400 Лет наконец удалось вытеснить мавров из Испании. Но как сопоставить

технологии строительства Альгамбры и готического собора, или технологии

изготовления дамасской и миланской сталей? Исламский мир явно опережал Запад в

освоении десятичной системы счисления и в развитии фармакопеи, которая была

предметом вожделения тех западных людей, которые нуждались в лечении. Но

исламские методы лечения тоже были разновидностью народной медицины; почти не

было связи между теорией болезни и ее лечением. Зато западная система

феодализма обладала -- как раз в силу децентрализации власти и способности

создавать вне себя города с их совершенно иной институциональной структурой --

потенциалом превращения в совершенно иное общество, и результатом стало такое

ускорение технологических изменений, что Запад постепенно оставил позади все

другие общества, в том числе и своих феодальных предшественников.

Европейские города-государства

Среди городов существовали и такие, которые стали главными центрами торговли,

которым удалось намного раньше соседей выскользнуть из-под власти феодальных

ограничений. Существовали политически независимые города-государства: Венеция,

Генуя, Флоренция, ганзейские города на берегах Северного и Балтийского морей и

датские города. [См.: J. R. Hicks, A Theory of conomic History (New York:

Oxford University Press, 1969). В главе 4 этой небольшой книги Хикс развивает

интересную "экономическую теорию города-государства". Ср. Мах Weber, General

conomic History (New York: First Collier Books d., 1961) p. 260. См. также о

городах и их отношениях с национальными государствами XVI века у Броделя:

Femand Braudel, The Mediterranean, vol. 1 (New York: Harper & Row, 1972), pp.

315--352.] В других культурах не найти ничего подобного той свободе

самоуправления, которая была достигнута и долго поддерживалась в этих

европейских городах и городах-государствах. Ближайшими предшественниками -- и

опять-таки в Европе -- были греческие города-государства, которые процветали в

VI--IV веках до новой эры. Ничего достаточно близкого не найти в великих

цивилизациях Азии или мусульманского мира. Как отметил Макс Вебер, за

пределами Запада не существовало "городов, как целостных образований". ["Вне

Запада не было городов в смысле единых образований. В средние века их

характерными чертами были наличие собственного закона и суда, и какая-либо

форма самоуправления". Weber, General conomic History, p. 261.] Один из

известнейших британских экономистов сэр Джон Хикс считает город-государство

уникальным западным явлением, "даром Средиземноморья", которое некогда было

одновременно великим торговым путем и местом расположения "хорошо защищенных"

городов-государств. ["Тот факт, что европейская цивилизация прошла через фазу

городов-государств, есть принципиальный ключ к различию исторических путей

Европы и Азии. Причины этого главным образом географические. Европейский

город-государство есть дар Средиземноморья. С точки зрения технических

условий, сохранявшихся на протяжении большей части письменной истории,

Средиземноморье имело выдающееся значение как перекресток дорог между

странами, стоявшими на очень разных ступенях развития производства; кроме

того, этот регион богат узкими горными долинами и щелями, островами и мысами,

которые в прежние времена было легко оборонять. В Азии просто не было ничего

сравнимого по богатству возможностей." (Hicks, A Theory of conomic History,

p. 235)]

Голландские и ганзейские города-государства, конечно, оспорили бы такое

толкование истории, которое превращает их в дар Средиземноморья, и, может

быть, в буквальном смысле неверно, что феномен городов-государств не

встречался нигде вне Европы. Но нет сомнений, что европейские

города-государства были в Европе главными центрами растущей торговли с XIII

века вплоть до полного становления централизованных монархий в XVI веке, и их

значение сохранялось еще и некоторое время после этого.

Мало свидетельств того, что их политические или экономические принципы

благоприятствовали освобождению торговли от политических стеснений. С

политической точки зрения в них господствовали купеческие семьи, для которых

монополии и торговые права были естественным следствием политической власти.

Но эти торговые монополии оспаривались конкурентами, которым грозило

исключение из торговли, и во многих случаях они находили поддержку и защиту в

соперничавших городах-государствах. В отличие от Китая и древних империй,

Европа со своими неокрепшими монархиями и городами-государствами подошла к

периоду открытий, не располагая достаточно сильной центральной властью,

которая могла бы контролировать доступ своих торговцев к выгодным торговым

возможностям, хотя порой отдельные сатрапы пытались взять такие торговые

каналы под свой контроль. Возникшие, в конце концов, центры сильной власти не

приняли форму монолитной империи, но образовали ряд национальных государств,

которые, подобно прежним городам-государствам, продолжили соперничество за

торговые преимущества.

Характеристика: плюралистические аспекты феодализма

При всех своих недостатках западноевропейский и, вероятно, японский феодализм

содержали, видимо, зачатки социального устройства, пригодного для устойчивого

экономического роста. Возникновение в средние века городов и малочисленного

класса профессиональных торговцев представляет собой одну из нитей развития,

тянущуюся от времен темновековья до наших дней. Но есть и еще один аспект

феодализма, который, быть может, имел еще более фундаментальное значение для

экономического развития -- чувство плюрализма.

В сущности, феодализм заключался в параллельности структур военной власти и

земельного владения. Земля считалась принадлежащей сюзерену, который наделял

ею своих военных вождей; они, в свою очередь, раздавали часть этой земли или

всю землю в наделы своим подчиненным, также в обмен на верность и службу. На

Востоке тот же метод использования земли для материальной поддержки солдат

ограничивался предоставлением пожизненных наделов. Наделы не переходили к

наследникам, и по смерти каждого воина его земля перераспределялась среди

преемников по службе. На Западе и в Японии земельный надел оставался в семье,

так же как и обязательство нести военную службу. [Femand Braudel, The Wheels

of Commerce (New York: Harper & Row, 1982), p. 595--596. Бродель усматривает

зачатки капитализма в хозяйственных структурах, которые обретали

независимость, будучи окруженными квазинезависимыми политическими структурами

феодализма: "В Японии ... семена капитализма были посеяны в период Ашикага

(1368--1573), с возникновением экономических и социальных сил, независимых от

государства (будь то гильдии, свободные города, сети торговцев, связывавшие

между собой далеко отстоящие местности, купеческие группы, которые зачастую не

подчинялись никому)". (р. 589)]

Самым поразительным политическим результатом феодализма западного и японского

образца была множественность центров власти, и каждый такой центр соединял ту

или иную военную силу с хозяйственной базой, необходимой для ее поддержки.

Бродель, возможно, был прав, полагая право наследования важнейшим фактором

этого процесса. [Там же: Бродель видит значение наследуемости богатства для

развития капитализма в необходимости накопления (р. 599), в том числе ради

сосредоточения богатств, которые поднимающийся класс торговцев смог бы взять

из рук угасающей феодальной знати (pp. 594--595). В американской истории роль

накопления была менее существенна, чем она могла бы быть во Франции, а

перехода богатств от феодальной знати к новому классу торговцев просто не

было.] Дело в том, что если бы вождь обладал только пожизненным правом на свой

надел земли, по мере его старения самые честолюбивые и дальновидные из

подчиненных переносили бы свою лояльность на его властелина, который обладал

бы правом перераспределять земельное имущество. Результатом было бы ослабление

власти сеньоров и усиление власти их сюзеренов. Подобно капитализму, феодализм

принадлежит к типу обществ со множеством наследственных центров власти, и

заманчиво предположить, что расцвет капитализма в Японии и в европейских

обществах был связан с тем, что здесь уже укрепились институты наследственной

собственности и значительной личной независимости (пусть только в верхних

слоях общества).

Самые широкие истолкования принципа суверенитета в политической философии

предполагают, что суверен или государство являются абсолютными собственниками

всех своих подданых и всей их собственности. Такого типа концепции были

эффективно реализованы в странах ислама, в Китае, Индии, в древнейших

империях, и в немецкой философии XIX века. Для сторонников такого

всеобъемлющего истолкования суверенитета феодализм был ничем иным, как

анархией. Короли и князья, занимавшие высшие позиции в пирамидах феодальной

власти -- а в Европе было множество феодальных иерархий -- были не столько

подлинными суверенами, сколько индивидуумами, которые по договору с другими

индивидуумами, своими вассалами, установили определенные системы прав и

обязанностей. Оставалась мечта о возвышающемся надо всеми императоре Священной

Римской империи, но это была всего лишь мечта. Хуже всего, что обязательства

были взаимными, то есть король был обязан помогать вассалу при нападении на

него, а в случае малолетства наследника должен был защищать его владения и

передать их ему по достижении зрелости. Феодальная концепция двухсторонних

договорных отношений между сюзереном и вассалами опять-таки до некоторый

степени подобна позднейшим концепциям, характерным для капиталистического

общества -- о правительстве как договоре между государством и гражданами,

легитимность которого зависит от согласия последних.

Чтобы охватить весь спектр договорных отношений средневековья, термин

феодализм был распространен на поместную систему выделения земли в обмен на

невоенные услуги. В этом смысле поместная система распространила систему

договорных отношений за пределы военной иерархии и включила крепостных и слуг,

получавших землю в обмен на невоенные услуги и платежи. У городов вначале

также были феодальные покровители, которым они были обязаны разными услугами и

платежами.

В обществе, следующему восточной традиции воспринимать все население и

собственность принадлежащими суверену, феодализм вполне мог бы принять форму

передачи вассалам абсолютной и неограниченной власти суверена над землей и ее

обитателями. Но в Западной Европе население с помощью обычая, традиции и

договора закрепило свои обязательства перед сеньорами и перечень их прав и

привилегий, подобно тому, как сеньоры фиксировали свои отношения с

вышестоящими по рангу.

Таким образом, существует политическая перспектива, позволяющая видеть в

феодализме предшественника капитализма не только во времени, но и в логическом

плане: здесь идея абсолютистского государства была отвергнута в пользу идеи

государства, в котором все виды власти и полномочий ограничены соглашениями с

населением и с независимыми социальными институтами. Очень может быть, что

военная мощь, позволившая отклонить претензии государства на абсолютизм,

зависела от института передачи по наследству земельных владений военных вождей

среднего звена. Для понимания источников богатства Запада стоит добавить, что

пожизненное закрепление должностных позиций, столь обычное для военного

феодализма восточного типа, оказывало экономически неблагоприятное влияние,

поскольку давало владельцу пожизненного поста все стимулы для кратковременной

сверхэксплуатации и никак не стимулировало вложение дохода ради долгосрочных

усовершенствований. Представляется, что это пример еще одной институциональной

особенности, которая служила децентрализации политической власти и полномочий

и, при этом, оказалась более эффективной в экономическом плане, чем возможные

альтернативы.

Упадок феодализма

Идеалами феодальных институтов были стабильность и безопасность, а не

изменения и рост. По мере того как западное общество начинало ориентироваться

не на стабильность, а на рост, взаимоотношения между его институтами и

классами изменялись. Абсолютное и относительное значение одних институтов и

классов увеличивалось, других -- падало; появлялись и новые институты. В целом

этот процесс будет легче охватить после того, как в следующей главе мы

рассмотрим расширение торговли и возвышение класса профессиональных торговцев.

Здесь же стоит отметить, что упадок ориентированного на стабильность

феодального общества был вызван инновациями того типа, отвергнуть которые было

нелегко, поскольку они затрагивали военное дело. Сердцевина феодализма --

военный союз короля и вассалов, и развитие военной технологии, разрушившее

военную основу этого союза, привело к его развалу. В конце XV века боевые

возможности феодальной конницы начали быстро убывать, а феодальный замок стал

бесполезен в качестве опоры армии. Главной из этих двух причин упадка военного

феодализма была первая: утрата боевой роли защищенной тяжелыми доспехами

конницы.

Основой боевой мощи стала профессиональная армия, соединявшая пехоту

(копейщиков, арбалетчиков, мушкетеров), осадную артиллерию и кавалерию. Это

начатое в Италии изменение не было просто результатом освоения огнестрельного

оружия. В первую очередь речь шла об эффективности пехоты, сформированной из

усиленной арбалетчиками городской милиции (производство арбалетов стало

основой создания новой отрасли производства в Италии). Когда выяснилось, что

арбалетчики, копейщики и кавалерия способны к более организованным и слаженным

действиям, чем солдаты ополчения, начался переход к организации

профессиональных армий. [William H. McNeill, The Pursuit of Power (Chicago:

University of Chicago Press, 1982), pp. 73--77. Ричард Бин (Richard Bean, "War

and the Birth of the Nation State", Journal of conomic History 33, щ 1 (March