3. Немецкая классическая философия как теоретическая предпосылка возникновения диалектического материализма

История философии и история социальной науки показывают с полной ясностью, что в марксизме нет ничего похожего на «сек­тантство» в смысле какого-то замкнутого, закостенелого учения, возникшего в стороне от столбовой дороги развития мировой циви­лизации. Напротив, вся гениальность Маркса состоит именно в том, что он дал ответы на вопросы, которые передовая мысль человечества уже поставила. Его учение возникло как прямое и непосредственное продолжение учения величайших представите­лей философии, политической экономии и социализма.

Учение Маркса всесильно, потому что оно верно. Оно полно и стройно, давая людям цельное миросозерцание, непримиримое ни с каким суеверием, ни с какой реакцией, пи с какой защитой бур­жуазного гнета. Оно есть законный преемник лучшего, что создало человечество в XIX веке в лице немецкой философии, английской политической экономии, французского социализма.

Ленин В. И. Три источника и три составных части марксизма.— Полн, собр. соч., т. 23, с. 40—43

А) диалектика гегеля

Кант начал свою научную деятельность с того, что он превра­тил Мыотонову солнечную систему, вечную и неизменную,— после того как был однажды дан пресловутый первый толчок,— в исто­рический процесс: в процесс возникновения Солнца и всех планет из вращающейся туманной массы. При этом он уже пришел к тому выводу, что возникновение солнечной системы предполагает и ее будущую неизбежную гибель. Спустя полстолетия его взгляд был математически обоснован Лапласом, а еще полустолетием позже спектроскоп доказал существование в мировом пространстве та­ких раскаленных газовых масс различных степеней сгущения.

Свое завершение эта новейшая немецкая философия нашла в системе Гегеля, великая заслуга которого состоит в том, что он впервые представил весь природный, исторический и духовный мир в виде процесса, т. е. в беспрерывном движении, изменении, преобразовании и развитии, и сделал попытку раскрыть внутрен­нюю связь этого движения п развития¹. С этой точки зрения

¹ В черновом наброске «Введения» гегелевская философия характеризу­ется следующим образом: «Гегелевская система была последней, самой закон­ченной формой философии, поскольку философия мыслится как особая наука, стоящая над всеми другими науками. Вместе с ней потерпела крушение вся философия. Остались только диалектический способ мышления и понимание

история человечества уже перестала казаться диким хаосом бес­смысленных насилий, в равной мере достойных — перед судом созревшего ныне философского разума — лишь осуждения и ско­рейшего забвения; она, напротив, предстала как процесс развития самого человечества, и задача мышления сселась теперь к тому, чтобы проследить последовательные ступени этого процесса среди всех его блужданий и доказать внутреннюю его закономерность среди всех кажущихся случайностей.

Для нас здесь безразлично, что Гегель не разрешил этой задачи. Его историческая заслуга состояла в том, что он поставил ее. Задача же эта такова, что она никогда не может быть разрешена отдельным человеком. Хотя Гегель, наряду с Сен-Симоном, был самым универсальным умом своего времени, но он все-таки был ограничен, во-первых, неизбежными пределами своих собствен­ных знаний, а во-вторых, знаниями и воззрениями своей эпохи, точно так же ограниченными в отношении объема и глубины. Но к этому присоединилось еще третье обстоятельство. Гегель был идеалист, т. е. для него мысли нашей головы были не отражениями, более или менее абстрактными, действительных вещей и процессов, а, наоборот, вещи и развитие их были для Гегеля лишь воплотив­шимися отражениями какой-то «идеи», существовавшей где-то еще до возникновения мира. Тем самым все было поставлено на голову, и действительная связь мировых явлений была совершен­но извращена. И как бы верно и гениально ни были схвачены Геге­лем некоторые отдельные связи явлений, все же многое и в частно­стях его системы должно было по упомянутым причинам оказать­ся натянутым, искусственным, надуманным, словом — извращен­ным. Гегелевская система как таковая была колоссальным недо­носком, но зато и последним в своем роде. А именно, она еще страдала неизлечимым внутренним противоречием: с одной сторо­ны, ее существенной предпосылкой было воззрение на человече­скую историю как на процесс развития, который по самой своей природе не может найти умственного завершения в открытии так называемой абсолютной истины; но с другой стороны, его система претендует быть именно завершением этой абсолютной истины. Всеобъемлющая, раз навсегда законченная система познания при­роды и истории противоречит основным законам диалектического мышления, по это, однако, отнюдь не исключает, а, напротив,

всего природного, исторического и интеллектуального мира как мира беско­нечно движущегося, изменяющегося, находящегося в постоянном процессе возникновения и исчезновения. Теперь не только перед философией, но и пе­ред всеми, науками было поставлено требование открыть законы движения этого вечного процесса преобразования в каждой отдельной области. И в этом заключалось наследие, оставленное гегелевской философией своим преемникам". Ред.

предполагает, что систематическое познание всего внешнего мира может делать гигантские успехи с каждым поколением.

Энгельс Ф. Анти-Дюринг.— Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 2O, с.22—24

Но при разложении гегелевской школы образовалось еще иное направление, единственное, которое действительно принесло плоды. Это направление главным образом связано с именем Маркса...

Разрыв с философией Гегеля произошел и здесь путем возврата к материалистической точке зрения. Это значит, что люди этого направления решились понимать действительный мир — природу и историю — таким, каким он сам дается всякому, кто подходит к нему без предвзятых идеалистических выдумок; они решились без сожаления пожертвовать всякой идеалистической выдумкой, которая не соответствует фактам, взятым в их собственной, а не п какой-то фантастической связи. II ничего более материализм вообще не означает. Новое направление отличалось лишь тем, что здесь впервые дейсгвительно серьезно отнеслись к материалисти­ческому мировоззрению, что оно было последовательно проведе­но — по крайней мере в основных чертах — во всех рассматривае­мых областях знания.

Гегель не был просто отброшен в сторону. Наоборот, за исход­ную точку была взята указанная выше революционная сторона его философии, диалектический метод. Но этот метод в его гегелев­ской форме был непригоден. У Гегеля диалектика есть самораз­витие понятия. Абсолютное понятие не только существует — не­известно где — от века, но и составляет истинную, живую душу всего существующего мира. Оно развивается по направлению к самому себе через все те предварительные ступени, которые под­робно рассмотрены в «Логике» и которые все заключены в нем самом. Затем оно «отчуждает» себя, превращаясь в природу, где оно, не сознавая самого себя, приняв вид естественной необходи­мости, проделывает новое развитие, и в человеке, наконец, снова приходит к самосознанию. А в истории это самосознание опять выбивается из первозданного состояния, пока, наконец, абсолют­ное понятие не приходит опять полностью к самому себе в геге­левской философии. Обнаруживающееся в природе и в истории диалектическое развитие, то есть причинная связь того поступа­тельного движения, которое сквозь все зигзаги и сквозь все времен­ные попятные шаги прокладывает себе путь от низшего к высше­му,— это развитие является у Гегеля только отпечатком само­движения понятия, вечно совершающегося неизвестно где, но во всяком случае совершенно независимо от всякого мыслящего человеческого мозга. Надо было устранить это идеологическое

10

извращение. Вернувшись к материалистической точке зрения, мы снова увидели в человеческих понятиях отображения действи­тельных вещей, вместо того чтобы в действительных вещах видеть отображения тех или иных ступеней абсолютного понятия. Диа­лектика сводилась этим к науке об общих законах движения как внешнего мира, так и человеческого мышления: два ряда зако­нов, которые по сути дела тождественны, а по своему выражению различны лишь постольку, поскольку человеческая голова мо­жет применять их сознательно, между тем как в природе,— а до сих пор большей частью и в человеческой истории — они прокла­дывают себе путь бессознательно, в форме внешней необходимости, среди бесконечного ряда кажущихся случайностей. Таким обра­зом, диалектика понятий сама становилась лишь сознательным m ражённом диалектического движения действительного мира. Вместо с отим гегелевская диалектика была перевернута, а лучше сказать — вновь поставлена на ноги, так как прежде она стояла па голове. И замечательно, что не одни мы открыли эту материа­листическую диалектику, которая вот уже много лет является нашим лучшим орудием труда и нашим острейшим оружием;

немецкий рабочий Иосиф Дицген вновь открыл ее независимо от нас и даже независимо от Гегеля.

Энгельс Ф. Людвиг Фейербах и конец классической немецкой философии.— Маркс К., Энгельс Ф. Соч ,23, с.21—22

Мистифицирующую сторону гегелевской диалектики я подверг критике почти 30 лет тому назад, в то время, когда она была еще в моде. Но как раз в то время, когда я работал над первым томом «Каппгала», крикливые, претенциозные и весьма посредственные эпигоны, задающие топ в современной образованной Германии, усвоили манеру третировать Гегеля, как некогда, во времена Лсссинга, бравый Мозес Мендельсон третировал Спинозу, как «мертвую собаку». Я поэтому открыто объявил себя учеником этого великого мыслителя и в главе о теории стоимости местами даже кокетничал характерной для Гегеля манерой выражения Мистификация, которую претерпела диалектика в руках Гегеля, отнюдь не помешала тому, что именно Гегель первый дал все­объемлющее и сознательное изображение ее всеобщих форм дви­жения. У Гегеля диалектика стоит на голове. Надо ее поставить на ноги, чтобы вскрыть под мистической оболочкой рациональное зерно.

В своей мистифицированной форме диалектика стала немец­кой модой, так как казалось, будто она прославляет существую­щее положение вещей.

Маркс К. Капитал, т.1. Послесловие ко второму изданию.— Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т.23, с. 21—22 ''

11

...Когда я сброшу с себя экономическое бремя, я напишу «Диа­лектику». Истинные законы диалектики имеются уже у Гегеля — правда, в мистической форме. Необходимо освободить их от этой формы...

Маркс К. Письмо к И. Дицгену, 9 мая 1868 г.— Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 32, с. 456

То, что тот же самый Ланге говорит о гегелевском методе и о моем применении отого метода, является поистине детским лепе­том. Во-первых, он ничего не понимает в гегелевском методе и поэтому, во-вторых, имеет еще гораздо меньше представления о моем критическом способе его применения. В одном отношении оп напоминает мне Моисея Мендельсона. Этот прототип неудержи­мого болтуна писал JLccniiry: как это могло Вам прийти в голову принимать всерьез «эту мертвую собаку — Спинозу»? Точно так же г-н Ланге удивляется тому, 'по Энгельс, я и другие принимаем всерьез мертвую собаку — Гегеля, после того как Бюхнер, Лап-ге, д-р Дюринг, Фехпер и т. д, давно сошлись на том, что они его, беднягу, давно похоронили. Ланге пренапвно говорит, что в эм­пирическом материале я «двигаюсь на редкость свободно». Ему и в голову не приходит, что это «свободное движение в материале» есть не что иное, как парафраз определенного метода изучения материала — именно диалектического метода.

Маркс К. Письмо Л. Кугелъману, 27 июня 1870 г.— Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 32, с. 571—572

Вряд ли необходимо отмечать, что общая теоретическая точка зрения настоящей книги в философском, экономическом и поли­тическом отношениях не вполне совпадает с моей теперешней точ­кой зрения. В 1844 г. еще не существовало современного между­народного социализма, который с тех пор, прежде всего и почти исключительно благодаря усилиям Маркса, полностью развился в науку. Моя книга представляет собой только одну из фаз его эмбрионального развития. И подобно тому как человеческий зародыш на самых ранних ступенях своего развития воспроизводит еще жаберные дуги наших предков — рыб, так и в этой книге повсюду заметны следы происхождения современного социализма от одного из его предков — немецкой философии.

Энгельс Ф. Предисловие к английскому изданию «Положения рабочего класса в Англии» 1892 года.— Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 22, с. 276—277

...Я опрокинул все учение о прибыли в его прежнем виде. Для метода обработки материала большую услугу оказало мне то, что я по чистой случайности вновь перелистал «Логику» Геге-

12

ля,— Фрейлиграт нашел несколько томов Гегеля, принадлежав­ших прежде Бакунину, и прислал мне их в подарок. Если бы ког­да-нибудь снова нашлось время для таких работ, я с большим удовольствием изложил бы на двух или трех печатных листах в до­ступной здравому человеческому рассудку форме то рациональное, что есть в методе, который Гегель открыл, но в то же время и мисти­фицировал.

Маркс К. Письмо Ф. Энгельсу, 14 января 1858 г.— Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 29, с. 212

Насколько эта диалектика¹ есть безусловно последнее слово всей философии, настолько же крайне важно, с другой стороны, освободить ее от мистической оболочки, которую она имеет у Ге­геля.

Маркс К. Письмо Ф. Лассалю, 31 мая 1858 г.— Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 29, с. 457

Без Гегеля, конечно, обойтись невозможно, и притом нужно время, чтобы его переварить. «Малая Логика» в «Энциклопедии» — очень хорошее начало... Главная часть — это «Учение о сущ­ности»: раскрытие абстрактных противоположностей во всей их несостоятельности, причем как только собираешься удержать лишь одну сторону, так она незаметно превращается в другую и т. д. Вы можете уяснить себе это всегда на конкретных примерах. Например, яркий образец нераздельности тождества и различия Вы как жених найдете в себе самом и в Вашей невесте. Совершен­но невозможно установить, является ли половая любовь радостью от того, что тождество в различии или различие в тождестве? Откиньте здесь различие (в данном случае полов) или тождество (принадлежности обоих к человеческому роду), и что же у Вас останется? Я припоминаю, как меня вначале мучила как раз эта нераздельность тождества и различия, хотя мы не можем и шагу ступить, чтобы не наткнуться на это.

Но никоим образом не следует читать Гегеля так, как читал его г-н Барт, именно для того, чтобы открывать в нем парало­гизмы и передержки, которые ему служили рычагами для построе­нии. Это работа школьника. Гораздо важнее отыскать под не­правильной формой и в искусственной связи верное и гениальное Так, переходы от одной категории к другой или от одной противо^ положности к следующей почти всегда произвольны. Часто это происходит при помощи остроты, как, например, положительное и отрицательное - § 120 - оба «гибнут», чтобы Гегель мог перей­ти к категории «основания». Раздумывать об этом много - значит просто терять время.

¹ Диалектика Гегеля. Ред.

13

Так как каждая категория у Гегеля представляет собой сту­пень в истории философии (он по большей части и указывает ка­кого рода ступени), то Вы сделаете хорошо, если возьмете для сравнения «Лекции по истории философии» (одно из гениальней­ших произведений). Для отдыха могу Вам порекомендовать «Эсте­тику». Когда Вы уже несколько вработаетесь в нее, то будете пора­жены.

Энгельс Ф. Письмо К. Шмидту, 1 ноября 1891 г.— Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 38, с. 176—177

Я штудирую теперь, кроме всего прочего, Копта, потому что англичане и французы так много кричат об этом субъекте. Их подкупает в нем энциклопедичностъ, синтез. Но по сравнению с Гегелем это нечто жалкое (хотя Конт превосходит его как специа­лист в области математики и физики, то есть превосходит в дета­лях, ибо в целом Гегель бесконечно выше даже и здесь). И этот дрянной позитивизм появился в 1832 году!

Маркс К. Письмо Ф. Энгельсу, 7 июля 1866 г.— Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 31, с. 197

...Гегель вынужден был строить систему, а философская систе­ма, по установившемуся порядку, должна была завершиться абсо­лютной истиной того или иного рода. И тот же Гегель, который, особенно в своей «Логике», подчеркивает, что эта вечная истина есть не что иное, как сам логический (resp.¹: исторический) про­цесс,— тот же самый Гегель видит себя вынужденным положить конец этому процессу, так как надо же было ему на чем-то за­кончить свою систему. В «Логике» этот конец он снова может сде­лать началом, потому что там конечная точка, абсолютная идея,— абсолютная лишь постольку, поскольку он абсолютно ничего не способен сказать о ней,— «отчуждает» себя (то есть превращается) в природу, а потом в духе,— то есть в мышлении и в истории,— снова возвращается к самой себе. Но в конце всей философии для подобного возврата к началу оставался только один путь. А имен­но, нужно было так представить себе конец истории: человечество приходит к познанию как раз этой абсолютной идеи и объявляет, что это познание абсолютной идеи достигнуто в гегелевской фило­софии. Но это значило провозгласить абсолютной истиной все догматическое содержание системы Гегеля и тем стать в противо­речие с его диалектическим методом, разрушающим все догмати­ческое. Это означало задушить революционную сторону под тяжестью непомерно разросшейся консервативной стороны,— и не только в области философского познания, но п в исторической

¹ — respective — соответственно. Ред. 14

практике. Человечество, которое в лице Гегеля додумалось до абсолютной идеи, должно было и в практической области оказаться ушедшим вперед так далеко, что для него уже стало возможным воплощение этой абсолютной идеи в действительность. Абсолют­ная идея пе должна была, значит, предъявлять своим современ­никам слишком высокие практические политические требования. Вот почему мы в конце «Философии права» узнаем, что абсолют­ная идея должна осуществиться в той сословной монархии, кото­рую Фридрих-Вильгельм III так упорно и так безрезультатно обещал своим подданным, то есть, стало быть, в ограниченном и умеренном косвенном господстве имущих классов, приспособлен­ном к тогдашним мелкобуржуазным отношениям Германии. И при­том нам еще доказывается умозрительным путем необходимость дворянства.

Итак, уже одни внутренние нужды системы достаточно объясня­ют, почему в высшей степени революционный метод мышления привел к очень мирному политическому выводу. Но специфиче­ской формой этого вывода мы обязаны, конечно, тому обстоятель­ству, что Гегель был немец и, подобно своему современнику Гёте,-не свободен от изрядной дозы филистерства. Гёте, как и Гегель,-был в своей области настоящий Зевс-олимпиец, но ни тот, ни дру­гой не могли вполне отделаться от немецкого филистерства.

Все это не помешало, однако, тому, что гегелевская система охватила несравненно более широкую область, чем какая бы то ни было прежняя система, и развила в этой области еще и поныне поражающее богатство мыслей. Феноменология духа (которую можно было бы назвать параллелью эмбриологии и палеонтоло­гии духа, отображением индивидуального сознания на различных ступенях его развития, рассматриваемых как сокращенное вос­произведение ступеней, исторически пройденных человеческим сознанием), логика, философия природы, философия духа, раз­работанная в ее отдельных исторических подразделениях: филосо­фия истории, права, религии, история философии, эстетика и т. д.,— в каждой из этих различных исторических областей Гегель старается найти и указать проходящую через нее нить развития. А так как он обладал не только творческим гением, но и энциклопедической ученостью, то его выступление везде составило эпоху. Само собой понятно, что нужды «системы» довольно часто заставляли его здесь прибегать к тем насильственным конструк­циям, по поводу которых до сих пор поднимают такой ужасный крик его ничтожные противники. Но эти конструкции служат только рамками, лесами возводимого им здания. Кто не задер­живается излишне на них, а глубже проникает в грандиозное здание, тот находит там бесчисленные сокровища, до настоящего времени сохранившие свою полную ценность. У всех философов

15

преходящей оказывается как раз «система», и именно потому, что системы возникают из непреходящей потребности человеческого духа: потребности преодолеть все противоречия.

Энгельс Ф. Людвиг Фейербах и конец классической немецкой философии.—Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 21, с. 276—278

Как это более подробно показывается в настоящей книге, натурфилософия, особенно в ее гегелевской форме, грешила в том отношении, что она не признавала у природы никакого развития во времени, никакого следования «одного за другим», а признава­ла только сосуществование «одного рядом с другим». Такой взгляд коренился, с одной стороны, в самой системе Гегеля, которая при­писывала прогрессивное историческое развитие только «духу», с другой же стороны — в тогдашнем общем состоянии естествен­ных наук. Таким образом, Гегель в этом случае оказался значи­тельно позади Канта, который своей небулярной теорией уже вы­двинул положение о возникновении солнечной системы, а открыти­ем замедляющего влияния морских приливов на вращение Земли указал на неизбежную гибель этой системы.

Энгельс Ф. Анти-Дюринг.— Маркс К,, Энгельс Ф.

Соч.. т. 2O, с. 12

Человека Гегель делает человеком самосознания, вместо того чтобы самосознание сделать самосознанием человека,— действи­тельного человека, т. е. живущего в действительном, предметном мире и им обусловленного. Гегель ставит мир на голову и по этой причине и может преодолеть в голове все пределы, что, конечно, нисколько не мешает тому, что они продолжают существовать для дурной чувственности, для действительного человека. Кроме того для него неизбежно является пределом все то, что свидетельствует об ограниченности всеобщего самосознания,— всякая чувствен­ность, действительность, индивидуальность людей и их мира. Вся «Феноменология» имеет своей целью доказать, что самосозна­ние есть единственная и всеобъемлющая реальность»... (306) [210].

Ленин В. И. Философские тетради.—Полн. собр. соч., т. 29, с. 37

Гегелевскую диалектику, как самое всестороннее, богатое со­держанием и глубокое учение о развитии, Маркс и Энгельс счита­ли величайшим приобретением классической немецкой философии. Всякую иную формулировку принципа развития, эволюции, они считали односторонней, бедной содержанием, уродующей и кале­чащей действительный ход развития (нередко со скачками; ката­строфами, революциями) в природе и в обществе.

Ленин В. И. Карл Маркс.— Полн, собр. соч., т. 26, с. 53—54

16

Замечательно, что вся глава об „абсолютной идее" почтя ни словечка не говорит о боге (едва ли не один раз случайно вылезло божеское" „понятие"), и кроме того — это NB — почти не со­держит специфически идеализма, а главным своим предме­том имеет диалектический метод. Итог и резюме, послед­нее слово и суть логики Гегеля есть диалектический метод — это крайне замечательно. И еще одно: в этом самом иде­алистическом произведении Гегеля всего меньше идеализма, всего больше материализма. „Противоречиво", но факт!

Ленин В. И. Философские тетради.— Полн. собр. соч., т. 29, с. 215

Нельзя вполне понять „Капитала" Маркса и особенно его I гла­вы, не проштудировав и не поняв всей Логики Гегеля. Следователь­но, никто из марксистов не понял Маркса ¹/, века спустя!!

Ленин В. И. Философские тетради,— Полн. собр. соч., т, 29, с. 162