Несколько слов о соотношении языка с народными поверьями

1т 1.ысль о влиянии языка на происхождение различных верований уже достаточно указана и пояснена во многих сочинениях современных ученых. Теперь вопрос состоит в приложении ее к объяснению тех уцелевших в народе более или менее загадочных преданий, которые могут быть поняты не иначе, как при посредстве филологии.

Слово и миф в начале своего доисторического образования тесно связываются между собою, взаимно действуя друг на друга. Если миф нередко подает повод к созданию целого ряда поэтических сказаний (песен и сказок), то, с другой стороны, живое слово, с его метафорическими и созвучными выражениями, также нередко служит поводом к созданию некоторых мифических представлений. Проникнутый полным сочувствием к обоготворенной природе и к родному языку, народ сблизил и, так сказать, породнил их, метко выразив в звуках все яркие, картинные особенности (качества и действия) видимого мира. Такое прямое, непосредственное отношение к звукам языка долго живет в массе простого, малообразованного населения. Еще до сих пор в нашей народной речи и в памятниках устной народной словесности слышится та образность выражений, которая показывает, что слово для простолюдина не есть только знак, обозначающий известное понятие, но что в то же время оно живописует самые характеристические оттенки предмета; например: зыбун — слабый грунт земли на болоте, пробежь — проточная вода, леи (от глагола лить) — проливные дожди, сеногной — мелкий, но продолжительный дождь, одран — тощая лошадь; в загадках: нюх — нос, зевало или ядало — рот, грабилки — руки и многие другие, в которых находим прямое указание на корень слова. Даже звук чуждый на-

 

==202

А. Л. Афанасьев

 

родному слуху не всегда остается в своей непонятной форме; простолюдин не только изменяет его соответственно своим грамматическим правилам, но старается между туземными корнями найти ему созвучное слово, которое бы нагляднее определило для него смысл иностранного слова; так maraudeur обращается у него в мирадёра. В этом отношении особенно любопытен народный календарь. Рассчитывая время и распределяя работы по святцам, поселянин непонятные для него, по их чужеземному лингвистическому образованию, названия месяцев и имена святых сближает с разными выражениями родного языка, сколько эти последние могут определить характер данного времени, соединенных с ним деревенских работ и состояния погоды — теплой или холодной. Чуткое ухо русского человека инстинктивно ищет в своем отечественном слове объяснения для чуждых ему выражений. Не справляясь с действительным происхождением и смыслом того или другого названия, он приискивает ему свой корень, и, таким образом, играя словами, стремится все чуждое претворить в свое родное, легко доступное его простому пониманию.

На Сретенье (2 февраля), по народному поверью, зима с летом встречается; в марте месяце солнце начинает марить, т. е. припекать землю, отчего над нею струится пар; но по утрам еще продолжаются морозы (утренники), которых со дня Сорока мучеников (9 марта) бывает сорок. Холода или сиверы оканчиваются днем св. (И)Сидора (14 мая). В апреле земля преет или по другому выражению: со дня св. Руфа (8 апреля) земля рухнет, т. е. оттаивает и принимает в себя воду, а 12 апреля Василий Парийский землю парит. В мае домашняя скотина мается по бестравице ¹. 1 числа этого месяца на .Вре-мея-запрягальника (по простонародному произношению: Ярема) начинают пахать и потому надевают на быков и лошадей, которыми пашут, ярем (ярмо). 10 мая на Симона Зилота собирают волшебные травы — зилья, которые в этот день получают особенную целебную силу, и сеют пшеницу, чтобы она уродилась и вызрела аки золото; напротив, в день муч<еницы> Вассы не сеют ржи, чтобы не заглушили ее васильки. Если в день Мокия (11 мая), прозванного мокрым, идет дождь, то все лето будет мокрое; а если дождь случится на св. мученицу Макрину (Макриду — 19 июля), то вся осень будет мокрая, дождливая, и, наоборот, отсутствие дождя в эти дни предвещает сухое лето и сухую осень. Подобно тому: если на (И)Сидора (14 мая) будет холодно, то заключают, что и все лето будет сиверкое; а если на Пахомия (15 мая) будет тепло, то и все лето пахнет теплом. Так из сближения имен святых с однозвучны

"r

 

==203

Несколько слов о соотношении языка с народными поверьями

ми словами народная фантазия создала для себя различные приметы. На Константина и Елену советуют сеять лен (Алена-длинные льны — 21 мая), а на Макавеев (1 августа) — собирать мак. 16 июня на Тихона затихают птицы; 23 августа на св. Луппа утренний мороз овсы лупит; 14 сентября на Воздвиженье — становится уже холодно, почему, по народному выражению, кафтан с шубой сдвигается; а с II ноября, со дня Федора Студита, начинает студить. К Вздвиженью «хлеб с поля сдвинется^ — свезется, а в ноябре овин уже ноет от молотьбы. 11 мая, в день Обновления Царяграда, поселяне не работают, опасаясь, чтобы царь град, за непразднование будто бы посвященного ему дня, не выбил хлеба. Это поверье, общее европейским народам, намекает на древнейшее языческое поклонение естественным явлениям и силам природы. Точно так же день св. Бориса (2 мая и 24 июля) поселяне празднуют для того, чтобы круглый год получать барыш.

Но есть в народе поверья, которые возникли на основании одного созвучия слов, без всякого отношения к природе и ее временным действиям; так, на Симона Зилота ищут золота (кладов) ; в день пророка Наума начинают учить детей, говоря: «пророк Наум наведет на ум»; верят, что в день Сорока мучеников возвращаются из вирия сорок птичек, а сорока кладет на свое гнездо сорок палочек ². Точно так же метафорические выражения, которыми скрепляется нерушимость заговоров, подали повод к некоторым обрядовым действиям. В заговорах на любовь и на остановление руды (крови) сила произнесенного заклятия утверждается такою пластическою формою: «Запираю я заговор двенадцатью замками и бросаю ключи в океан-море». Слова эти впоследствии стали выполняться буквально: когда жених и невеста приедут от венца, то старая женщина кладет на порог замок, и как только они переступят через порог — тотчас же запирает замок, а ключ бросает в реку — на любовь и согласие молодой четы. При сильном течении крови из носу берут замкнутый замок и дают крови капать сквозь его дужку, веря, что от этого течение крови остановится ³.

Чем древнее, первоначальное предание, чем оно более переносит нас вглубь наивных младенческих воззрений язычника, тем полнее и ярче замечается эта связь слова и поверий, источник которой надобно искать в истории образования языков. В другом месте мы указали, как метафорические выражения, столько свойственные первобытным языкам, вызвали целый ряд мифических сказаний, связавших между собою самые разнообразные понятия: света, зрения, огня, металлов, оружия

 

==204

A. H. Афанасьев

 

и жолчи ⁴'. Теперь остановимся на 1) поверьях о воспалительных болезнях и на 2) представлении неба — горою.

1. Болезни воспалительные, рождающие в больном сильный внутренний жар и сыпь по всему телу, народная фантазия сблизила с огнем. На такое сближение навело самое свойство того болезненного ощущения, которому подвергается страдающий. Болезнь горячка (от глаг. гореть} уже названием своим указывает на возбуждаемый ею в больном жар; в областных наречиях ей придаются следующие синонимические названия: огнева (огневка, огневица) и полячка (от палить, палючий — жгучий)⁵. В заговорах упоминается седьмая из лихорадок — огненная: «та есть злая, лютая и проклятое всех»⁶. Но, сближая воспаляющие болезни с огнем, язык, естественно, должен был сблизить их также с золотом и придать им эпитеты: желтый и красный, ибо понятия света, огня и золота тесно связаны между собою и филологически, и мифически; желтый и золотой — слова одного корня, а прилагательное красный издревле служило эпитетом золота и светил. Одна из семи мифических сестер-лихорадок (именно пятая) в заговорах называется златеница и желтыня (желтуха, желтая). Болезнь золотуха называется еще красужою ¹'. Особенно любопытно, что из этой лингвистической связи понятий возник в народе суеверный обычай лечить золотуху сусальским золотом, которое дают больному есть, или золотым кольцом, которым обводят больные места. Во время корм и оспы глаза больного обводят тоже золотым кольцом — с тем чтобы болезнь не могла повредить зрения. Повод к такому лечению скрывается столько же в священном значении золота у язычников, сблизивших этот металл со стихией света, сколько и в той близости, в какую язык поставил названия воспаляющих болезней с названием золота. Чтобы нагляднее показать справедливость этого замечания, припомним, что в Архангельской губернии больные глаза лечат так: берут кремень и огниво и высекают искры в больной глаз, произнося эти слова: огонь огнем засекаю! Огонь должен просветить больной глаз, дать ему здоровье и зоркость, потому что понятия света и зрения в старинном воззрении являются отождествленными между собою. В летучих сыпях также высекают над болячками огонь из кремня ⁸. В Ведах находится подобный же заговор против болезни такман, воспаляющего свойства: «Ты все тело творишь желтым, мучишь палящим огнем. Агни ¹ прогони такман ⁹. В архангельском обряде огонь глаз (зрение) засекается искрами действительного огня, а в приведенном заговоре Вед слышится

 

==205

Несколько слов о соотношении языка с народными поверьями

мольба, обращенная к божеству Агни (огню), чтобы оно силою своею прогнало внутренний жар болезни.

Та же древнейшая связь воспалительных болезней с понятием золота засвидетельствована и другими поверьями, утверждающими, что смерть от оспы должно почитать особенным благом: кто умрет от оспы, тот будет на том свете ходить в золотых ризах ¹⁰; каждая оспинка на его теле обратится в жемчужину и будет блистать ярким светом (Нижегород. губ.). Потому во многих губерниях крестьяне, особенно же староверы (раскольники), держатся вредного поверья, считая грехом прививную оспу, и называют ее антихристовою печатью; иные нарочно смывают привитую их детям оспу в бане ¹¹.

2. Видимое небо представляется глазам круглою, выпуклою возвышенностию, опирающейся на землю; следовательно, легко могло быть сравнено с горою. В самом деле народная фантазия оба эти понятия породнила и в языке, и в мифе. Слово горе (малорос. вгору, болгарск. згоре) значит: вверх, к небу. В народной загадке, означающей «дым», небо называется горою: «без рук, без ног на гору лезет». У белорусов есть поговорка: «горе научиць глядзець к горе*, т. е. на небо (горе обращает к Богу)¹². Сравни прилагательные горный и горний: «переселиться в горния» — значит умереть. Наши поселяне рассказывают, что на конце мира, где небо сходится с землею, можно прямо с земли взобраться на выпуклую поверхность небесного свода.

У славян до сих пор уцелело старинное предание о том, как души умерших должны взбираться на какую-то крутую и неприступную гору. В Масальском и Жиздренском уездах крестьяне уверяют, что, обрезывая ногти, не должно кидать их, а, напротив, собирать и прятать их к себе за пазуху, ибо на том свете они пригодятся: по смерти каждому придется валезать на высокую крутую гору, имеющую вид гладкого яйца; с помощью сбереженных ногтей это можно будет сделать и удобнее, и скорее. По белорусскому поверью, кто, обрезав ногти, кладет их себе за пазуху, при том по смерти очутятся все эти обрезки сросшимися и помогут ему взобраться на железную гору, на которой стоит рай ¹³. В других местах прямо говорят, что сбереженные обрезки ногтей нужны будут по смерти для того, чтобы лезть на небо ¹⁴: очевидно, что гора и небо здесь тождественны. Раскольники, между которыми долее и живее сохранились многие старинные суеверия, до сих пор носят в перстнях и ладанках обрезки собственных ногтей и когти филина^. Древние литовцы также ве-

 

==206

A. H. Афанасьев

 

рили, что тени умерших, отправляясь на тот свет, должны карабкаться на неприступную, высокую и круглую гору (Anafielas), на вершине которой обитает верховное праведное божество, судит души умерших, смотря по их земной жизни, и определяет им ту или другую участь. Чем добродетельнее была жизнь человека, тем легче душа его возносится на гору и наоборот; отчаянных грешников пожирает дракон у самой подошвы горы. Кроме того, у литовцев есть другое сказание, что верховное божество вызовет из могил весь род человеческий, соберет его на высокую гору и произнесет над каждым свой строгий суд. На погребальных кострах вместе с трупом литовцы сжигали лапы хищных зверей, когти рысей, медведей и птиц, чтобы покойнику легче было взбираться на гору вечного блаженства; с той же целью литовцы, обрезав свои ногти, сжигают их, думая, что они улетают вверх вместе с дымом, по смерти же каждый получит их обратно; а больные, ожидающие смерти, нарочно отпускают свои ногти ¹⁶.

Итак, небо представлялось горою. Эта мифическая гора очень часто является в сказочных легендах славян и германцев. Согласно впечатлению, производимому небесным сводом, она называется блестящею (hohe gläserne Berg), стеклянною (Glasberg, Spiegelberg) и медною. В одной червонорусской сказке говорится о медной горе, которая была так гладка и крута, как стена, а высока столько, что шапка валилась с головы, когда посмотришь на ее вершину. О стеклянной горе ходят рассказы в Германии, Польше, Белоруссии и Литве. На вершине этой медной или стеклянной горы стоят золотые палаты, среди которых ходят солнце, месяц и звезды; здесь растет яблонь с золотыми яблоками, кожица которых мгновенно заживляет раны; живая вода бьет ключами, а золото, серебро и драгоценные каменья лежат в несметном количестве ¹⁷. Никто не может достигнуть вершины горы даже на остроподкованном коне; смельчак, решившийся подняться на гору, падал на половине пути и платил жизнью за свою безрассудную отвагу. Были, однако, счастливцы, которые достигали вершины чудной горы, прикрепляя к рукам и ногам когти рыси, или поднимаясь туда на крыльях сокола, или, наконец, пользуясь волшебною помощью. В лубочной сказке «О золотом, серебряном и медном царствах» говорится о том, как Иван-царевич, отправляясь в означенные три царства, прибыл к высокой и крутой горе и влез на нее с помощью железных когтей, прицепленных к ногам и рукам ¹⁸. В одном заговоре на безопасность от неприятельского

 

==207

Несколько слов о соотношении языка с народными поверьями

оружия читаем эти слова: «Еду на гору высокую далекую, по облакам и по водам, а на горе высокой стоит терем боярской, а во тереме боярском сидит красная девица (Зоря)... Закрой ты, девица, меня своею фатой от силы вражьей, от пищали, от стрел, от борца, от кулачного бойца» и проч.¹⁹.

Кроме острых когтей, которые должны были помогать покойнику взобраться на высокую гору небес, для той же цели могли служить и лестницы. По сказанию Жития князя Константина Муромского, вместе с умершими полагались в могилы и сплетенные из ремней лестницы: «и по мертвых ременныя плетения древолазная с ними в землю погребающе»²⁰. Еще до сих пор в некоторых уездах в сороковой день по смерти кого-либо родственники умершего, собираясь поминать его, ставят на стол вместе с блинами и кануном сделанную из теста лестницу, а выходя за ворота провожать душу покойника, выносят с собой испеченные лесенки, веря, что по ним душа восходит на небо, в рай ²¹. В Курской губ. поминальные пироги с медом и маком называются лестовки. На праздник Вознесения, в память восшествия Христа на небо, крестьяне пекут большие продолговатые пироги, верхняя корка которых укладывается поперек перекладинами: пироги эти называются лесенки. Их приносят в церковь и служат молебен; часть пирогов отдается священнику, а другая, нищим ²². Мазовецкая легенда рассказывает, как один паломник, идя на поклонение гробу Господню, заблудился между скал. Долго не находил он выхода; наконец, увидел лесенку из птичьих перьев, висящую между скал; три месяца взбирался по ней паломник и достиг чудного леса, в котором росли железные, медные, серебряные и золотые деревья; на соснах иглы были из чистого золота, а шишки из самоцветных камней; но что всего чудеснее, деревья эти знали все былое и предвещали будущее ²³.

В заключение вспомним свидетельство старинного памятника (XIV стол.), полагающего рай на горе ²⁴'.

 

==208

00.htm - glava14