядимся пристальнее, то увидим, что собака послужила метафорой для замка, потому что она также сторожит хозяйское добро, как и запертый замок; крепкий удар бараньего лба заставил уподобить этому животному деревянные орудия, употреблявшиеся в старину для разбития стен и оград, а потому и всякая свая, колода могла назваться бараном; ухват своими распорками (вилами) напоминает рога быка, почему в некоторых областных наречиях он называется рогач; сито приготовляется из конского волоса, и в приведенной загадке целое поставлено вместо части; то же и в загадке, означающей «тачать сапоги»: сквозь лошадь и корову, т. е. сквозь конскую и коровью кожи (подошву и юфть), свиньи, т. е. щетина на конце нити, лен волокут. Загадка: •щарь Костянтин гонит кони через тын» (гребешок) покажется более, нежели странною, если не обратим внимания на ее малорусские варианты: <<зубчатый костяк через гору свини гнав», или: «маленьке, кос тяненьке, хочь з якого лесу пустого скот выжене», т. е. гребешок вычесывает из волос вшей; назван он царем Константином по созвучию этого имени со словом «костяной». Подобно тому веник получил в загадках название Митя, по созвучию этого слова с глаголом мести, мету: «туда Митя, сюда Митя (первоначальная форма, конечно была: туда мете, сюда мете) и под лавку ушел».

В то время, когда корни слов затемняются для народного сознания, богатый метафорический язык древнейшей эпохи, сроднивший между собой разнообразные предметы и явления, делается для большинства малодоступным, загадочным, хотя и надолго удерживается в народе силою привычки и сочувствием к старинному выражению. Только избранные, вещие люди могут объяснить его смысл; но с течением времени и они мало-помалу теряют исходную нить и забывают те мотивы, которыми руководствовалась фантазия при создании тех или других метафорических названий. Связь между известным предметом или явлением и его образным представлением память народная удерживает целые столетия, но истинный смысл этой связи, как и почему она возникла? — утр ⁸"

 

==347

По поводу 6-го выпуска «Этнографического сборника»

чивается и уловить ее без пособия науки невозможно. Стройный эпический склад народных загадок, необыкновенная смелость сближений, допускаемых ими, и та наивность представлений, которая составляет их наиболее характеристическое свойство, убедительно свидетельствуют за их глубокую древность. Хотя и в позднейшее время сочинялись, по образцу старинных загадок, новые, но в них нетрудно уже заметить большее или меньшее отсутствие художественного такта и творческой силы.

Известно древнейшее, общее всем арийским племенам, уподобление мелькающей молнии, стремительного ветра, бури и несущихся по небу туч — быстролетным птицам. Предки наши, пока еще не был забыт ими источник подобных представлений, очень хорошо понимали, что это только метафоры и что означенные птицы летают без крыл и двигаются без ног. Народные загадки о буйном ветре, грозовой или снежной туче выражаются таким образом: «без крыл летит, без ног бежит», о бурном вихре: «без рук, без ног воюет» или «без рук, без ног под окном стучит, в избу просится, на гору ползет». В этих кратких выражениях, как в зерне кроются зачатки живых поэтических образов, творимых фантазией. Как глубоко верно и художественно отнесся в данном случае народ к естественным явлениям природы это лучше всего свидетельствуется замечательным согласием его воззрений с картинным описанием бури у новейшего поэта: Буря мглою небо кроет, Вихри снежные крутя, То как зверь она завоет, То заплачет как дитя, То по кровле обветшалой Вдруг соломой зашумит, То как путник запоздалый К нам в окошко застучит.

Мы могли бы представить обильные примеры народных поверий, уподобляющих разрушительный полет бури рыскающему голодному зверю, а вой ветров — плачущему ребенку, но это отвлекло бы нас от настоящей задачи. Старонемецкая загадка, изображая снежную тучу— птицею, говорит: «es flog ein Vogel federlos auf einen Baum blattlos, da kam die Jungfrau mundlos und asz den Vogel federlos», т. е. прилетела бесперая птица — снег, пала на землю, пришла дева — солнце и съела ту птицу, не имея рта — от жарких лучей солнца снег растаял. Загадка эта Уцелела и в Литве, и в Малороссии: «летать птиця без крил, без ног, зва-

 

==348

A. H. Афанасьев

 

рив кухар без огню, из)ила пани без рота». (Сравни в журнале Bosanski prijateli, связка III, с. 186: «Ono leti, neima krilah; sjedi, neima straznjice· pada, a neubija se» — снег). Маннгардт* приводит леттскую загадку: «птица летит — перья сыплются» (снеговое облако). Итак, туча уподобляется птице, а падающий из нее снег, ради его белизны и мягкости перьям и пуху. По свидетельству Геродота, скифы считали северные страны неудобными для странствований, потому что они покрыты перьями"; в Англии простой народ думает, что метель подымается оттого, что в это время на небе щиплют гусей, а в Германии — что древние богини или ангелы вытрясают свои перины. Ту же мысль встречаем и в наших загадках: «к божьему мясоеду гусей щиплют» (снег идет)', «белой лебедь на яйцах сидит» (поля, покрытые снегом). ^Лебеди на крылах снег понесли», — говорят про их отлет в теплые страны. На том же основании сблизила фантазия снег и с заячьим пухом: «заюшка беленькой! полежи на мне; хоть тебе трудно, да мне хорошо» (снег на озимом хлебе).

Ночной, всепотемняющий мрак издревле уподоблялся черному покрову, в который одевалось небо. Гимны Вед говорят о ночи, что она ткет темную ткань, но прежде, чем успеть ее окончить, восходящее солнце уничтожает ее работу. В нашем литературном языке доселе употребительно выражение: «под покровом ночи», а народная загадка представляет ночной мрак черным сукном: «чорне сукно лизе в викно»; та же самая загадка, с заменою эпитета черный — серым, означает ранний, предрассветный сумрак. Подобным же образом Воскресенская летопись выражается о затмении луны: «и бысть образ ея яко сукно черно». По немецким представлениям ночь надевает шапку-невидимку: «niht helmade» (die Nacht setzte den Helm auf). По народному поэтическому представлению, ночь слетает быстро, как птица, и своим черным крылом (крыло от крыть лингвистически тождественно со словом: покров 2> ) застилает и небо, и землю: «махнула птица крылом и покрыла весь свет одним пером» — говорит загадка, означающая ночь. Дым так же закрывает от глаз предметы, как и ночная тьма; потому народная загадка называет его

2) В следующих стихах песни крыло употреблено в смысле покрова, покровительства (Чтен. Общ. ист. и др., 1863, IV, с. 358): Суди, Боже, ворогам! Нехай будут знати, Шо я живу под крылом твоей благодати.

 

==349

По поводу 6-го выпуска «Этнографического сборника»

метафорически серым сукном: «серое сукно тянется в окно» (дым из курной избы).

Эти немногие объяснения приведены нами в доказательство того, как важно и необходимо при изучении народных поэтических представлений обращаться к загадкам. Ученая разработка их доставит исследователю много драгоценных указаний, которыми рано или поздно наука непременно воспользуется; но само собою разумеется, что, трудясь над раскрытием истинного смысла загадочных выражений, должно постоянно иметь в виду тесную связь их со всеми другими преданиями и поверьями и с устною народною речью.

 

К оглавлению

==350

00.htm - glava23