3) Феминистская антропология на современном этапе: гендерное неравенство в условиях глобализации

Сосредоточившись на текстах, постмодернистский проект в антропологии заменил анализ социальный жизни анализом дискурса и сместил внимание с «власти к политике ее репрезентации» (24). Выводы об отсутствии определенных выводов и принципиальной невозможности сравнения культур порождены противоречивым интеллектуальным контекстом последних десятилетий: вера в прогресс и науку сосуществует с представлением о ее культурной сконструированности в ответ на западный социальный заказ и изменяющиеся представления об "истине". Согласно концепции Мишеля Фуко, знание, истина, научно обоснованные выводы – результат научного дискурса, который и устанавливает различие между знанием и незнанием. Именно для этого нужны социально сконструированные институты (школы, клиники, лаборатории, государственное управления этими институтами и т.п.).

Естественные науки и технология фундаментальным образом «трансформировали антропологию путем трансформации объектов ее анализа»(25), т.е. как самой социальной реальности, так и способов ее репрезентации. Медицина и микротехнологии, дав возможность человеку заглянуть внутрь собственного тела и увидеть не только внутренние органы, но даже клетку; изменили понятие «себя»: мы, каждый из нас более не являемся отдельными и конечными (если были такими когда-то вообще) (26). Медицинская антропология, которая ранее сосредотачивалась на изучении «этномедицины», в том числе этногинекологии (методов лечения, которые традиционно применялись в различных культурах, а также представлений о том, какие причины вызывают различные заболевания, например, бесплодие) обратилась к рассмотрению восприятия новых медицинских и особенно репродуктивных технологий в западном обществе. Сборник 1991 года «Гендер на перекрестках знания: феминистская антропология в эпоху постмодерна» включает работу Рейны Рэпп «Моральные пионеры: женщины, мужчины и эмбрионы на передовом крае репродуктивной технологии» (27), построенную на анализе частично струтурированных интервью с женщинами, которым было рекомендовано пройти процедуру амнеоцентоза (взятия околоплодной жидкости для определения наличия генетических отклонений у плода). Работ, посвященных восприятию новых методов лечения и технологий в незападных культурах, сравнительно мало, но их корпус начал расти по мере того, как СПИД был признан глобальной проблемой.

Развитие электронной коммуникации привело к изменению представлений о социальном взаимодействии как непосредственном и тем самым революционизировало понятие общества: мир маркируется сегодня как "единая деревня", в которой сформировались новые модели потребления и интимных отношений. Телевизионные мыльные оперы превратились в глобальный феномен; стал возможен и распространен секс по телефону, по интернету, с учетом тех возможностей экспериментирования с сексуальной идентичностью и отрывом от непосредственной телесности, которые они могут предоставить. В интернете появились каталоги возможных сексуальных партнеров, куда – теоретически- может быть занесен кто угодно. Практически же в этих каталогах больше женщин, чем мужчин: женская сексуальность по-прежнему является товаром в большей степени, чем мужская.

В связи с рассмотрением технических достижений, в поле зрения антропологии попадает поведение людей в условиях технологических катастроф, например, методы защиты от радиации, которые использовались после Чернобыля.

Как медицинские, так и любые другие технологии не существуют вне

социальных условий их использования. Проблема пола и новых технологий в условиях глобализации сама становится предметом социального анализа. Переконфигурация мирового пространства, ведущая к сосредоточению работ по развитию новых технологий только в «промышленно развитых частях света» (более всего в Северной Америке), в соединении с внешне гендерно нейтральной миграционной политикой и реальной удаленностью женщин от технологичных профессий приводит к последствиям, которые не позволяют однозначно ответить на вопрос, как новые технологии влияют на статус женщин - улучшают или ухудшают его.

Согласно высказанной глобалистами точке зрения, в современном мире достаточно свободно перемещаются потоки товаров, услуг, людей и денег, а рынок труда глобален и потребность в рабочей силе в одном месте может возмещаться за счет притока извне. Однако данная точка зрения не только фактически подразумевает существование неравенства между различными регионами планеты (почему рабочая сила и перемещается, например, из Юго-Восточной Азии в США), но является еще и «внегендерной», не учитывающей профессиональной сегрегации по признаку пола. Женщины и мужчины исторически выполняли и в значительной степени выполняют до сих пор различные виды работ (преодолеть этот барьер не удается), а потому находятся в различных сферах рынка труда. Когда-то Джоан Хубер назвала удаленность женщин от обработки металла началом их всемирно-исторического поражения; в наше время профессиональная сегрегация по признаку пола продолжает оставаться разделением на технологичные и нетехнологичные профессии. Мужчины и женщины в постсовременном мире по-прежнему обладают неравными возможностями доступа к новым технологиям и связанным с ними профессиям, а, соответственно, получения и в то же время именно женщины являются необходимым «компонентом» технологического развития - подобно тому, как жены, санитарки, проститутки и работницы военных заводов необходимы для существования военной машины и милитаристской идеологии (28).

Многие исследователи видят господство постмодернистского выражения в социальных науках в его связи с «культурной логикой позднего капитала» (29) с его социальными проблемами и противоречиями, в том числе проблемой гендерного неравенства. Одни сообщества теряют политическую волю; другие, наоборот, только начинают ее обретать (30), и "прекрасный новый мир" западного «прогресса» соседствует с возрождением фундаментализма в самых экстремистких формах. Воображенные национальные сообщества (используя классическое определение Бенедикта Андерсона) и новые национальные государства, основанные на мифе общности происхождения, культуры или истории приписывают мужчинам и женщинам разные функции в биологическом и культурном воспроизводстве нации, а также различные места и роли в политическом пространстве. Моральная антропология настаивает на ключевой роли интеллектуалов в создании «истории» как воображаемого прошлого, в изобретении «нации», «традиции», «объективной науки». Отношения между знанием и властью, распространение знаний (в том числе через систему образования) как часть технологии власти и формирования объектов подчинения, сложная связь между идеологиями и интересами их пропагандистов – вопросы не только личного морального выбора интеллектуалов, но их необходимого присутствия в институтах, от контркультуры до академии и правительства. В начале процесса по выработке политики, основанной на «объективных научных данных» всегда стоит эксперт (в том числе антрополог), являющийся, таким образом, частью системы власти (31). Отсюда задача критически мыслящего антрополога – раскрытие технологии власти в антропологии и, тем самым, ее деконструкция. Культурно сконструированный, но тем не менее реально существующий материальный мир постфеминистской эры, несмотря на прогресс и науку, не в состоянии пока что победить феминизацию бедности и обнищание целых стран и континентов, профессиональную сегрегацию, недоступность образования и медицинского обслуживания для бедных, насилие против женщин (проституцию и порнографию как его часть), гендерную цензуру в культуре, отсутствие экономически доступных услуг по присмотру за детьми, а потому продолжающееся делегирование женщин в частную сферу и следующую из этого асимметрию в обладании властью. Отсюда необходимость феминисткого проекта в антропологии, начатого когда-то с тем, чтобы «понять наше положение и изменить его» (32).

1. Roger Keesing, “Kwaio women speak: The micropolitics of autobiography in a Solomon Island Society”, American Anthropologist, 1985, 87(I).

2. Tim Ingold, “Against the Motion” in Key Debates Anthropology (Routledge, 2000) p. 112.

3. Margarete Mead, “Sex and Temperament” (New York: Morrow, 1935) p.280.

4. Ellice B.Gonzalez, “Anthropology: the Study of Man and Occasionally Woman”, (Michigan State U, Working Paper # 75, Dec. 1984).

5. Sally Slokum, “Woman the Gatherer: Male Bias in: Anthropology” in R. Reiter eds., Toward an Anthropology of Women (New York, Monthly Review Press, 1975) p. 49.

6. Pierre Boordieu, “Censorship and Imposition of Form” in Language and Symbolic Power (Harvard University Press, 1991) p.138.

7. Edwin Ardener, “The Problem Revisited” in S.Ardener (ed), Perceiving Women (London: Dent) p. 19-27.

8. Rosalind Miles, The Women’s History of the World (London, Verso, 1984).

9. Rayna Reiter, Introduction to Reiter ed. Towards an Anthropology of Women (New York: Monthly Review Press, 1975).

10. Henrietta Moore, Feminism and Anthropology (Polity Press, 1988) p.3.

11. Johnson-Odim and Strobel, “Conceptualization of the History of Women in Africa, Asia, Latin America and the Carribean, and the Middle East” Journal of Women's History, v.1, issue 1,1989, p.32.

12. Rayna Reiter , op.cit, p.11.

13. Michelle Rosaldo and Louise Lamphere eds., Women, Culture and Society (Stanford University press, 1974).

14. Gayle Rubin, “The Traffic in Women: Notes on the« Political Economy» of Sex” in: R. Reiter ed., Toward an Anthropology of Women (New York, Monthly Review Press, 1975) pp. 157-210.

15. Sherry Ortner, «Is Female to Male as Nature Is to Culture?» in Rosaldo, Michelle and Lamphere, Louise eds., Women, Culture and Society (Stanford University Press, 1974).

16. Bill Maurer, “Sexualitites and Separate Spheres: Gender, Sexual Identity, and Work in Dominica and Beyond” in Gender Matters: Rereading Michelle Rosaldo (The University of Michigan Press) 2000, p.91.

17. Frederick Cooper and Ann Laura Stoler eds., Tensions of Empire. Colonial Cultures in a Bourgeоis World (University of California Press, 1997).

18. C этой точки зрения интересно прочесть рассказы С. Моэма и романы Дж. Конрада.

19. Edward Said, Orientalism (New York: Random House, 1978).

20. Joan Huber, A Theory of Gender Stratification.

21. Joan Huber, “Comparative Gender Stratification” in Janet Saltzman Chafetz ed., Handbook of Sociology of Gender (New York: Kluwer Academic/Plenum, 1999).

22. Michaela di Leonardo ed., “Introduction” in Gender at the Crossroads of Knowledge: Feminist Anthropology in the Postmodern Era (University of California Press, 1991) p.15.

23. Michelle Rosaldo, “The Use and Abuse of Anthropology: Reflections on Feminism and Cross-Cultural Understanding” Signs: Journal of Women in Culture and Society v.5 (3), pp. 389-417.

24. Sheila Benhabib, “On Contemporary Feminist Theory” in Dissent, 1989 (Summer), p. 370.

25. Henrietta Moore (ed), The Changing Nature of Anthropological Knowledge, p.7.

26. Там же, с.8.

27. Rayna Rapp, “Moral Pioneers: Women, Men and Fetuses on a Frontier of Reproductive Technology” in Leonardo, Michaela di (ed.). Gender at the Crossroads of Knowledge: Feminist Anthropology in the Postmodern Era (University of California Press, 1991) pp. 383-396.

28. Cynthia Enloe, Does Khaki Become You? The Militarization of Women’s Lives (London: Pluto Press, 1983) c. 17.

29. Frederic Jameson, Postmodernism, or the Cultural Logic of Late Capitalism. In: New Left Review, 1984, No 146, pp. 53-92.

30. Edward Said, Orientalism. (New York: Random House,1978).

31. Например, административное деление на республики, автономии и т.п. в бывшем СССР как часть политического проекта осуществлялось на основании сконструированных представлений о лингвистических, этнических, исторических общностях.

32. Michelle Rosaldo and Louise Lamphere(ed). Op.cit., p.11.