XIV веке большой эпидемии чумы, английский парламент принял закон о работниках

[25 dw. III, st. 2 (1350)], который требовал от слуг и работников

"довольствоваться" той оплатой, которую они получали пять лет назад. Похоже,

что никому просто не пришло в голову, что продуктивность хозяйства можно было

бы увеличить, просто изменив приоритеты при использовании сократившегося

предложения труда, обрабатывая больше земли менее интенсивно, или что

губительность эпидемии можно было так или иначе смягчить.

Любопытно, что, стремясь с помощью регулирования, основанного на традиции,

привычке и законе, сделать жизнь более безопасной, избегая при этом рисков

нерегулируемой торговли и производства, средневековое общество явно понижало

безопасность жизни людей. Всякий раз во время кризисов: войн или голода,

возникала практика нерегулируемой, свободной торговли. Будучи плохо

приспособлены к нерегулируемой торговле, политические и экономические

институты средневекового общества еще хуже могли справляться с нерегулируемой

торговлей в периоды кризисов. Эта торговля не была сбалансированным обменом

одних благ на другие, с использованием денег и с оплатой импорта из доходов,

получаемых, как правило, от экспорта. Импортная торговля возникала всякий раз

в ответ на мгновенную насущнейшую нужду, при катастрофической нехватке денег

из-за плохого урожая, повсеместного неурожая или войны. Для закупок

требовались займы. Но феодальная экономика не поощряла развития кредита.

Нормальное функционирование относительно самодостаточных поместий и городов не

порождало значительных результатов во внешней торговле, будь то в форме

задолженности поместьям, городам или еще кому-либо либо в форме запасов золота

и серебра. Не приходилось рассчитывать на то, что из доходов урожайных лет

легко удастся выплатить долги, сделанные для закупки зерна в неурожайные годы:

в урожайные годы объем торговли бывал слишком незначительным для накопления

нужных сумм. Церковный запрет на взимание процентов, естественно, уменьшал

число людей, готовых ссужать деньги в долг, и делал менее вероятной

возможность получения этих денег назад, что еще сильнее сокращало предложение

кредита. Так что не удивительно, что в результате плохого урожая далеко не

всегда предпринимались закупки продовольствия: обычно результатом был голод.

[См.: Braudel, Structure of veryday Life, p. 74: "... считается что Франция,

которая по любым стандартам является страной с благодатным климатом, пережила

10 общенациональных случаев голода в Х веке, 26 в XI, 2 в XII, 4 в XIV, 7 в

XVI, 11 в XVII и 16 в XVIII. Хотя никак нельзя гарантировать точность

вычислений за XVIII век, единственный риск в том, что они сверхоптимистичны,

поскольку обходят вниманием сотни и сотни местных, областных случаев голода (в

Мэне, например, в 1739, 1752, 1770 и 1785 гг.), а на юго-западе страны в 1628,

1631,1643, 1662, 1694,1698, 1709 и 1713 гг. Местные неурожаи не всегда

совпадали с общими по стране."] Усилия сохранить стабильность феодальных

отношений увеличивали тяготы, сопутствовавшие неизбежным невзгодам и

бедствиям, и имели своим конечным результатом то, что система феодализма, --

подобно вошедшему в поговорку дубу, который под ветром не гнется --

разрушилась частично в силу собственной негибкости.

В конце XX века вряд ли разумно высмеивать средневековые усилия по смягчению

непреложных неопределенностей хозяйственной жизни с помощью закона, обычая,

политического контроля и призывов к социальной справедливости. Ведь мы до сих

пор не избавились от голода, и почти всегда он -- следствие неспособности

достаточно усовершенствовать средневековые приемы добывания, транспортировки и

распределения продуктов питания в охваченных голодом районах. Реальные

проблемы лежат глубже. Средневековая точка зрения защищала людей от

болезненных психологических последствий понимания собственной ответственности

за личные несчастья и одаряла бряцавших железом рыцарей и купавшихся в роскоши

церковных иерархов нежащим сознанием того, что осуществляемое ими насилие

служит торжеству справедливости, а не является, как оно и было на самом деле,

грубым и жестоким бандитизмом. Проблема в том, что позднейшие общества порой

выбирали идеологии, которые, подобно средневековым, освобождали многих от

чувства ответственности, а правителей -- от чувства вины.

Города и политические права

Обычно средневековый город получал некоторую политическую автономию, покупая у

сюзерена хартию. По поводу хартий велись переговоры, порой с применением

насилия, и они предоставляли самоуправление разного уровня, вплоть до полной

свободы от феодальных обязанностей. Такое развитие было возможно только в

странах, которые не смогли создать сильные централизованные монархии. Во

Франции, Англии и Испании города в борьбе между монархом и его баронами

тяготели к лагерю поднимающихся монархий, и в результате их политические

обязательства перед проигравшей стороной уменьшались. Но упрочившиеся монархии

показали городам, что на место феодальных сеньоров пришла еще более давящая и

внушительная сила. Эта власть не освобождала горожан. В XVII веке в Англии и в