Финская заговорная грамота

Мы видим, как на чудских окраинах Руси уже в раннем средневековье переплетались финно‑угорские, славянские, дохристианские, христианские и еретические идеи и обычаи. Об этом свидетельствуют также жертвенные места саамов и самодийцев, где среди массы жертвенных предметов могут быть обнаружены символы не только местного, но и христианского культа.

Результатом этого взаимодействия культур стала еще одна сенсационная находка, представляющая собой древнейший финский писаный текст. Одна из новгородских берестяных грамот, которых обнаружено ныне более 1000, датированная XIII в., содержит необычный текст, записанный кириллическими буквами:

«Юмолануоли.i. нимижи

Ноулисъханолиомобоу

Юмоласоудьнииохови»

Вот как его перевел один из ведущих финно‑угроведов Е.А. Хелимский:

«Божья стрела, 10 имен твоих

Стрела сверкни, стрела выстрели

Бог суд так правит»

В грамоте употребляется знакомое нам имя небесного бога Юмала: ему принадлежат стрелы, которыми бог поражает злых духов – правит небесный суд (вспомним о чудесной способности финского владыки стрелять сразу тремя стрелами); показательно, что в финском фольклоре словом юмала могут обозначать и христианского Бога, и колдуна. Записанный заговор явно направлен против духов болезней – и в славянских заговорах их истребляют Божьи стрелы. Один из русских заговоров призывает: «И стрели батюшко, истинный Христос, в мою любимую скотинку своим тугим луком и калеными стрелами в ясныя очи, в сырую кость, и угони, выганивай двенадцать ногтей, двенадцать недугов, тринадцатый набольший».

Другой русский заговор не менее интересен для понимания того, насколько взаимными были представления финно‑угров и славян. Сам Господь Саваоф «испускает» в этом заговоре от своего престола «царя грома и царицу моланию; царь гром грянул, царица молания огненное пламя спустила, молния освистала; разскакались и разбежались всякие нечистые духи; и как из тыя Божией милости, из грозной тучи вылетает грозная громовая стрела, и сколь она грозно и пылко и ярко, и приничево диявола изгоняет, и нечистаго духа КССН (неясная аббревиатура – имя демона), и мамонта насыльного, и нахожего у меня, раба Божия, и из двора выганивает, камень и древо разбивает». Божьи стрелы должны прогнать дьявола и насыльного «дворового мамонта» в свои прежние жилища. Дело в том, что представления о мамонте как о древнем допотопном чудовище, обитателе подводного мира, характерны для финно‑угорского фольклора, и из него перешли в русский заговор.

Интересно, что среди финских слов в новгородской грамоте читается одно древнерусское – «суд»: видимо, представление о Божьем суде стало доступно прибалтийским финнам в результате русского христианского влияния – вспомним суд Яня Вышатича над волхвами. Юмала, в этом тексте небесный стрелок, уже явно ассоциируется с христианским Богом.

В свою очередь, по верованиям русских поморов, болезни – это стрелы, которые пускают из Корелы по ветру колдуны. Нойданнуоли – горящая стрела, выпускаемая колдуном, – не знает промаха. «С ветру» начинается колотье в суставах, которое именуется «стрелья» или «стрел». Тех же колдунов часто приглашают как целителей, ибо только они и могут вылечить болезнь, а также на похороны и свадьбу; они же считаются искусными кораблестроителями. Новгородская берестяная грамота – раннее свидетельство таких взаимосвязей русского и финского обрядового фольклора.