5. Критика Фрейда: III. Реальность

Чтобы прояснить Фрейдовскую теорию вытеснения, мы должны опять рассмотреть его представления о реальном (см. 3.13. Теория реальности Фрейда).

Фрейд разделяет «первичный» и «вторичный» процессы мышления. Некоторые отрывки покажут глубинное сходство того, что он говорит, и наших предположений, а также важные отличия.

«Первичный процесс стремится к разрядке возбуждения, чтобы обеспечить (с тем количеством возбуждения, которое таким образом сосредоточено) тождество восприятия; вторичный процесс оставляет это намерение, выбирая вместо этого целью тождество мышления.»

Мы бы сказали, что первичный процесс (единство перцептивной, моторной и чувственной функций, который не очень удачно назван «мышлением») создает реальность; а вторичный процесс, абстрагирующийся от этого единства - это мышление, отражающее реальность.

«Изменение аффекта (сущность «вытеснения») происходит в ходе развития. Достаточно подумать о появлении отвращения, первоначально отсутствующего в инфантильной жизни. Оно связано с активностью вторичной системы. Воспоминания, из которых бессознательное желание высвобождает аффект, никогда не были доступны пред-сознательному, и по этой причине освобождение не может быть задержано... »

«Первичные процессы представлены в организме с рождения, в то время как вторичные обретают свою форму лишь по ходу жизни, подавляя и скрывая под собой первичные, и приобретая над ними полный контроль, возможно, только в расцвете жизни».

««Некорректный процесс», смещения в сновидении и т.п. являются первичными процессами психического аппарата; они имеют место, когда идеи, лишенные пред-сознательного катексиса, могут наполняться подавленной энергией, которая имеет своим источником бессознательное и стремится к разрядке... «Процессы, описанные как «некорректные», в действительности не являются фальсификацией нашей нормальной процедуры, или дефективным мышлением, но способами деятельности психического аппарата, свободного от подавления».

Первичный процесс (создающий тождество воспринимаемой реальности) - это спонтанное контактирование; по Фрейду, он приравнивается исключительно к процессам сновидения. Искусство, обучение, память и взросление радикально отделены от первичного процесса, как будто обучение и произвольный контроль, появляющийся по мере научения, не могут быть просто использованы, а затем отброшены, когда самость опять сможет действовать спонтанно. Конечно, взросление неизбежно будет включать в себя «изменение аффекта», если обучение, в соответствии с этой концепцией, есть ничто иное, кроме подавления.

Что заставило Фрейда считать, что вторичный процесс перекрывает первичный описанным образом, а не сосуществует с ним в здоровом единстве в системе доступной памяти? Можно говорить о теоретических, практических и личных причинах этого.

В теории Фрейд придерживался неверной концепции реальности, исходящей из принятия им ошибочной психологии сознания. Если любая ориентация в реальности представлена изолированными ощущениями и восприятиями, а любая манипуляция реальностью осуществляется посредством изолированных моторных навыков, тогда, очевидно, чтобы вообще достичь реальности, должен существовать абстрактный мыслительный процесс, складывающий части вместе и реконструирующий целое. В этой конструкции все части (изолированные единицы восприятия (перцепты и проприоцепты), привычки и абстрактные цели) основываются на сдерживании единства спонтанности. Ясно, что единственными спонтанными целостностями контакта, которые Фрейд смог заметить, были процессы сновидения, включающие в себя, действительно, мало ориентации и совсем никакой манипуляции. Но существует бесконечное количество не-галлюцинаторных спонтанных целостностей. То, что происходит в опыте - вопрос корректности теоретизирования, как показали гештальтпсихологи и прагматики.

Практически - в терапии - Фрейд полагался как раз на диссоциацию пациента; он запрещал ему извлекать смысл или делать что-либо практически; вот почему только сновидения бросились ему в глаза как спонтанные целостности. (Перенос, являющийся практической спонтанной целостностью, он продолжал рассматривать (как будто смущаясь), как всего лишь остаток детства.) Пойдем далее. Дефективной была не только Фрейдовская психология сознания, но также и его физиологическая психология. Он представлял ее себе как воздействие случайных импульсов на механический организм, приводящее к изолированным возбуждениям. В нашем же понимании, тело наполнено врожденной мудростью. Оно грубо приспособлено к среде с самого начала: обладает материалом для новых целостных образований, имеет некий вид знания о среде (в виде эмоций) и мотивацию действий. Тело выражает себя в хорошо построенных сериях целей и намерений, а также в комплексах желаний. Не учитывая всего этого, Фрейд ограничился исключительно вербальной, а не психосоматической терапией. Результатом этой практики было то, что он связал динамичное спонтанное «мышление», которое заметил, не со средой и не с телом; он выделил для этого независимую область - «бессознательное».

Однако, он был не полностью этим удовлетворен, и не оставлял попыток сказать, что «процессы сновидения не являются некорректными; они есть путь к реальности; это как раз Я, повзрослев, теряет реальность». И, поскольку он хотел это выразить, вся система Фрейдовского психоанализа заинтересовалась «инфантильным». И правильно, потому что в детстве существовал подавленный процесс, порождающий реальность, которая, в то же время, не является только сном. Заключение, что позже развивается новая здоровая сущность - вторичный процесс - неверно. Это не новая сущность, а проявление эпидемического невроза.

Понятие «вторичного процесса» - это выражение потери самостью осознания того, что это она производит подавление, и поэтому может также и ослабить его. Давление скорее проецируется на «жестокую реальность». С помощью реактивных образований спонтанный процесс злобно очерняется и становится «просто» снами и невротическими искажениями. Все остальные спонтанные возникновения фигуры совершенно не замечаются. Сновидения и симптомы потом снова атакуются, «интерпретируются» и уменьшаются, а не принимаются за части жизненной реальности, существенные для любой творческой деятельности. (Это Юнговская критика). И, в конце концов, детство оказывается одновременно очернено и переоценено; оно переоценивается, когда рассматривается как невосстановимая потеря; и оно очерняется в терапии, сделавшей своей задачей восстановить это невосстановимое.

6. Примеры подавления: бессонница и скука

Позвольте приступить к нашим собственным рассуждениям и привести пример вытеснения.

При вытеснении, как мы уже сказали, возбуждение сохраняется в фоне и окрашивает все дальнейшие образования болью. Произвольность подавления забыта. В этих условиях самость обращается к другим творческим приспособлениям и совершает дальнейшие усилия, чтобы сохранять забытое подавление забытым. Острая бессонница иллюстрирует этот метод функционирования в его простейшем виде. При старании заснуть дальнейшие творческие приспособления минимизированы, а боль незавершенной потребности пронизывает все ощущения, проявляясь как явное неудовольствие, беспокойство и напряжение. Но значение потребности забыто, поскольку ей не было позволено развиваться и ориентироваться.

Во время бессонницы самость хочет расслабиться и дезинтегрироваться, но незавершенная потребность поддерживает ее в собранном состоянии. Огромные усилия заснуть становятся средствами для сохранения потребности подавленной. Первым делом, страдающий бессонницей закрывает глаза, воображает наводящие скуку сцены, и так далее. Эти произвольные имитации сна, естественно, не соответствуют реальной потребности, которая вовсе не в том, чтобы спать, а в том, чтобы решить незавершенную проблему. Они могут интерпретироваться как ретрофлексия: субъект хочет наскучить «другому», имеющему потребность, и погрузить его в сон. Затем у страдающего бессонницей появляются диссоциированные фантазии и мысли, каждая из которых, на самом деле, имеет отношение к подавленной проблеме. Но он не хочет замечать этой связи, и поэтому фантазии не сплетаются в одно желание, а мучительно сменяют одна другую. Иногда случается, что одно такое направление фантазии имеет то же аффективное значение, что и подавленная потребность. В таком случае мысли приводят к отреагированию части возбуждения, и субъект погружается в неглубокий, наполненный сновидениями сон. Но скоро он просыпается, если напряжение снова становится слишком сильным. Третья стадия наступает, когда страдающий бессонницей фиксируется и концентрируется на некоей ложной причине, по которой он не может спать (это может быть лающая собака или шумная вечеринка внизу), и направляет свою агрессию на уничтожение этой причины. Желание уничтожить объект очень близко к действительной глубинной ситуации - попытке уничтожить проблему, и потому оно спонтанно развивается до сильнейшего аффекта. Оно привлекает огромную энергию, которую субъект использует неосознанно. Случается, что этот импульс уничтожения становится доминирующим и ведет к насильственному действию - можно бросить ботинок в собаку или постучать в пол - и тогда эго-функция частично восстанавливается. Это может иметь различные последствия: или субъект после этого приобретает больший контроль над подавлением и может сделать его достаточным для того, чтобы заснуть (в ортодоксальных терминах, вытеснение прошло успешно); или, напротив, теперь, когда он использовал против подставного лица некоторое количество энергии, направленной до этого вовнутрь, он может неожиданно принять незавершенную потребность как свою собственную. Он прекращает старания заснуть, встает, допускает, что вечеринка внизу скорее привлекательна, чем нет, или что это не лающая собака, а какой-то другой звук, который он хочет или боится услышать, не дает ему спать. Правильная ориентация ведет к дальнейшей адекватной деятельности: субъект одевается и идет вниз, пишет письмо или делает что-то еще.

Ирония судьбы в том, что когда он не старается спать, когда «не время» для этого, вытеснение проблемы и постоянство возбуждения проявляются как невнимательность, скука, усталость (и иногда даже засыпание!). Доминирующая потребность не может выйти на передний план, а те фигуры, которые на нем присутствуют, нарушены. Они не могут привлечь всю энергию, и поэтому они не слишком привлекательны. Внимание ослабевает, ни одна фигура не становится яркой. Поскольку есть желание быть в другом месте и делать что-то другое (хотя его невозможно распознать, пока ему не будет позволено развиваться), субъект чувствует только, что он не хочет быть здесь и не хочет делать этого. Это и есть скука. Но скучающий человек заставляет себя обращать на что-то внимание - он истощает себя, силясь поддерживать напряженную связь тусклой фигуры и возмущенного фона. Вскоре усталость побеждает, и его веки закрываются. Если подавленное возбуждение удовлетворяемо в фантазии, он может предаться мечтам, или заснуть и увидеть сон. Но чаще, к несчастью, как только он уступает желанию спать и ложится, у него наступает бессонница.