7. Дифференциация сенсорного, моторного и вегетативного

5) Другим критическим событием, произошедшим также довольно давно, можно считать разделение моторно-мускульных и сенсорно-мыслительных нервных центров. У животных, например, у собак, ощущение и движение не могут быть разделены, это было отмечено еще Аристотелем, который говорил, что собака способна рассуждать, но решает только практические силлогизмы. Преимущества более свободных связей в человеке, конечно, огромны: способность рассматривать, владеть собой, размышлять, короче, быть произвольным и мускульно сдерживать телесные проявления чувств и мыслей, наряду с немедленными спонтанными мельчайшими движениями глаз, рук, голосовых связок, и т.д.

Но в неврозе это отделение становится роковым, так как оно облегчает предотвращение спонтанности; и основное практическое единство ощущений и движения оказывается утерянным. Обдумывание происходит скорее «вместо», чем «вместе»: невротик теряет осознание того, что существуют мелкие движения, и они подготавливают более крупные.

6) Проще говоря, связи пола, питания и имитации являются социальными, но они «до-персональны». Так, они не нуждаются в ощущении партнеров как объектов или личностей, они просто то, с чем можно вступить в контакт. Но на стадии появления инструментов, языка и других актов абстрагирования, социальные функции организуют общество в специфически человеческом смысле - связь между личностями. Люди сформированы теми социальными контактами, которые у них есть, и они идентифицируют себя с социальным сообществом, как целым, для своей дальнейшей деятельности. Из недифференцированной чувственной самости абстрагируются понятие, образ, поведение и чувствование «себя», которое отражает других людей. Это общество разделения труда, в котором люди преднамеренно используют друг друга в качестве инструментов. Это общество, где развиваются табу и законы, которые держат организм в узде в интересах некоего супер-организма, или, лучше сказать: удерживают людей как персон в интерперсональных отношениях, так же, как животных в контакте. И, конечно же, это общество является той опорой, которую большинство антропологов расценивает как определяющее качество человечества, культуры, социального наследия поколений.

Преимущества всего этого очевидны, так же, как и недостатки. (Теперь мы можем начать говорить не о «потенциальных опасностях», а об актуальных трудностях выживания.) Контролируемая системой табу, имитация становится неассимилирующей интроекцией, обществом, содержащимся внутри самости и, в конечном счете, вторгшимся в организм; люди начинают быть просто персонами, вместо того, чтобы быть еще и контактирующими животными. Интернализованный авторитет открывает дорогу для институциональной эксплуатации человека человеком, и многих - целым. Разделение труда может дойти до того, что работа станет бессмысленной для рабочих и оттого нестерпимо тяжелой. Унаследованная культура, которую натужно изучают под давлением старших с их чувством долга, может стать мертвым грузом, никак индивидуально не используемым.

8. Вербальные трудности в этом описании

Поучительно обратить внимание, как при обсуждении этих тем начинают возникать трудности: понятия «человек»(man), «личность»(person), «самость»(self), «индивидуум»(individual), «человеческое животное» (human animal), «организм» иногда взаимозаменяемы, а иногда их необходимо различать. Например, было бы большим заблуждением думать об «индивидуумах» (individuals) как примитивных сущностях, комбинируемых в социальных отношениях, поскольку, без сомнения, существование «индивидуумов» является результатом существования очень сложно организованного общества. Опять же, когда мы говорим, что, благодаря саморегуляции организма, человек подражает, симпатизирует, становится «независимым» и может познавать искусства и науки, выражение «животный» контакт не означает «всего лишь» животный контакт. Опять же, «личности» (persons) - это отражения интерперсонального целого, и «индивидуальность» (personality) лучше всего понимать как формирование самости разделяемыми социальными установками. Однако, в очень важном смысле самость, как система возбуждения, ориентации, манипулирования, различных отождествлений и отчуждений, является всегда оригинальной и творческой.

Этих трудностей можно, конечно, частично избежать, пользуясь более осторожными определениями и последовательно их употребляя - и мы пытаемся быть настолько последовательными, насколько возможно. Однако, трудности, отчасти, присущи самому предмету обсуждения - «человеку», делающему себя различными способами. Например, ранние философы-антропологи Нового Времени (семнадцатый-восемнадцатый век), говорили о личностях, формирующих общество; после Руссо, социологи девятнадцатого столетия возвратились к понятию «общество» как первичному; и большой заслугой психоанализа является ясная концепция динамического взаимодействия. Если теория часто запутана и неоднозначна, возможно, такова и сама природа явления.